– Тогда почему ты вдруг стал таким далеким? Почему ты хочешь уйти?

Он молчал.

– Это из-за ребенка? Он кивнул:

– Отчасти да, – со вздохом он снова откинулся на спину и уставился в потолок. – Здесь все не правильно, Оливия. Все. Мы занимаемся любовью в постели твоего мужа. Он может прийти сюда в любую минуту. Что я тогда буду делать? Спрячусь в стенном шкафу? Вылезу в окно?

– Мы с Полом разошлись, Алек.

– Все это вызывает у меня ощущение… грязи. Оливию передернуло. У нее вовсе не было такого чувства, так же, как не было и ни малейшего чувства вины.

– Пол все еще любит тебя. Ты сама это знаешь, разве нет? Если бы он не любил тебя, то не взбесился бы так, увидев тебя в студии. Он не принял бы все настолько близко к сердцу. Пол должен был бы находиться с тобой здесь, в этой постели, а вовсе не я. Это совершенно очевидно, – Алек выпустил ее руку. – Но это еще не все.

Он встал и начал одеваться. Оливия села, прислонившись к спинке кровати. Застегнув джинсы, он снова опустился на кровать и посмотрел на нее.

– Энни умерла совсем недавно, всего восемь месяцев назад. После почти двадцати лет восемь месяцев – это почти ничего. Я все еще слишком… муж Энни, и чувствую себя так, будто предаю ее, – он усмехнулся, но его светло-голубые глаза оставались печальными. – Это звучит немного… я не знаю – мелодраматично, наверное, но несколько лет назад Энни предстояла операция, и она подумала, что может умереть. Она взяла с меня обещание, что если умрет, у меня никого не будет по крайней мере в течение года. Она должна была чувствовать, что я люблю ее так сильно, что и думать не могу о том, чтобы встречаться с кем-либо еще, – он улыбнулся своим воспоминаниям. – Конечно, я и мысли не допускал, что она умрет. И был не в состоянии даже представить себе, что за такой короткий срок смогу заинтересоваться другой женщиной настолько, что влюблюсь в нее. Сегодня, придя сюда, я выбросил из головы воспоминания об Энни, но когда мы закончили заниматься любовью, они поразили меня с новой силой. Как удар молнии, – он посмотрел на залив. – Я вижу ее лицо. Помню, как она просила, – он встряхнул головой и снова посмотрел на Оливию. – Понимаешь, о чем я говорю? – он улыбнулся. – Просто для меня слишком рано, Оливия.

Он встал и поднял свою футболку. Когда он повернулся спиной, Оливия смахнула с лица слезы.

– Прости, – сказал он, поправляя ворот. – Я собирался использовать тебя не более, чем ты – меня.

Он снова сел на край кровати, чтобы зашнуровать кроссовки.

– Я собираюсь позвонить Полу завтра, чтобы внести окончательную ясность. Мы с ним слишком глубоко увязли в этих делах с маяком, чтобы просто сделать вид, будто ничего не произошло. И я хочу, чтобы ты рассказала ему о ребенке. Пожалуйста, Оливия. Ради меня, хорошо? – Потому что, когда он узнает, это приведет его в чувство. Он захочет вернуть тебя. Мы оба это знаем, а когда вы снова будете вместе, я смогу жить дальше, не думая о тебе каждую чертову минуту. Расскажешь?

– Как только он успокоится достаточно, чтобы узнать об этом, – ее голос прозвучал сипло.

Она знала, что даже и тогда будет колебаться, потому что Алек, скорее всего, был прав: когда Пол узнает, он захочет вернуться, а она вовсе не уверена, что ей этого хочется.

– Сделай это поскорее, ладно? – Алек встал и пошел к двери.

Там он остановился и оглянулся. Теперь лунный свет не падал на него, и он выглядел не более чем тенью в дверном проеме.

– Последнее время я часто думаю о том, что Энни, возможно, была не права в некоторых отношениях, – тихо произнес он. – Она была такой сильной, такой привлекательной личностью, что я подчинялся ей независимо от того, соглашался или нет с ее идеями.

Так было… проще. Ее эксцентричность, неорганизованность, то, что она никогда и никуда не могла прийти вовремя – все это всегда казалось мне немного слишком. Ты – ее полная противоположность, и никогда не сможешь походить на нее. Разве ты не видишь этого? Я ценю в тебе как раз все то, что не похоже на нее. Ты совершенно другая в постели, и я знал, что так будет – ты действительно занимаешься этим с удовольствием, – Оливия не видела лица Алека, но слышала улыбку в его голосе. – Я чувствую себя виноватым, что ценю в тебе все это, потому что приходится признать, что с Энни все было не так уж хорошо, как я пытался себя убедить, – он замолчал.

Она услышала, как включился кондиционер и почувствовала на шее поток прохладного воздуха.

– Впрочем, все это неважно. Я хочу сказать, что, наверное, мой долг перед Энни – это тот год, который я обещал ей, а твой перед Полом – рассказать ему о ребенке, – он снова замолчал, и она подтянула колени к груди. – Ты молчишь?

– Я люблю тебя, Алек.

Его тень приблизилась к кровати, постепенно превращаясь в живого осязаемого Алека, который наклонился, чтобы поцеловать ее. Она почувствовала на губах его теплое легкое прикосновение. Затем он повернулся и вышел из комнаты.

ГЛАВА 48

Когда он вернулся домой, Лейси уже спала. Она соблюдала «комендантский час» и в эту пятницу даже никуда не пошла. Оливия была права: хотя Лейси и протестовала вслух, в душе она, похоже, приветствовала ограничения своей свободы. Он слышал, как она по Телефону жаловалась своим друзьям: «Папа не хочет, чтобы я возвращалась домой так поздно», – однако в ее голосе при этом звучала какая-то гордость.

Был уже почти час ночи – слишком поздно, чтобы звонить Полу, но он не сможет уснуть, пока не поговорит с ним. Нужно сделать это быстрее. Он пошел в кабинет, нашел телефонную книгу и, устроившись за письменным столом, набрал номер Пола.

– Алло, – голос Пола звучал бодро. Алек слышал музыку, игравшую в его комнате: что-то инструментальное, классическое.

– Это Алек, Пол. И поскольку уже час ночи, позвольте мне сначала извиниться, если я вас разбудил.

– Я не сплю, – ответил он. – Что-нибудь случилось?

Алек засмеялся.

– Ну, это слишком сильно сказано, – он бесцельно перелистывал страницы телефонной книги. – Я хочу вам сказать, что сегодня утром находился в студии, когда вы пришли туда, и слышал все, что вы сказали.

Пол молчал, и Алек продолжил.

– Жаль, что вы не рассказали мне все честно. Я бы смог понять вашу влюбленность в Энни – в нее было очень легко влюбиться.

– Э-э-э… Оливия уже рассказала вам обо всем?

– Нет. Она сказала, что вы ушли от нее, потому что полюбили кого-то, кто был вам недоступен. Она так и не сказала мне, кто это был.

– А она… Что она рассказала вам? Я хочу знать, она объяснила вам, что это было всего лишь…

– Успокойтесь, – ему было жаль Пола. – Она сказала, что ваши отношения были платоническими, если вы об этом беспокоитесь.

Пол некоторое время молчал.

– Вам повезло, что вы были ее мужем, – наконец сказал он. – Я завидую вам.

– Не стоит завидовать, Оливия – замечательная женщина. Она помогла вернуть мир в мою семью, – Алек вспомнил, как Пол спрашивал Оливию, не спала ли она с ним. Он надеялся, что этот вопрос сейчас не всплывет.

– Не знаю, что на нее нашло. Эти витражи, и все остальное… – сказал Пол. – Это так на нее не похоже! Она просто сошла с ума.

– Бога ради! Если вам кажется, что она ведет себя странно, то, может быть, вам стоит взглянуть на себя? Вы ушли от нее, потому что потеряли голову из-за женщины, которая уже мертва. – Алек посмотрел на фотографию Энни, висевшую на стене над столом. Она сидела на покосившемся заборе и с улыбкой подмигивала ему. – У вас есть хоть капля жалости? Оливия была так расстроена, когда вы ушли, и попыталась, сделать хоть что-то, чтобы вернуть вас.

Пол вздохнул.

– Я не мог выкинуть Энни из головы.

– Энни умерла, Пол, и я – вдовец. А у вас есть жена, живая и красивая, которая все еще любит вас. Вы отбрасываете нечто реальное, ради того, что уже не существует.

– Я знаю, – ответил он тихо.

Алек дошел до буквы «С» в телефонной книге, и его палец застыл на имени Оливии.

– Оливия должна вам кое-что сказать.

– Что именно?

– Поговорите с ней сами. Завтра, – Алек зевнул, внезапно почувствовав усталость. – Да, и, между прочим, не забудьте, что Мери Пур согласилась провести в среду утром экскурсию по дому смотрителей для вас, меня и Нолы.

– Вы все еще хотите, чтобы я остался в комитете?

– Конечно. Пол колебался.

– Этот фрагмент о доме смотрителей мог бы написать кто-нибудь другой.

– Никто из членов комитета не сделает это так, как вы. Значит, увидимся около девяти?

– Хорошо.

Алек повесил трубку, чувствуя себя совершенно измотанным. Он рухнул в постель, но уснуть не смог. Он все еще чувствовал запах Оливии и, каждый раз закрывая глаза, почему-то видел, как она говорит человеку с пораненной рукой, что отделение скорой помощи – не Мак-Доналдс. Это воспоминание заставило его рассмеяться вслух.

Не надо было ходить к ней сегодня, он же знал, что произойдет и хотел этого. Он надеялся, что выясняя отношения с Полом, Оливия как-нибудь обойдет эту незначительную подробность. Одно дело желать чужую жену, и совсем другое – спать с ней.

Утром он проснулся невыспавшимся. Его сон был полон кошмарами о маяке и фантазиями об Оливии. Он вылез из постели и хмуро глянул в зеркало в ванной комнате. Давно уже он не видел таких темных кругов у себя под глазами. Он напоминал жертву преследований из фильма ужасов.

Он спустился вниз, взял из шкафа ящик с инструментами Энни, принес его на кухню и поставил у задней двери. Затем он насыпал в миску хлопья и налил чашку кофе.

Сегодня он должен навестить маяк. Необходимо сделать еще несколько снимков, прежде чем его передвинут, потому что после этой процедуры он уже не будет таким, как прежде. Вид будет другой, воздух на галерее будет пахнуть не так, и ощущения будут совсем иными.

Он выдвинул ящик стола рядом с холодильником и достал стопку фотографий маяка. Последний раз он их рассматривал много недель назад. Он прислонил их к стакану с соком и сел завтракать.