– Пам – просто шакал…

– Знаешь, они уже определили, в каком университете ребенок будет учиться, в общем, все было так, будто я – пустое место. Я спрашиваю себя, зачем мне все это нужно? С каждым днем я все больше отдаляюсь от нее, мне абсолютно все равно, я ничего не чувствую. Смотрю на этот жалкий цирк, как зритель, прикованный к стулу!

– Всегда ненавидела цирк…

– Как я тебя понимаю! Этот запах… и потом, я клоунов боюсь, – улыбается Риккардо.

– А как Барбара переносит беременность?

– Как голливудская звезда! О чем ты спрашиваешь? Она делает себе какое-то зелье из ростков пшеницы, которые заказывает в Америке, пьет витамины, ходит на пилатес, арт-терапию, по полной программе. – Но самое ужасное… наверное, мне не стоит тебе говорить, ну да ладно… она настаивает, чтобы у нас были отношения… говорит, что «это полезно для ребенка». А я – как только подумаю, что мой ребенок смотрит на меня, да и вообще… Каждый вечер, клянусь тебе, вру, что у меня болит голова!

– Вот ведьма! Как подумаю, что я вас познакомила…

– Ну и что? Не ты же толкнула меня в ее объятия, как раз наоборот, ты меня предупреждала в тот день, когда я впервые ее увидел! Если б тогда я тебя послушал…

Вот расскажи кому – не поверят!

Приходит эсэмэска от Андреа: он волнуется.

Я забыла ему позвонить.

– Кто это в такое время?

– Никто… Деньги на телефоне заканчиваются.

Мелкая ложь не помеха.

– Когда состоится следующая аудиенция?

– Завтра вечером. Но я сказал им, что поеду к родителям.

– Правда поедешь?

– Да. Нужно набраться смелости.

– Я буду скучать, – опрометчиво говорю я. – То есть… то есть чисто дружески.

– Я тоже… дружески.

Долю секунды наши взгляды встречаются, и в этот миг наши глаза говорят за нас все. А потом Риккардо выходит.

Остаюсь сидеть за столом, прислушиваясь к своему сердцу. Мне и грустно, и горько, но голова у меня ясная.

Теперь я точно знаю, чего хочу.

Утром, придя на работу, замечаю, что Андреа нервничает. Всеми правдами и неправдами стараюсь его избегать.

– Кьяра, можешь зайти ко мне на минутку?

Захожу и закрываю дверь.

– Нам нужно серьезно поговорить.

– Я слушаю.

– Ты играешь в какую-то игру, я тебя не понимаю.

– Прости? – смотрю на него с недоумением.

– Вот видишь? Опять. Стоишь на своем, будто хочешь меня спровоцировать.

– По правде говоря, нет, – пожимаю плечами.

– Кьяра, я не знаю, что еще придумать, я хочу понять, неужели я для тебя ничего не значу? Приглашаю тебя на ужин, даю ключи от квартиры, ты остаешься у меня ночевать, и я даже не прикасаюсь к тебе, я отношусь к тебе как к фарфоровой вазе, а тебе совершенно безразлично. Если ты утратила ко мне интерес, все, я сдаюсь.

– Нет, просто… не в этом дело. Я тебе говорила, что у меня сейчас сложный период в жизни.

– Да, но я чувствую себя полным идиотом. Я теряю время на ухаживания за девушкой, которая меня отвергает, но которой нравится, что за ней бегают.

Тон разговора не предвещает ничего хорошего.

– Ну, после всего, что случилось, я считаю, что нужно взять паузу и все обдумать, это нормально. Ты недавно развелся, у меня тоже свои проблемы…

– Да, но при чем тут это? Я хочу знать, могу ли я на тебя рассчитывать, будешь ли ты со мной, не напрасно ли все то, что я делаю, – запальчиво отвечает он.

– Ты хочешь сказать, что все это был фарс?

– Нет, совсем не это. Хочу понять, вдруг я зря трачу время, пытаясь показать тебе, что я могу быть другим? Потому что, если это так, лучше я переключусь на ту, которая меня оценит, рядом с которой я не буду чувствовать себя как на американских горках.

Американских горках?

– Я тебя не понимаю, Андреа. Вчера вечером все было в порядке, что случилось?

– Нет, не все. Ты ушла, не захотела, чтобы я тебя подвез, не позвонила мне, когда приехала к маме, а сегодня, когда пришла на работу, даже не удостоила меня взглядом. По правде говоря, мне кажется, ты смеешься надо мной.

Андреа зол не на шутку, я начинаю чувствовать себя плохой девочкой. Вот именно, точно как в детстве.

«Умоляю, Андреа, не ругай меня, я буду умницей».

– Так что? Скажи, что ты собираешься делать?

Вот он, ключ к разгадке: когда Андреа меня отвергает, я только и мечтаю о том, чтобы быть с ним.

– Я хочу быть с тобой, я думала, это очевидно.

– А! Ну вот, – слегка ошарашенно отвечает Андреа. – Я просто хотел это узнать.

– Можно мне теперь идти?

– Да, то есть нет. Иди сюда, пожалуйста.

Нерешительно подхожу к нему.

– Прости меня, не знаю, что со мной случилось, просто я не выношу, когда ты меня игнорируешь.

Андреа прижимает меня к себе и целует.

Парадоксально, но факт: на этот раз я что-то чувствую.

Доктор Фолли, перестаньте качать головой… вы меня смущаете!

Руки Андреа скользят по моей спине, забираются под майку, гладят меня по бокам, по груди, но вот странно: я деревенею, как фонарный столб.

Может, мое тело таким образом пытается мне что-то сказать?

– Что с тобой? Ты вся напряглась.

– Нет… точнее, да, немного. Знаешь, я уже отвыкла.

– Когда научишься ездить на велосипеде, разучиться уже невозможно, правда?

– Боже, если ездить так, как мы тогда… помнишь, упали…

Андреа смеется.

– И потом, по правде говоря, офис не лучшее место…

– Ты права, теперь мы можем встречаться у меня дома, зачем же делать это наспех, согласна?

– Да, конечно…

– Хотя по-своему привлекательно… Ну что? Вечером у меня дома?

– Сегодня, к сожалению, не могу. У подруги день рождения, она очень хотела меня видеть.

Я могу написать учебник готовых отговорок. Даже не трачу сил, чтобы придумать что-то новенькое.

– Ладно, тогда заезжай потом.

– Договорились, я позвоню, когда все закончится.

Хотя у меня уже начинает болеть голова…

Семнадцатый сеанс

– Риккардо уехал к родителям в Геную, сестры вечно нет дома, Андреа делает мне слишком много авансов. Короче, в последнее время у меня в голове полный кавардак.

– Андреа перешел в наступление? Разве вы не сказали ему, что между вами все кончено? Помните? Шкатулка номер три!

– Да, сказала, но потом… знаете, как это бывает…

– Нет, расскажите-ка, – настаивает Фолли без тени улыбки.

– Ну… в общем… – Я складываю руки на груди.

Я не рассказывала Фолли ни о пикнике, ни об ужине в индийском ресторане, ни о поцелуях, ни о том, что я была у Андреа дома, ни о его недавнем приставании в офисе. И как теперь выдать краткую, но правдоподобную версию всего происшедшего?

– Кажется, он хочет все вернуть.

Пожалуй, через неделю я расскажу ему все, что случилось неделей раньше, и тогда ситуация выправится.

– То есть он хочет возобновить с вами отношения?

– В том-то и дело! Он стал очень обходительным, я уже говорила. Мне все-таки кажется, что он изменился. Теперь, когда Риккардо больше не со мной, я спрашиваю себя, может быть, попытаться снова?

– Хотите, дам вам совет как психотерапевт?

– Как мужчина, как друг, как брат – выбирайте.

– Совет, впрочем, один: будьте осторожны.

– Но он стал таким внимательным, заботливым, много рассказывает о себе, о том, как тяжело он переживает развод, хочет, чтобы я стала частью его жизни. Знаете, он тоже проходит курс терапии, ходит к гештальт-психологу!

Фолли вздыхает.

– Если он действительно изменился, разве наши отношения не могут наладиться?

– Кьяра, послушайте меня внимательно. Я думаю, вы сейчас уязвимы, потому что переживаете отдаление Риккардо, уход Сары. Это совершенно нормально. Ощущение покинутости – самое горькое и самое сильное чувство в вашей жизни, давайте учиться ему противостоять. Меня радует то, что вы захотели встретиться со мной раньше и рассказать обо всем. Это означает, что вы хотите избежать импульсивных реакций, вы учитываете мое мнение и верите в эффективность терапии. Я, как вы знаете, ничего не могу вам навязать, да и никто не может, но я могу предложить вам выждать, взвесить все за и против. Советую вам разобраться в себе, попытаться понять, что вы испытываете к Андреа. Боюсь, что вас толкает к нему страх одиночества, а не ваше сердце.

– Не вижу особой разницы.

– Видите ли, Кьяра, страх пустоты бывает жутким и пронзительным. Понимаю, я прошу вас сделать невероятное усилие. Но, научившись распознавать эту тревогу, вы наконец-то сумеете контролировать свое душевное состояние, управлять своей жизнью. Поняв разницу между настоящей болью, связанной с потерей близких, и отвлеченным страхом одиночества, вы сможете противостоять ему.

Когда нахлынет страх, нужно просто подождать. Отдаться на волю волн так, будто это вода. Остановиться и ждать. И когда волна спадет, не встретив вашего сопротивления, вы поймете, что живы и стали еще сильнее, чем прежде. Вы не станете вымаливать внимание и заботу у людей, которых на самом деле не любите, с единственной целью – соответствовать старым поведенческим моделям, которые себя давно исчерпали.

– Тогда объясните мне, доктор Фолли, такой парадокс: если человеку на меня наплевать, почему я чувствую, что он меня все больше притягивает?

– Потому что, как вы сами сказали мне во время наших первых встреч, вы уверены, что любовь надо заслужить, это не есть нечто само собой разумеющееся, даже родительская любовь. Поэтому, когда кто-то отдаляется от вас, вы сразу решаете, что сделали что-то не так, и пытаетесь любыми способами это компенсировать. Такое поведение очень опасно, если вы имеете дело с людьми, склонными к манипуляторству или нарциссизму. Вы постоянно чувствуете себя виноватой, все время унижаетесь, чтобы заслужить их прощение. И такая канитель может продолжаться без конца, создавая совершенно безвыходную ситуацию.

– Вы нарисовали какой-то апокалиптический сценарий.

– Это взгляд стороннего наблюдателя: именно так было с вами прежде.