Федерика Боско - SOS! Любовь!

– Слушай, мне тошно от одной мысли, что нам надо поговорить. Не знаю даже, как я завтра встречусь с тобой. Как бы я хотел, чтобы ты не работала больше в нашем бюро! Я должен был это предполагать, я очень сильно рисковал и теперь расплачиваюсь.

– Нет, нет, нет, – безутешно рыдаю я. – Андреа, нет, ты – вся моя жизнь, ты – самое главное, что у меня есть. Скажи, что я должна сделать, и я сделаю это, только попроси. Если хочешь, я уволюсь, только не бросай меня, пожалуйста…

Я присела на корточки на полу под окном. Единственное, что я хочу, – стереть из памяти эти два дня.

– Все, пока…

Он отключается.

«Нет. Нет. Нет. Нет. Не уходи, прошу тебя!» Этот крик, многократно усиленный, раздается в моей голове. Голос пропал, его поглотила боль, та самая боль, что съедает меня живьем, по кусочкам. Поскорее бы она сожрала меня всю, без остатка.

Дверь открывается, входит Риккардо – собрать мои кости.

– Посмотри, на кого ты похожа! Что случилось? Я не мог поверить, что ты станешь так унижаться. хотел войти, но потом подумал, что это не мое дело.

Он садится рядом, прижимает меня к себе, укачивает. Я не сопротивляюсь. Боль блокировала сознание.

Не могу ни двигаться, ни говорить, не хочу никого видеть, не хочу никого слышать, не хочу, чтобы меня утешали, не хочу, чтобы меня трогали, не хочу ничего. – Пусть только Андреа скажет, что передумал.

Ради этого я на все готова.

– Видел я женщин, склонных к саморазрушению, но ты превосходишь их всех, вместе взятых! Зачем ты так? Что бы он тебе ни сказал, ты не должна умолять его вернуться, не должна выпрашивать его любовь. Нельзя, чтобы кто-то решал, достойна ты любви или нет. Нельзя так унижаться.

Молчу. Нет у меня ответов. И никогда не было.

– Ну, высморкайся и расскажи мне все.

Мотаю головой, не могу говорить, только плачу.

– Это пойдет тебе на пользу, расскажи!

Продолжаю держать глухую оборону.

– Хорошо, давай я позову твою сестру, и ты с ней поговоришь!

– Сару? Не надо, пожалуйста!

– Вот видишь, говорить можешь. Смелее, расскажи, что произошло?

Не переставая всхлипывать, пересказываю ему наш разговор.

Риккардо внимательно слушает, не перебивая. Потом закуривает и пристально смотрит на меня, приподняв бровь, и наконец изрекает:

– Он тебе вешает лапшу на уши.

– Что ты сказал? – переспрашиваю чуть слышно.

– Спорю, он все это выдумал, от начала и до конца!

– Но… почему ты так решил?

– Потому что я мужчина. Ты уж поверь.

– Вы тоже считаете, что он вешает мне лапшу на уши?

– Трудно сказать.

– Что значит «трудно»? У вас ведь есть мнение по любому поводу…

– Мне бы нужно покрутить магический шар, но я забыл его в другом пиджаке.

– Андреа все объяснил очень логично. Мне это и в голову не пришло, я действовала импульсивно, вела себя как капризная девчонка, поставила его в неловкое положение.

Фолли хмурит лоб:

– Вы вели себя соответственно обстоятельствам, непредвиденным и довольно неприятным, реагируя на них очень достойно. Все верно, вы могли бы раскричаться, устроить сцену, но ваш первый порыв – бежать, заподозрив измену, – перевесил, и в этом нет ничего плохого.

– Но он звонил мне тысячу раз, а я не отвечала. Разве это не выглядит вызывающе?

– Это выглядело бы именно так, если бы данная ситуация возникла по вашей вине, но вы просто защищались, чтобы снова не оказаться в нелепом положении.

– Значит, я не должна отвечать на его звонки?

– Кьяра, вопрос не в том, должна или не должна . Нужно считаться не только с чувствами других людей, но в первую очередь  – со своими. Запомните, ваше личное благо превыше всего. Иначе получается так, что он возлагает на вас ответственность за случившееся, и в этой вывернутой наизнанку ситуации вы радуетесь, что получили возможность искупить вину.

– Вы где-то прочитали об этом или сами придумали, на ходу?

– Все-таки я получил диплом, хоть и учился заочно.

– Есть какой-то способ изменить мое душевное состояние?

– А как вы себя чувствуете?

– Слабой, грустной, брошенной, потерянной, одинокой.

– Вы нарисовали очень яркую и точную картину своего эмоционального состояния.

– Наверное, потому, что я знаю себя уже тридцать пять лет.

– Ощущение потери после внезапного разрыва отношений абсолютно нормально. Это как настоящий траур: мы вынуждены смириться с ситуацией, над которой не властны, а наш мозг категорически отказывается принимать это. Нужно время, чтобы привыкнуть. Я бы очень хотел, чтобы вы поразмыслили над тем, что я осмелюсь назвать «ноговытирательством». Это не новый гаджет, это ваша манера общения с Андреа, в результате которой вы всегда чувствуете себя ни на что не годной, виноватой.

– Но это сильнее меня. Если кто-то повышает голос и обвиняет меня в чем-то, я просто отключаюсь. Я не могу ответить тем же и в итоге убеждаю себя, что сама виновата. Знаете, однажды в школе две наглые девчонки сильно толкнули меня прямо на окно, я нечаянно локтем разбила стекло, но они сказали, что я сама виновата, мне еще и попало. В другой раз Барбара сказала, что я должна вернуть ей деньги, мне казалось, что я их уже вернула, но, поскольку я засомневалась, пришлось отдать снова. Позавчера соседка жаловалась, что никто не моет лестницу, которую вечно пачкает собака жильцов с четвертого этажа. В результате я вымыла лестницу.

Фолли не меняет выражения лица уже двадцать минут. Может, у него парез лицевого нерва?

– Если бы я попросил вас убрать здесь, в студии, потому что мне некогда, вы бы сделали это?

– Конечно! – с готовностью отвечаю я.

– Но почему? – Фолли вытаращил глаза.

– А почему нет? Вы всегда так любезны со мной, я была бы рада оказать вам небольшую услугу.

– Но я-то не оказываю вам услугу, я работаю, а вы платите за эти сеансы свои деньги!

– Да, ну и что? Одно не противоречит другому.

– Кьяра, вспомните, мы с вами говорили о границах допустимого: я не имею права просить вас ни о чем подобном, потому что я – ваш психотерапевт. Одно абсолютно противоречит другому! Это вам понятно? – Он говорит со мной как с тупицей.

– Ладно, я не буду у вас прибираться.

– Вы не должны этого делать не потому, что я заявил, что это неправильно, а потому, что вы сами это понимаете!

Боже, во что превращается эта терапия…

– Хорошо, согласна, только не сердитесь так!

– Я не сержусь! Я пытаюсь объяснить вам… Хорошо, такой пример: если Барбара сообщит вам, что она уже три месяца встречается с Андреа, что вы будете делать?

Вздыхаю и морщусь:

– Господи, доктор, это очень сложно. Знаете, нет такого мужчины, который устоял бы перед Барбарой; раньше или позже, но это все равно случилось бы.

– То есть вы не разозлились бы? Не разошлись бы с ней?

– Мне не под силу с ней тягаться, это точно. Я ей в подметки не гожусь; если уж она решит, что он ей нужен, она своего добьется.

Фолли молчит.

– Я неправильно ответила?

– Не бывает неправильных ответов. Просто я надеялся, что вы ответите иначе.

– Когда твоя жизнь катится черт знает куда, должна же быть какая-то причина?! В общем, как в футболе, есть команды, выступающие в премьер-лиге, и команды второго дивизиона, я всегда чувствовала себя игроком из второго дивизиона. Главное, что я честно себе в этом признаюсь, правда?

– Нет, Кьяра. Это имело бы значение, если бы у вас, к примеру, не было бы руки, а вы хотели бы во что бы то ни стало стрелять из лука. Ваша теория про людей второго сорта в корне ошибочна. Откуда у вас это убеждение?

– Это теория моего бывшего поклонника Луиджи, он единственный продержался целый год. Чрезвычайно самоуверенный, голова набита всяческими теориями – он считал себя специалистом во всех областях человеческого знания. А еще ему нравилось проповедовать.

Он, правда, с детства мечтал стать священником, но родители не позволили, они хотели, чтобы он продолжил семейный бизнес – производство унитазов; таким образом, Луиджи пришлось подчиниться воле отца. Парень был так затюкан, что стал самым противным из всех управляющих компанией.

Он прекрасно устроился и умело лавировал между тем, что ему велели делать, и тем, чего он хотел на самом деле.

Мы познакомились с ним на похоронах. Правда, он не был знаком с покойным и друзей покойного тоже не знал: его интересовала проповедь. Он сидел в церкви на скамейке рядом со мной и сосредоточенно слушал. Когда после службы мы пожали друг другу руки, он натянуто улыбнулся и сказал, что находит обычай жать руку незнакомцам антисанитарной.

После этого он трещал без перерыва. Рассказал об архитектурном стиле, о мозаиках, растолковал задачи Второго Ватиканского собора и прочитал наизусть «Верую» по-латыни.

Знаю, что вы сейчас подумали: почему я не вспомнила свой предыдущий негативный опыт и не сбежала от этого типа куда глаза глядят?

Но я ведь не знала, что он такой странный. Мне казалось, что нужно дать ему шанс…

– Вы и Джеку-потрошителю дали бы шанс…

– Мы стали встречаться. Он был очень умен, с недурным чувством юмора, имел утонченный вкус и всегда хорошо одевался. По выходным он брал меня в паломнические поездки к особо чтимым иконам – Мадонна Лоретская, святой Антоний Падуанский, святая Рита из Кашии – или в деловые поездки: Монтекассино, Ассизи, Сульмона, Лурд.

Он считал, что романтический уикэнд неплохо совместить с церковным праздником в какой-нибудь богом забытой деревне. Но вообще-то, он был довольно мил, всегда что-то читал и дарил мне массу книг. Один раз даже подарил электронный молитвенник.

Мне было приятно осознавать, что он ведет себя как мой наставник, заботится о моем образовании, рассказывает много такого, чего я не знаю.

Не важно о чем. Если бы он принялся обучать меня чтению по Брайлю, я все равно была бы рада. Мне льстила сама мысль о том, что кто-то интересуется мной.