Мысленно переношу ситуацию на себя – я-то всегда мечтала, чтобы кто-то меня запер в клетке.

Тараторим, пока долгий, настойчивый звонок домофона не возвращает нас в реальность.

– Ну вот, передышка закончена. Пойду звонить в скорую помощь, чтобы его забрали в психушку.

– Не надо, давай я с ним поговорю. Мне нельзя оставаться одной, а то всю ночь прорыдаю.

Выхожу из подъезда. Риккардо бросается ко мне, приняв меня за Элизу. Но в свете уличного фонаря видит, что ошибся. Когда же до него доходит, кто я такая, он просто немеет от удивления.

– Ты? Какого черта? А-а-а! Я понял, ты – подруга Элизы. Это она тебя подослала?

Еще один последователь Оккама…

– Ты забыл в поезде свой телефон. А еще ты сам звонил Элизе с моего, помнишь? – сухо интересуюсь я.

– О господи! Так вот где мой мобильник! Я с ног сбился: вернулся на вокзал, написал заявление. Вот уж не думал, что он окажется у тебя!

– А что, надо было отдать его кому попало? Кругом одно жулье!

Крутит в руках телефон, улыбается:

– Слушай, а она дома? Ты с ней говорила? Что она тебе сказала? Угрожала позвонить в полицию? Боюсь, что так и сделает. Я хотел остаться здесь до утра – она же завтра пойдет на работу… Кстати, как тебя зовут? Я не помню.

– Кьяра. Мне кажется, лучше оставить ее в покое. – Ну устроишь ты засаду, и что? Тебе есть где переночевать?

– Нет. Друзья уехали на море. Ничего страшного, пристроюсь здесь, сейчас не холодно.

– Конечно! Прекрасная идея, как раз то, что надо, чтобы тебя обвинили в сексуальном домогательстве! Будешь писать ей письма из тюрьмы Сан-Витторе.

– Да плевал я! Мне без нее что здесь, что в Сан-Витторе.

– Слышала, там неплохо кормят, – говорю, присаживаясь на стоящий рядом скутер.

Улыбается.

Я готова совершить самую большую глупость в своей жизни, но этот ужасный день неизбежно должен закончиться каким-нибудь безумством.

– Если тебе некуда пойти, можешь переночевать у меня, – выпаливаю я. – Зачем сидеть здесь всю ночь – она же никуда не убежит. В общем, в качестве альтернативы тюремной камере предлагаю душ, спагетти и пиво. Решай!

Через пять минут мы уже в метро.

Едем молча.

Чувствую, что перегнула палку: сестра просто озвереет, но мне нужно чем-то занять мозги.

Отпираю дверь. Сара в пижаме, со шваброй наперевес, кидается нам навстречу с криком «А это кто?!».

– Воры! Сара, это я, кто же еще? – отвечаю устало.

– Разве ты не в Портофино? Почему ты вернулась? А это кто? Андреа? Могла бы предупредить, я бы, по крайней мере, оделась.

– Нет, это Риккардо. Долгая история. Сегодня он переночует у нас. Я постелю ему на диване.

Пока я готовлю постель, Сара не упускает случая надо мной поиздеваться:

– Ты вообще в своем уме? Эта несчастная идиотка подбирает всех бродячих собак. Что дальше? Приведешь бомжа, который спит под мостом? Или какого-нибудь наркомана, которого надо срочно спасать? Стоп, знаю: следующей будет нигерийская проститутка!

Поворачиваюсь к ней, смотрю очень серьезно и по ее лицу вижу, что мое короткое и ясное сообщение до нее дошло.

– Сара, я очень, очень устала. Пожалуйста, оставь меня в покое хотя бы сегодня вечером! Только сегодня, завтра утром, обещаю, ты выскажешь мне все, что накипело. Договорились?

Сара смотрит на меня, качает головой, поворачивается, чтоб уйти, но все же бурчит: «Если он что-нибудь украдет, ты будешь платить».

– Скорее это он даст нам сотню, чтобы купить продукты.

Лежу в кровати, уставившись в потолок. Не спится.

Мобильник зарядился. Андреа звонил двадцать один раз. Последний – два с половиной часа назад. Может, он устал и сдался?

Перечитываю старые эсэмэски.

«Мне так тебя не хватает. Целую тебя и твоих сестренок».

«Я на совещании, какая скука. Думаю о вас троих, как я хочу с тобой порезвиться и почему ты так меня возбуждаешь?»

«Представляю тебя голой, в римской тоге. Люблю безумно».

«Сестренками» он называл мои пышные груди.

Да, согласна, изысканности ему недостает, но, как я уже сказала доктору Фолли, нужно прощать человеческие слабости. Может, вышло недоразумение? Возможно, бедняжка просто перепутала гостиничные номера или эта девица – его прежняя подружка, которая все еще на что-то надеется.

Отлично, сейчас я ему позвоню, кажется, я пришла в себя, голова ясная. Фолли мог бы мною гордиться.

Набираю номер Андреа, и тут раздается стук в дверь.

– Я же просила оставить меня до завтра в покое. Не терпится, да?

В дверном проеме появляется голова Риккардо.

– Не могу уснуть, перечитываю ее эсэмэски. Ужасно хочется ей позвонить!

– И мне тоже. По правде говоря, я как раз собралась звонить.

– Значит, я вовремя.

Сидим на кровати, уставившись в пустоту.

– Я не могу без нее, это выше моих сил, сейчас позвоню.

– Нет, – удерживаю его за руку, – не надо, ни в коем случае!

– А ты? Ты бы ему позвонила, если бы я не вошел.

– Да, это правда. Но я не позвонила.

– Ну ладно.

Снова смотрим в пустоту, каждый со своим мобильным телефоном.

На этот раз не выдерживаю я:

– Я в туалет.

– А телефон зачем?

– На всякий случай. Вдруг у мамы случится приступ?

– Тогда ответит твоя сестра! – Он вырывает мобильник у меня из рук.

Один – ноль в его пользу.

– Мм, пить хочу, пойду налью водички. Тебе что-то принести? – спрашивает он.

– Я с тобой.

– Нет, не беспокойся, у тебя был тяжелый день, я принесу тебе горячее молоко и печенье, и ты заснешь…

– Я же сказала, что иду с тобой…

Оставив мобильники, идем на кухню.

Со стороны мы напоминаем наркоманов, которые пытаются избавиться от зависимости. Я-то точно подсела на Андреа. Он нужен мне, как доза. Руки у меня дрожат, дыхание перехватывает.

Риккардо готовит спагетти, а я потягиваю красное вино.

Пока варятся макароны, успеваю опустошить пол-бутылки.

– Риккардо, это самые вкусные в мире спагетти!

– Кьяра, ты уже пьяна. Макароны переварились, соли нет… Вы, вообще-то, покупаете продукты?

– Очередь Сары, я-то уехала прожигать жизнь в Портофино.

– Добро пожаловать в клуб разбитых сердец! Почему, скажи мне, почему все заканчивается так нелепо?! Ты влюбляешься в человека, хочешь провести с ним, то есть с ней, остаток жизни, впервые, может быть, всерьез думаешь о детях.

Ты не представляешь, сколько раз я возвращался в Геную рано утром в понедельник и шел прямо на работу или гнал четыре часа на машине только для того, чтобы поужинать с ней. И вот она решает зачеркнуть все, что между нами было, все воспоминания, все лучшие мгновения. Как будто можно сложить все это в коробку и бросить в реку. Вы, женщины, действительно странные существа.

В голове вдруг проясняется.

– Странные? Черта с два! Нам хочется того же самого. Просто фазы не совпадают. Когда мы готовы завести семью, вы говорите, что вам всего-навсего сорок лет и вы пока не готовы. А когда мы уже ни на что не надеемся, вы вдруг заявляете, что всегда мечтали о большой семье, но нам к тому моменту уже все равно, мы бежим с корабля, не дожидаясь, пока он потонет.

– По-моему, Элиза просто испугалась.

– Чего это она, интересно, испугалась? Тебя? Ты себя переоцениваешь. Да мы постоянно посылаем вам сигналы, а вы их игнорируете! – стучу кулаком по столу.

– А вы? Вначале вы такие добрые, все понимаете, все прощаете. Вы такие лапочки, такие нежные, всегда готовы заниматься любовью, смотрите футбол и обожаете наших друзей. Но месяца через три начинает проявляться ваша истинная натура. Вам становится все труднее скрывать деспотичные замашки: вы начинаете контролировать каждый наш шаг, учите, что и как нам нужно делать, пытаетесь изменить наши привычки!

– Разве мы виноваты, что вы ведете себя как дети? Видите не дальше своего носа и никогда не думаете о последствиях!

– Но вы нам не верите ни на грош! Обращаетесь с нами как с умственно отсталыми!

– А вы ведете себя как умственно отсталые! – ору я.

– А вы – как сумасшедшие истерички!

– Это вы доводите женщин до такого состояния, на вас вообще невозможно положиться, вы ходите вокруг да около, и, если мы обо всем не позаботимся, вы так и будете пальцем в носу ковырять!

– Ишь ты, принцесса! А ты никогда не задумывалась, что нам ни к чему действовать, раз вы сами прекрасно со всем справляетесь?

– А у нас нет выбора, вы даже не умеете жевать жвачку на ходу!

– Вот видишь? Проблема в том, что вы считаете себя лучше нас, но в глубине души нам завидуете, завидуете мужской дружбе, вас раздражают наши успехи, и тогда вы отыгрываетесь на домашнем хозяйстве: «ты не умеешь загружать посудомоечную машину», «все время поднимаешь крышку унитаза»… Знаешь, что я тебе скажу? Да плевать мы хотели на это! Вы хотели равенства полов? Вперед!

– Браво, молодец! – хлопаю в ладоши. – Весьма зрелые суждения. По-твоему, эмансипация исключает уважение? Мы работаем наравне с мужчинами, плюс на нас – дом и семья, мы должны из кожи вон лезть, чтобы нас воспринимали всерьез, при этом платят нам меньше, и вы еще ждете от нас благодарности за то одолжение, которое вы нам сделали? Да все женщины хотят укрыться за каменной стеной, дорогой мой, хотят ласки и защиты. Нам хочется почувствовать себя хрупким созданием, но никто им такой возможности не дает!

Раздается трель мобильного телефона.

– Мой или твой?

– Не знаю, беги!

Рыбкой ныряю в кровать и хватаю телефон, мне пришло сообщение: «Ложитесь спать, балбесы! Сара».

Наутро встаю поздно.

Наверное, я боюсь, что, проснувшись, снова буду с тоской смотреть на этот проклятый телефон. Андреа больше не звонит, это меня беспокоит и обостряет чувство потери. Если он не звонит, это означает, что у него есть дела поважнее, а я будто падаю в пропасть.

Заглядываю в гостиную, Риккардо уже нет. По крайней мере, перед тем как уйти, он сложил диван.

Чувствую, кто-то больно хватает меня за руку и тащит на кухню.