Она уже свыклась со старыми пассиями возлюбленного и даже считала, что это в какой-то степени неплохо, ведь может же он хоть кому-то хранить верность. Но вот появления новой любови у своего избранника Шура перенести не могла.

– Не может быть… – снова повторила она, не замечая, что Томочка давно упорхнула в кабинет. – Не может быть… Так вот почему…

Вот почему ее так легко отправили в отпуск… Вот почему он на нее даже не взглянул… Даже отпускных не выдал… Или отпускные сюда не относятся?

Идя домой, Шура решила, что посвятит все свободное время поиску нового рабочего места, а сейчас включит музыку и насладится страданиями в полной мере.

Но возле самого подъезда мальчишки с третьего этажа вместе со своим молодым папашей играли в хоккей, и им позарез понадобилась Шура.

– Шура-а, – позвали они. – Постой вот здесь, а?

Вот здесь – это там, где кончалось их придуманное хоккейное поле.

– Мне некогда, – слабо отбивалась Шура. – Вы как-нибудь сами…

– Шурочка, пожалуйста, постойте, – упрашивал уже и мужчина.

Ну не умела Шура отказывать. Конечно, без всякого удовольствия она встала там, куда ее попросили.

– Во! Нормально! Давай шайбу! – закричали мальчишки и тут же погрузились в игру.

На третьем этаже распахнулась форточка, и на весь двор раздался голос молодой жены:

– Вася! Ты с кем там? Я вижу, ты уже не играешь, а заигрываешь! Что это за баба у вас на воротах?! – Но тут женщина узнала Шуру и расслабленно махнула рукой. – А, так это Шура. Ничего, играй, играй…

Шуре даже обидно стало. К ней что, уже совсем никого приревновать нельзя? Шура что…

Она не успела додумать. Ощутимый удар пришелся прямо чуть пониже спины, кстати, оттуда, откуда никто не ждал. Да Шура и вовсе ни на какие удары не рассчитывала.

– Го-о-о-ол!!! – кричала одна команда.

– Штанга!!! Штанга! – орала другая. – Во, смотри, куда попал! Прямо вот сюда! А если б гол, тогда б сюда!

Ребята беззастенчиво разглядывали место, куда попала шайба, а Шура даже почесаться не могла – неудобно при мальчишках. Но, черт, как же было больно!

– Слышь, штанга, пойдем-ка домой, – раздался рядом родной голос. Вот каким ветром принесло сейчас сестрицу Альку?! И что за манера всегда появляться в самый неподходящий момент! – Пойдем, – неодобрительно смотрела на сестру Алька, кивая в сторону подъезда.

Шура молча согласилась.

– Шурка, так хочется спрыгнуть с диеты. У тебя что-нибудь есть для приема родни? – быстро пронеслась Алька из прихожей прямо на кухню и открыла холодильник. – Ага… вот… колбаска подойдет. Да ты садись, у меня серьезный разговор. Ты завтра-послезавтра свободна?

Шура глубоко вздохнула.

– Я теперь вообще свободна… неизвестно сколько. Я в отпуске. В вынужденном. Неоплачиваемом.

– А что такое? – усмехнулась сестра. – Твой любимый до сих пор не догадался, что ты – его судьба?

Шура горько махнула рукой и, стараясь не заплакать, рассказала все. Закончила уж совсем трагически:

– Какая там судьба. У него теперь… у него Катюша там какая-то… С такими вот… – Она кивнула на грудь сестры: – Как у тебя! Вот с такими ведрами! Ну и… понятно, что я…

Алька погладила себя по груди:

– Ну а что ж делать… Что есть, то есть… Но главное, милая моя, не в этом! – Она уселась напротив Шуры и осмотрела ее с ног до головы, будто видела в первый раз. – Ты на себя посмотри! Ты же… Вот правильно тебя сегодня назвали, штанга и есть! Хотя нет. Штанга – та железная, а ты… ты ж мякиш для беззубых. Амеба. Инфузория туфелька. Терпило какое-то!

Шура даже задохнулась от такого напора:

– Почему это… терпило? Откуда у тебя этот… уголовный жаргон?!

– Хорошо, гусеница – ботанический жаргон тебе больше по душе? Медуза – жаргон с ароматом морского бриза… – мечтательно подбирала характеристики для сестры Алька. – Ты на себя посмотри! Ты ж… Тебя вон вместо штанги, как неодушевленный предмет, сегодня дети – дети! – воткнули. А тебя только слово задело. Ладно, ты не можешь устроить свою личную жизнь – выбрала себе в идолы холеного толстопуза и теперь играешь Офелию. Но тебя увольняют с работы! Тебя не считают за человека дети! К твоему счетчику подключился весь подъезд! Ты одна из всего дома платишь за домофон! Почтальон за сломанные ящики приходит ругать только тебя! Почему?! Что ты пашешь за всех? Ты забыла старую добрую истину: больше всех в колхозе пахала лошадь, но председателем так и не стала.

– Мне теперь что, повеситься? – уныло перебила ее Шура.

Алька дернула бровью:

– Это будет наш план Б.

– А план А? – удивилась Шура, оказывается, у сестры имеется еще какой-то план.

– План А немного другого направления, – задумчиво проговорила сестра. – Тебе придется всю себя изменить. Всю! В корне! Уже через день ты ощутишь перемены, а через неделю это увидят окружающие и станут тебя ненавидеть.

– За что? – охнула Шура.

– Когда ты себя изменишь, у тебя появится куча поводов. Ты должна стать стервой. Ну-у-у… не знаю, насколько из тебя получится стерва высшей пробы, но тебя хотя бы станут замечать. А когда тебя замечают, это уже… Короче, все, что ты делала до этой минуты, ты должна делать наоборот. Это просто.

– Ничего себе просто! Это ж… как это вообще?

– Обыкновенно, – не смутилась Алька. – Вот возьмем сегодняшний пример, ты ушла в отпуск, так?

– Так.

– А завтра ты приходишь, садишься в свое кресло и начинаешь… делать себе маникюр.

– Да меня ж выгонят! – испугалась Шура.

– Тебя и без маникюра выгнали, чего терять-то? – пожала плечами Алька. – Вот давай: ты как будто шеф, а я – это ты, Шура. Но только новая. Давай, заходи.

Алька развалилась на стуле и принялась водить пальцем по ногтям.

– Арченко! – тоном шефа крикнула Шура. – Ты что это ногти красишь?! Я ж тебя уволю!

– Да погоди ты, – остановила ее сестра. – Ты сначала должна спросить, почему я не в отпуске!

– Точно… – вспомнила Шура и снова насупила брови. – Арченко! Ты почему не в отпуске?! Я ж тебя вчера отправил… То есть ты ж сама вчера захотела!

Алька посмотрела на Шуру каким-то неприличным, заигрывающим взглядом и растянула в улыбке пухлые накрашенные губы:

– Ох, я та-ака-ая непостоянная! Вчера захотела, сегодня расхотела. Чего я в этом отпуске забыла? Пусть вон… Эта толстуха идет… Толстуха, Шур, у вас есть там какая-нибудь?

– Ну да… Только неприлично ее толстухой-то…

– Это тебе вчерашней было неприлично, сегодня уже вполне допустимо. Ты ж стерва теперь! Ну, не отвлекайся. Значит, пусть толстуха идет.

– Но-о… – Шура замялась. – А почему ты тогда не работаешь?

– Это я-то не работаю?! – даже вскочила новоиспеченная «Шура». – А кто, по-вашему, здесь пашет днем и ночью? Да я уже за этот год пятилетку отпахала, между прочим!

– Мне не нужны такие работники. Я вас увольняю, Арченко, – язвительно сообщила Шура.

– Ха! Подумаешь, невидаль! Я тогда к конкурентам пойду и все ваши производственные секреты раскрою.

– А я тебя посажу!

– Не-а, – беззаботно покачала головой Алька. – Их и так уже все знают. А я только уточню. И потом… я ж ничего не подписывала. Я и понятия не имею, что это такая важная информация.

– Ну ты и сволочь, Алька, – не выдержала Шура. – Я, между прочим, вообще никаких секретов не знаю.

– А это неважно. Ты вот кипела от злости, а со мной полчаса беседу вела. А не так, как с тобой, уволили и даже не посмотрели в твою сторону.

– Откуда ты знаешь? – вспыхнула Шура.

– Это тоже неважно, – отмахнулась Алька и вдруг спросила: – У тебя деньги есть?

Шура хмыкнула. Конечно, деньги бы ей не помешали, но она как-то и представить не могла, что попросит их у своего любимого начальника. А сам любимый… начальник… даже не заикнулся об отпускных.

– Нет у меня денег, – гордо тряхнула головой Шура. – Но… Я считаю, что не в деньгах счастье.

Алька скривилась:

– Шур, ты… ты это… не говори так больше, хорошо? А то мне потом тяжело людям доказывать, что моя сестра не больная… В общем, как я поняла, денег у тебя нет. Это еще лучше. Значит, недолго будешь отказываться. Короче, я тебе предлагаю работу. Ты же помнишь Гарика? Ну, моя последняя любовь сейчас! Совсем не помнишь?

Шура честно старалась вспомнить:

– Аль, у тебя последняя была Юра Хохлов. Ты говорила, что за него замуж собираешься.

– Так это я собиралась, а он… – Алька на секунду насупила брови, быстренько изобразила печаль и тут же махнула рукой. – Он, Шура, подлец, не любит меня, и не говори больше о нем. И что ты на подлецах зацикливаешься? Я ж тебе говорю, моя последняя любовь – Гарик. Гарик, это…

Алька воздела очи к потолку, и Шура поняла, что сейчас услышит длинный монолог на тему «О боже, какой мужчина!». Поэтому она быстро перевела разговор в безопасное русло:

– Аль, так что там с работой?

Сестрица вздрогнула. Она была уже в образе влюбленной, но пришлось спускаться с неба на землю.

– Работа… Да что там работа… А вот Гарик…

Шура отчаянно пыталась прервать глухариное токование сестры, но выслушать про Гарика ей все же пришлось. Только после этого Алька была способна говорить про работу.

– Серьезный проект намечается, я тебе скажу, – серьезно насупилась сестра. – Гарик – человек состоятельный, халтуры не признает. У него все по высшему разряду. Предновогодний клип снимаем, сама понимаешь, деньги летят с сумасшедшей скоростью. Вот и представь, как тут шедевры снимать? Туда – дай, сюда – дай, да еще и артистам заплати. Поэтому мы решили, что артисты будут свои. То есть друзья-товарищи. Вот так я для тебя и оторвала роль Сороки-Воровки.

– Чего ты оторвала? – не сразу сообразила Шура.

– Роль. Главную. Ты, Шура, будешь Сорокой-Воровкой, – уже что-то аппетитно жевала Алька. – К тому же я тебя только что проверила на артистичность. Ну, когда ты своего шефа тут передо мной изображала. Ничего, у тебя получится. Не Раневская, конечно, но, я так понимаю, не хуже той Катюши, которую твой шеф обожает.