Эдуард Зубов - Случайная любовь

– Это что? Это откуда? – стала растерянно спрашивать она.

Сережа молчал. Что он ей мог сказать.

«Ах, это от него. Это то, что, проникнув в нее, приведет к зарождению новой жизни!» – наконец осознала она.

Но реальность постепенно вторглась в их идеальное чувственное насыщение и Юля первая сделала движение, чтобы встать.

Сережа проводил ее до калитки, но они еще долго не расставились. Они не желали так скоро покинуть свою подругу – ночь, ее сладостную тревожную темноту с манящими огнями на небе, с ее теплым хмельным воздухом, от которого жадно расширялись ноздри; с ее ароматами из невидимых полей, лугов и лесов; и у каждого из них пылала голова и сердце тихо и томно таяло от чувственных желаний.

Без слов, без мыслей, без сознания их безумно влекло в эту ночь друг к другу.

Сережа нежно целовал пальчики ее маленьких ручек. В этом было что-то не современное, но трогательное. Юля подумала: «Как хорошо, что Сережа влюбился в меня по-хорошему, по уши, по старинке, а не по-нынешнему – из «физиологической потребности».

Деревня спала, но вот, дома через три, возвещая о нарождающемся дне, закричал петух, и тут же ему стал вторить с соседней улицы другой петушиный голос.

– Иди, скоро будет светать, – тихо прошептала Юля, но Сережа не уходил.

– Время еще детское, – еще крепче прижимая ее к себе, ответил он.

– Не детское.

– Как ваш петух закричит, тогда расстанемся.

– Он вообще не кукарекает.

Они стояли, прижавшись друг к другу так, что его бедро находилось между ее бедер. Его губы вновь стали искать ее губы. Он еще крепче прижал ее к себе. Она животом чувствовала прижимающуюся к нему напряженную плоть и млела.

Поднявшаяся волна чувственности схлынула не скоро, а когда схлынула, она вдруг неожиданно его поцеловала и улыбнулась. Сереже эта улыбка показалась странной, ужасно трогательной. Он посмотрел на нее.

– Я тебе благодарна, – прошептала она.

– Мне…

– Да. – Неожиданно Юля поцеловала его.

– За что?

– За то, что не тронул меня.

– «Вот и пойми ее, – подумал он. – Она все делает для того, чтобы меня спровоцировать на «это», и в тоже время за то, что не тронул, благодарит».

Закричал петух с соседского двора. Ему вторил петух Юли.

– А говоришь, ваш не кукарекает.

– Вот видишь, это он ради меня. Уже светает, иди, – вновь прошептала она.

– А когда встретимся?

– Встретимся… – Юля задумалась.

– Может быть, завтра? – предложил Сережа, не сомневаясь, что она согласится, и на следующий день они встретятся вновь.

– Завтра я буду помогать тете. Лучше через два дня. Разбудим ее, иди, – мягко, чтобы не обидеть его, сказала Юля.

«Возможно, она и права, что не назначает свидания день за днем», – подумал он, отстранился от нее, сделал несколько шагов, оглянулся. Юля помахала ему рукой. Сережа сделал еще с дюжину шагов и еще раз оглянулся. Она не уходила. Смотрела ему вслед. Странный это был взгляд. Она словно этим взглядом испытывала его. И у него возникло предчувствие, уж не насовсем ли он покидает ее.

Сережа вернулся, приблизился к ней, поцеловал. Хотел вновь обнять, но она выскользнула, а затем к нему приблизилась и поцеловала.

– Я пошла, – сказала Юля и, очутившись за калиткой, задвинув засов, затаив дыхание, на цыпочках прошла к крыльцу.

Сережа сквозь забор видел, как, сняв туфельки, она взошла на крыльцо, оглянулась на него, улыбнулась и легкой феей исчезла за дверью.

Сережа, чтобы его случайно из окна не увидела тетя, прошел вдоль ограды и скрылся во тьме.

Он шел домой, словно в тумане, не разбирая дороги, а когда очнулся, то понял, что очутился не на своей улице.

Перед его взором стояла она. То у стога с откинутой назад головой, с рассыпавшимися по плечам волосами, то совсем голенькая, распростертая на сене, а в ушах стоял ее вырвавшийся из подсознания крик.

Ее откровенность ему казалась потрясающей, просто сказочной и чертовски привлекательной. Очевидно, ее не волновало то, что он может подумать о ней. Он вспоминал, что говорила она ему, вспоминал, как улыбались ее ясные глаза и думал все об одном и том же: об «этом».

Неужели им с Юлей никогда не вкусить запретного «плода»?

А Юля, на цыпочках бесшумно пройдя на веранду, не включая света разделась и шмыгнула под одеяло. Но не спалось. Ей думалось, что такая любовь, как у них с Сережей, может быть только на природе, когда ноздри щекочет, возбуждая, аромат трав и полевых цветов, когда улыбается, глядя свысока на них, идущих в ночи, ясный месяц, когда ни на миг не переставая стрекочут о любви кузнечики, и шепчет о ней же, шевеля листочки, вольный ветер.

Да что там говорить, встречаясь в городе, они бы и не познакомились, а если бы познакомились, то все было бы совсем иначе.

На душе у нее было легко и в тоже время тревожно. Ее чувство к нему, в котором все больше и больше места занимала страсть, незнакомая ей до встречи с ним, росло. Куда приведет оно? «А не все ли равно?» – под влиянием впечатления от прошедшей встречи, подумала она. «Если будешь себя сдерживать с таким парнем, то никогда не познаешь полноты жизни! Но сегодня я могла «подзалететь», хорошо, что Сережа любит меня. Его любовь нас оберегает».

Юля открыла окно. Какое благоухание! Еще только-только зачинается рассвет. И власть уходящей ночи сдавила ей горло. «Как чудесно и хорошо быть, по крайней мере, такой как я, девушкой», – в очередной раз подумала она.

Ей было приятно сознавать, что владеет его сердцем, только куда ей спрятать это сердце?

Через два дня Сережа сидел на берегу реки. Уже начинался перелом лета. Деревья стояли зелеными, в соку, но в запахе вечернего воздуха листьев и травы слегка чувствовался, точно издали, нежный, меланхолический и в то же время очаровательный запах приближающейся осени.

Жара должна была спасть. Сережа с беспокойством смотрел на горизонт, который застилала медленно приближающаяся свинцовая туча. Было тихо, как обычно перед грозой, даже попрятались, предчувствуя приближения дождя, мошки.

Через полчаса должна была подойти Юля. Придет ли она? А если придет, то им от дождя негде будет укрыться. Хорошо, что он предусмотрительно взял легкую курку. Впрочем, в стоге можно вырыть нору.

«Мы спрячемся в ней от дождя», – подумал он и, не теряя времени, подбежал к стогу, стал выдергивать из него обеими руками клочки плотно уложенного, но еще не слежавшегося сена. Грубая стерня царапала ему руки. Работая без передышки, он то посматривал на часы, то на тучу, которая, все разрастаясь и разрастаясь, уже закрывала полнеба.

Он еще издали увидел Юлю. Она то шла скорым легким шагом, то бежала к нему по тропке. Сегодня она была в брючках и светлой блузке, которая подчеркивала бронзовый загар ее атласной кожи и была ей к лицу. Волосы ее разметались. Издали она была похожа на красивую порхающую бабочку.

Юля то посматривала на небо, то искала глазами Сережу, а он уже устремился к ней навстречу.

– Будет дождь, бежим, – подбегая к Юле, беря ее за руку, сказал Сережа.

– Под деревья?

– Нет, там промочит.

– А куда же?

– Я знаю, за мной…

Они еще не успели подбежать к стогу, как на землю упали первые капли дождя.

– Это кто приготовил? – увидев нору, спросила она.

– Так было.

– Так я и поверила! – Юля, прячась от дождя, юркнула в нору и протянула к небу руки.

– Дождь?!

– Нет… да… дождь, то есть, еще нет настоящего дождя, будет сильный дождь…

Она засмеялась и он засмеялся. Они произносили обыкновенные слова, обыкновенным голосом, а на самом деле между ними, как обычно, велся свой внутренний разговор душ, весь пронизанный чувственностью, страстью и смехом. И стоял безмолвно вопрос:

Чет или не чет?

Чет.

Не чет.

– У-у, какой! Никогда не скажет как надо. Уже идет дождь.

И вдруг, не успел он моргнуть, как она взъерошила ему волосы.

Дождь начался несмело, робко, вкрадчиво, любовно лаская теплый воздух, осторожно облизывая листья, всасываясь в нежную зелень травы. Этот дождь, казалось, был наполнен нерастраченной чувственностью, страстью. Он медленно спускался все ниже и ниже, с каждой минутой ускоряя свой темп, пока не превратился в неистовый ливень и, наконец, взорвался бешеным раскатом грома.

– Я с детства боюсь молнии, – прижимаясь к Сереже, прошептала Юля.

– Почему?

– Страшно. Мне кажется, что если ударит, то в нас. Мы ведь с тобой грешные.

– Если стукнет, то по дереву, – заметил Сережа и подумал: «Совсем не грешные». По его, грехом следовало считать только то, что происходит не по любви.

– Откуда ты знаешь?

– Деревья от нас недалеко и выше нас.

– Как хорошо все знать, – то ли в шутку, то ли всерьез заметила Юля, посматривая на него любящими, блестящими глазами.

Крупные капли с силой продолжали бить по земле, заволакивая ее мелкой водяной пылью. Перед стогом замутилось, стало совсем темно. Налетевший вдруг свежий ветер в брызги разбивал сплошные струи дождя и, казалось, какие-то тени стали носиться перед ними.

Молнии то и дело сверкали малиновым светом, гром весело катался по небу из конца в конец. Перед стогом образовалась большая лужа; она росла, вздувалась и, обогнув кусты, поползла, оставляя за собой пенистый след, к реке.

И вдруг, не прошло и получаса, все стихло; лишь только мелкие капли беззвучно продолжали капать на землю.

– Как свежо, сказала Юля, высунулась из норы и, проверяя, идет ли еще дождь, протянула к небу маленькую ручку. Сережа последовал ее примеру.

– Озон, – заметил он.

Дождя уже не было и, казалось, земля вздохнула с облегчением от многодневного зноя. Лужи около стога не стало. Проснулись твари, были слышны шорохи, которые волновали, словно кто-то нашептывал на ухо, задорил, звал к иной беспечной жизни.

Черная туча, предвещая изменение погоды и похолодание, медленно уходила на юг. Над ними таяли мутные клочья облаков, а дальше уже просматривалось звездное небо.