Он снова поймал ее за руку:

— Я знаю. Знаю, что это очень неожиданно, для меня самого это шок, но я чувствую. И я не передумаю. Я совершенно уверен. Знаю, над тобой еще витает тень твоего прошлого брака, но…

Дебора выдернула у него свою руку:

— Эллиот, остановись! Эта тень не просто витает надо мной, я нигде не могу от нее укрыться.

— Сможешь. Я помогу тебе, вот увидишь.

— Ты не можешь мне помочь, — прервала она, мучительно ломая руки. — Я бы хотела, но у тебя ничего не выйдет, а я не могу этого допустить. Я бы подвела тебя. Я не смогу сделать тебя счастливым.

— Я не смогу быть счастлив без тебя.

— О, прошу, не говори так. Послушай. Просто послушай, что я скажу. Я не знаю, что ты ко мне чувствуешь, но это пройдет. Я знаю, пройдет, — с жаром добавила она. Этими же словами она много раз пыталась подхлестнуть свою храбрость, но не смогла убедить себя в их правдивости. — Просто послушай меня.

Эллиота обеспокоило, с какой лихорадочной скоростью она говорила. Ему хотелось ее обнять и поцелуем прогнать с нахмуренного лба морщинки, успокоить ее. Однако напряженная поза, сжатые руки и застывшее бледное лицо предупреждали не приближаться. Он так долго завоевывал ее доверие, но все пошло не так и больше напоминало финал, чем развитие. Ему хотелось как-то намекнуть, что он все знает, облегчить ей признание, но ее мучительные усилия заставляли его держать язык за зубами. Вдруг Лиззи кто-то дезинформировал? Может, здесь какая-то другая тайна, о которой он не в курсе? Весь его оптимизм испарился. Ему потребовались все силы, чтобы не выдать своего напряжения и оставаться спокойным.

Эллиот небрежно сел и скрестил ноги в лодыжках:

— Я слушаю тебя. Рассказывай. И не торопись.

— Да-да, я знаю, что должна рассказать. — Дебора сделала круг по комнате, потом распрямила плечи и снова вернулась в кресло. — Ты уже знаешь, что мой брак с Джереми не был благополучным. Я говорила, он женился на мне из-за денег, но это была не единственная причина. Он происходил из очень уважаемого и древнего рода. Его семья всегда гордилась, что род продолжается по прямым потомкам. Джереми отчаянно нуждался в наследнике. И тут подвернулась я со своим наследством и чертовски наивная. Ему даже делать ничего не пришлось, я сама влюбилась без памяти.

У нее сорвался голос, но едва Эллиот попытался приблизиться, чтобы ее успокоить, она жестом показала ему оставаться на месте:

— Нет. Не подходи. Я не смогу продолжать, если ты ко мне прикоснешься, а я должна все объяснить.

Эллиот снова сел, чувствуя, что предстоит битва с превосходящими силами. Она собирается рассказывать ему о Джереми? Или о чем-то другом?

Дебора теребила в руках носовой платок, но выглядела немного спокойней. И зловеще решительной.

— Продолжай, — сказал Эллиот, стараясь ее ободрить.

— Кошмар начался прямо с брачной ночи. Джереми не смог… он нашел меня отталкивающей. Он… нам какое-то время даже не удалось подтвердить наш брак, а когда мы все-таки это сделали, это был болезненный опыт для обоих. Я даже не знала, что бывает иначе. Он не мог… когда он приходил ко мне… сначала он делал это столько, сколько мог выносить. Желание иметь наследника перевешивало его отвращение ко мне. Мы всегда занимались этим в темноте. Я не могла к нему прикасаться. Я всегда была… он требовал… спиной к нему. И он… он был не такой, как ты.

Дебора густо покраснела и уставилась себе на руки, продолжая крутить платочек. Однако она явно решила дойти до конца, несмотря ни на какое смущение.

— Все было ужасно. Из-за меня. Я знала, что я не такая, какие ему нравятся… и чем больше переживала, тем хуже становилось. Однажды ночью я попыталась… Те книги… в первый раз я читала их не из-за Беллы. Я думала, если у меня получится… если я смогу… нет, не могу рассказать, что сделала, но у меня ничего не вышло. Он ударил меня в первый и последний раз, и я его возненавидела. Именно тогда родилась Белла Донна. Бедный Джереми, мое представление… этот фарс его уничтожил. Я его ненавидела, но не могла ни в чем обвинять. Это была моя вина.

— Твоя вина! — Не в силах больше молчать, Эллиот вскочил на ноги.

— Не сердись, Эллиот. Я была сердита на него многие годы, но это не помогло. Да, он поступал плохо, я это знаю, но если бы я была ему лучшей женой… о, я не знаю. Вначале он старался, старался полюбить меня, и, Бог знает, я тоже старалась… но просто оказалась недостаточно хороша.

Потрясенный ее наивностью, Эллиот запустил пальцы себе в шевелюру.

— Я не верю своим ушам… так ты действительно ничего не знаешь? Совсем ничего? — Он сделал глубокий вдох, заставляя себя разжать руки. И еще вдох. — Дебора, это не твоя вина. Боже, не могу поверить… ты прожила с ним все эти годы, и он не сказал тебе. Не могу поверить, что никто тебе не сказал. Кинсейл… уж он-то наверняка должен был знать. — Эллиот нервно описал круг по комнате, пытаясь подобрать слова. — Ты действительно не знаешь?

— Не знаю что? Эллиот, о чем ты?

Эллиот еще раз сделал глубокий вдох. При виде вящего изумления у нее на лице у него снова закипела кровь, но ему все же удалось сдержаться. Она не знает. Она действительно не знает. Написала все эти книги, но все равно ничего не замечала. Просто невероятно.

— Эллиот, ты меня пугаешь. Чего я не знаю?

— Насчет Джереми. — Эллиот резко сел. Ему нужно как-то успокоиться. Ее все это время обманывали. Именно так. И он должен ей объяснить. Она должна осознать правду. Он должен ее просветить.

Бессознательно копируя Дебору, Эллиот тоже сцепил руки перед собой.

— Кое в чем ты безусловно права. Джереми действительно нуждался в жене, но не по тем причинам, о которых ты думаешь. Вернее, не только по ним. — Он подался вперед и оперся локтями о колени. — Знай, я за тобой не шпионил и не вынюхивал подробности твоего прошлого. Я хотел, чтобы ты сама мне все рассказала, а осознав свои чувства, понял, что должен узнать правду. И я спросил Лиззи. Джереми был… — Эллиот запнулся, подбирая правильные слова. — Дебора, — осторожно произнес он. — Дело в том, что твой муж предпочитал мужчин женщинам. Не просто в друзьях, но и во всех других отношениях. У него была любовная связь с мужчиной. Подобные… отношения не так редки, твой муж и его любовник не слишком осторожничали. Кинсейлы, видимо, давили на Джереми, чтобы он женился, дабы избежать скандала. Я помню, ты говорила, что твой муж очень гордился своими корнями. Мне очень жаль.

И без того бледное лицо Деборы буквально посерело.

— О чем ты говоришь?

— Он женился на тебе, чтобы защитить свое имя. Он использовал тебя. — Эллиот невольно сжал кулаки. В нем боролось сочувствие к затруднительному положению Джереми и злость на его вероломство. — Если бы он только тебе доверился. Нашел мужество все рассказать. Но обвинять тебя за то, в чем виноват сам, в своих неудачах… Убедить, что все дело в тебе самой… — Он замолк. — Прости. От этого не легче, я знаю.

Дебора задрожала.

— Ты хочешь сказать, что Джереми… что мой муж… любил мужчин? — Она покачала головой, на ее лице отразилась душераздирающая смесь непонимания и боли. — Он бы никогда… нет, даже Джереми никогда бы не солгал мне о таком. И кто-нибудь безусловно сказал бы мне. Они же не могли… не могли все сговориться.

— Вероятно, полагали, что ты все знаешь.

— Но я не знала, — медленно проговорила она. — Не знала. А Джейкоб… ты думаешь, он все знал? — У нее сорвался голос. — Да, разумеется, ему было известно. Конечно. С самого начала. А его жена Маргарет? Она же не могла…

Эллиот впился ногтями в ладони.

— Я не знаю, — мрачно ответил он. — Но теперь-то какая разница.

Дебора схватилась рукой за стул. В ушах нарастал гул.

— Есть. Почему мне никто не сказал? — Она прижала к щекам ладони. Пальцы заледенели. — Все годы, что я пыталась… — Она содрогнулась. — О боже.

— Дебора, теперь уже не важно. — Эллиот попытался ее обнять, но она отстранилась.

— Не важно? — Она недоверчиво посмотрела на него. — Ты хоть представляешь, сколько я пережила унижений? Не говоря уже о чувстве вины. Как я могла не понять? Как я могла быть такой непроходимой дурой? Господи, я ведь только недавно говорила, что хочу покончить с тенями прошлого.

В голосе звучала истерика, ее трясло, зубы выбивали барабанную дробь. Эллиот снова попытался до нее дотронуться, но она его оттолкнула.

— Дебора, я люблю тебя. Пожалуйста, послушай…

— Как ты можешь меня любить? Как ты вообще можешь ко мне что-то чувствовать? Я круглая идиотка. Даже слуги наверняка надо мной потешались.

Все пошло совсем не так. Эллиот дернул себя за шейный платок. Дебора погрузилась в себя, он засомневался, сможет ли до нее достучаться. Вся его уверенность и радость разлетелись вдребезги при виде ее страданий.

— Дебора, я люблю тебя, — упрямо повторил Эллиот, — действительно люблю. Я никому раньше не говорил таких слов. Мое чувство никогда не изменится. Ты почувствуешь, как только придешь в себя. Тебе нужно лишь немного в себя поверить.

— Поверить в себя? — воскликнула Дебора. — Я была замужем семь лет, а мой муж так и не смог мне довериться, и ни одна живая душа не побеспокоилась сообщить мне то, что всем вокруг давно известно.

— Дебора, Лиззи не говорила…

— Что же я за человек, если мой собственный муж столько времени лгал мне в таком вопросе? Во что еще верить, как не в свою способность отравлять жизнь тех, кого я люблю?

При виде обезумевшего лица он мог думать только об одном — как ее утешить, слова остались недосказанными. Может, еще не поздно вернуться назад и начать все сначала? Никогда в жизни он не желал так излечить чью-то боль, никогда это не казалось настолько недостижимым. Эллиот подобрался, напоминая себе, что любовь преодолеет все преграды, но он не особенно верил старым пословицам. У него разрывалось сердце от любви к ней, но даже если она сможет его услышать и поверить в его чувства, что это изменит? Он думал, раскрыв душу, расчистить дорогу к счастливому будущему. Вместо этого выстроил непреодолимую преграду. Его уныние выросло до размеров стены, с которой он когда-то упал.