* * * * *

Дрю Скалли поднял глаза на мужчину, который по-хозяйски сидел в белом плетеном кресле-качалке на крыльце Ханны. Дождевая вода каскадом стекала с карнизов, выплескиваясь на покрытый грязью двор. Шило покосился и приподнял бутылку сарсапарели, салютуя маршалу. Белозубая улыбка мелькнула на лице распорядителя «Самого лучшего казино на Западе».

– Мисс Ханну, что ли, ищете, так она уехала из города.

– Уехала? – Мгновение это слово ничего не значило для Дрю, но затем он почувствовал, как кровь отхлынула от сердца.

Уехала из города. Дрю много лет ждал этого момента, но тем не менее почувствовал себя так, будто его оглушили хорошим ударом наотмашь. Может, он ослышался, неправильно понял? Что ж, он так давно притворялся, что, пожалуй, имеет смысл и дальше вести себя как ни в чем не бывало… Дрю заставил себя беззаботно улыбнуться.

– Она не сказала, надолго ли уехала?

– Не-а, не сказала. Но думаю, чертовски близко к тому, что насовсем.

Дрю поднялся на крыльцо, топая ботинками, которые вдруг сделались неподъемными, и не от одной только грязи. Под выступом крыши воздух был сухим, но прохладным. Дрю присел на сырой пол рядом с креслом-качалкой, упершись локтями в колени, и прислонился спиной к белой дощатой стене.

Ханна ушла. Бросила его.

Спустя какое-то время Дрю поднял голову и пристально посмотрел на Шило.

– Полагаю, она заставила тебя пообещать, что ты не скажешь мне, куда именно она уехала.

– Отправилась поискать местечко, где сможет воспитать своего ребенка и люди не узнают, что он ублюдок, и не будут думать о его матери как о шлюхе.

Своего ребенка.

Шило с видимым удовольствием оттолкнулся ногой от пола, и кресло скрипнуло.

– Что, так и не спросишь, твой ли ребенок-то?

– Я чертовски хорошо знаю, что мой. – Дрю стукнул по колену кулаком, хотя ему хотелось вдарить по стене со всей дури. Или себе по башке. – Почему она мне не сказала?

– Может, думала, что ты попробуешь отговорить ее, попробуешь заставить оставить все по-прежнему. А ей, небось, неохота было проверять, удастся ли тебе уболтать ее.

– Чертовски верно, я бы отговорил ее! – Дрю провел по лицу ладонями снизу вверх, сдвинув шляпу на затылок. – Шило... скажи, Христа ради, куда она поехала.

Шило встретил его взгляд широко распахнутыми непроницаемыми, карими глазами, которые ничего не выдали Дрю.

– Так она ни словечка не обронила про то, куда едет, маршал Скалли. Вот те крест. Чай, слишком шибко себя убеждала, что не хочет, чтобы за ней кто-то погнался.

– Я бы женился на ней, даже без ребенка. Я ведь собирался сделать предложение...

Кресло-качалка опять скрипнуло.

– Угу. Как же. Жаль только, что из этого «собирался» так ничего и не собралось.

Дрю уставился на пол между разведенных колен.

– Меня останавливали ее проклятые деньги. Одна из причин... Главная причина. У нее их чертовски много.

Шило мягко рассмеялся.

– Да, деньжат у нее предостаточно. Небось владеет доброй половиной этого городишки.

Дрю глубоко вдохнул. Ребра болели, будто после удара в грудь.

– Я просто никак не мог переварить мысль, чтобы жить за ее счет. За счет любой женщины.

– Да, вот на это дело мы с тобой сильно по-разному смотрим, маршал. Я-то всю жизнь ищу богачку, которая взялась бы содержать и ублажать меня до конца моих дней. И как только найду такую, то, не сомневайся, мигом брошу работать и буду целыми днями ловить рыбу, да дремать на солнышке. — Шило рассмеялся и опрокинул бутылку с сарсапарелью горлышком в рот, осушил в два больших глотка, затем причмокнул. – Ну и выпивать помаленьку, не без этого.

Он замолчал, вертя в руках пустую бутылку. Дождь стучал по крыше над головами мужчин.

Шило наморщил темный лоб, словно его обуревали мрачные мысли.

– Есть так много способов показать себя дураком, что, думаю, даже умный мужик хоть в какой-то да вляпается. Но только настоящий дурак станет повторять свои ошибки.

– Да я столько раз твердил этой женщине, что люблю ее, что слова совсем истрепались. В следующий раз, только увижу Ханну, не стану заморачиваться на разговоры. Велю ей закрыть варежку и выходить за меня замуж.

– Вот это уже другое дело!

– При условии, что увижу ее снова. При условии, что потащусь за ней, как бычок на веревочке...

Дрю никогда не относился к тем, кто не погнушается выпрашивать у женщины любовь. Он был слишком горд для этого, слишком уверен в себе в любых вопросах. Даже в трусости своей был уверен, получая тому предостаточно доказательств всякий раз, как спускался в шахту. Может, потому-то Ханна и оставила его — раскусила, что он лишь строил из себя мужчину.

Могли потребоваться месяцы, даже годы, чтобы разыскать беглянку, а Дрю не был индейским разведчиком. К тому же пришлось бы бросить работу и оставить слепого Джере одного заботиться о себе. А, черт, брата он приплел лишь в качестве оправдания. Сейчас у Джере была Лили.

За пределами округа Танец Дождяпростирался огромный мир. Множество пустынных земель, где у мужчины нет иного выбора, кроме как столкнуться с самим собой и узнать, каким человеком он является, а каким – нет. Ему придется столкнуться с трусливым Дрю, который до рвоты боится темноты. И с холуйствующим Дрю, который превратился в шестерку «Четырех вальтов», хотя и продолжал лгать себе, будто по-прежнему независим. И в конце пути он мог отыскать женщину, которой такой Дрю был просто-напросто совсем не нужен.

Дрю поднялся, водрузив шляпу обратно на голову. Дождь так и не прекратился. И внезапно маршал не смог припомнить, когда в последний раз стояла сухая погода.

– Спасибо, Шило, – произнес Скалли, чувствуя, как сжалось горло. Хорошо, что он – суровый маршал с оружием на ремне и жестяным значком на груди. Иначе он бы уже давно ревел как маленький мальчик.

Дрю начал спускаться по ступенькам, но обернулся.

– Она отдала тебе этот дом?

Шило улыбнулся.

– Да, сэр. Давным-давно она обещала, что если когда-нибудь покинет этот дом, будь то ногами вперед или головой, он станет моим. Вот и подарила.

Скалли кивнул.

– Она чертовски хорошая женщина.

– Да, сэр. Лучшая.

Дрю еще мгновение постоял на лесенке, глядя на дом, на окно спальни, в которой они столько ночей провели вместе, а затем вышел в дождь.

Простирающаяся перед ним длинная и пустая дорога исчезала в безбрежных прериях. А за океаном травы горы пронзали небо, бескрайнее и опустошенное. Но мир не настолько огромен и пуст, чтобы женщина с рыжими волосами и хрипловатым голосом могла исчезнуть раз и навсегда.

Особенно, если в душе она хотела, чтобы ее нашли. 


* * * * *

Клементина посмотрела на камень, лежащий на ее покрытой рубцами ладони.

– Еще раз объясните мне.

Поджи повернулся к Клементине.

– Говорю прямо, мэм: это, натурально, закон о праве на отвод участка.

Пока с двоих довольных собой старых старателей на кухонный пол капала дождевая вода, Клементина провела большим пальцем по шершавой поверхности образца. Образца, на который пробирщик в Хелене только что выдал заключение о составе этого куска породы – медь почти без примесей.

Клементина слышала о законе про отвод участка и имела общее представление о его смысле. Владельцем жилы являлся собственник земли, на которой эта жила выходит на поверхность или где находится ее верхняя точка, независимо от того, насколько глубоко и далеко простирается месторождение под землей. Иногда, как в случае с медной шахтой «Четыре вальта», верхнюю точку не находили. А случалось, ее обнаруживали на земле, не принадлежащей горнякам, и тогда заваривалась адская каша...

– Так вы говорите, что этот образец найден рядом с лачугой сумасшедшей?

– В точку, миссис Маккуин. Камень, на который вы смотрите – это хвостик медной шахты «Четыре вальта», выступающей из земли на лесном участке, принадлежащем вам. Теперь понятно, почему одноглазый Джек поставил там лагерь и прикидывается, будто вырубает на склонах лес, на самом-то деле он просто следит, чтобы на верхнюю точку жилы не натолкнулся никто другой.

Вот почему «Четыре вальта» так рьяно настаивали, чтобы она продала землю, и зашли настолько далеко, что даже стреляли в ее детей, лишь бы её припугнуть. Раз верхняя точка жилы на ее земле, то по закону все месторождение принадлежит ей.

– Но кто-то на неё все же наткнулся, – сказала Клементина. – Кто дал вам этот камень и сказал отправить его на пробу?

От хитрой ухмылки морщины на лице Поджи стали глубже. Он дернул себя за ухо и уставился на носок своего сапога. Снаружи дул порывистый ветер, и дождь хлестал в оконные стекла.

– Это не подлежит разглашению, мэм. Строго секретные сведения, вот оно как.

– В любом случае, это не имеет особого значения. – Клементина развернулась и направилась к двери, по пути сняв с настенного крюка плащ и шляпу. – Что мне сейчас нужно сделать, так это посмотреть на все собственными глазами. 


* * * * *

Зак Рафферти сидел в седле, чувствуя неприятную сырость. Его желтый дождевик настолько износился, что покрылся трещинами, которые пропускали воду похлеще старой дерновой крыши. И ветер хлопал полями шляпы, заливая холодные струйки за шиворот. Рафферти посмотрел сквозь промокшие всклокоченные сосны на бескрайнее серое небо и извилистую гряду черных от дождя гор на горизонте. Встряхнулся, избавившись от части воды. Но не смог избавиться от муторных мыслей.

Он двинулся к вершине самого высокого склона. Отсюда были видны лачуга сумасшедшей и весь лесной участок Клементины, сейчас по большей части оголенный из-за лесозаготовок. С утра Рафферти объездил эту землю вдоль и поперек и обнаружил лишь кучи обломков и пни. Вырубка здесь больше не велась, и лес не валили с той самой стычки по поводу кучи для обжига. Тем не менее «Четыре вальта» всегда держали в лагере хотя бы одного человека, чтобы следить за этим участком. «Без сомнения, преподобный затеял здесь какой-то обман, – подумал Зак. – Но что бы не задумал Одноглазый, будь я проклят, если нашел хоть какую-нибудь подсказку, в чем подвох».