Он снова глубоко вздохнул. Он не привык извиняться.

— Не то чтобы ты была непривлекательной.

Лицо Миранды приняло недоверчивое выражение. Не столько из-за его слов, как он понял, а в самом факте, что он вынуждает ее сидеть и выслушивать от него вещи, которые смущают их обоих. Он знал, что должен остановиться, но тоскливое выражение ее глаз побудило его зачерствевшее за многие годы сердце сделать все так, как положено.

Миранде девятнадцать. Ее опыт общения с мужчинами ограничивался Уинстоном и им самим. По большому счету, скорее как с братьями. Девушка, должно быть, чертовски смущена. Уинстон внезапно решил, что она Афродита, королева Елизавета и дева Мария в одном лице, а сам Тернер чуть ли не силой навязал себя ей. Явно не самый обычный день в жизни молодой английской барышни.

И все же, она все стоически переносила. Ее спина держалась прямо. Подбородок высоко поднят. И она не ненавидела его, хотя должна была.

— Нет, не так, — сказал он, беря ее руку в свою. — Ты должна выслушать меня. Ты привлекательная. И даже очень, — с этими словами, он, может быть, в первый раз за прошедшие годы, действительно присмотрелся к ней внимательно. Она не была красива классической английской красотой, но живой ум, светящийся в огромный карих проницательных глазах не оставлял равнодушным. Ее кожа была безупречной, и в контрасте с глубоким темным цветом волос создавала впечатление прозрачности. Тернер внезапно заметил и густые, слегка вьющиеся волосы, блестящие как мягкий шелк. Он касался их прошлой ночью. Почему он не мог вспомнить, какие они на ощупь?

—Тернер, — позвала Миранда.

Он уставился на нее. Почему он так странно на нее смотрит?

Его пристальный взгляд спустился к ее губам, когда она произнесла его имя. Чувственный небольшой рот. Полные губы, вызывающие желание их поцеловать.

— Тернер?

— Очень, — сказал он, как будто приходя к какому то невероятному выводу.

— Очень, что?

— Очень привлекательная, — подтвердил он, встряхивая головой, словно прогоняя наваждение. — Ты очень привлекательная.

Она тяжело вздохнула.

— Тернер, не стоит лгать, чтобы пощадить мои чувства. Это наводит на мысль, что ты очень невысокого мнения о моих умственных способностях, что гораздо обиднее, чем все, что можно сказать о моей внешности.

Он отодвинулся и криво усмехнулся.

— Я не лгу, — он выглядел удивленным.

Миранда нервно прикусила нижнюю губу.

— О, — она казалась не менее удивленной, чем он. — Хорошо. В таком случае, я думаю, что должна поблагодарить тебя.

— Я обычно не столь неловок с комплиментами, чтобы их нельзя было понять.

— Ну, разумеется, — едко подтвердила она.

— Почему у меня сейчас появилось ощущение, как будто ты меня в чем то обвиняешь?

Ее глаза удивленно расширились. Он почувствовал горечь в ее словах?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — отрезала она.

На мгновение создалось впечатление, что он хочет продолжить эту тему, но потом передумал, и с мягкой улыбкой взялся за вожжи.

— Продолжим?

Они дальше поехали молча. Миранда искоса поглядывала на него при любой возможности. По его лицу невозможно было ничего понять, таким сосредоточенно-спокойным оно было, что с каждой минутой все больше и больше раздражало Миранду. Как он может оставаться таким невозмутимым, когда ее собственные мысли не давали ей покоя. Он сказал, что не хотел ее, но почему тогда он ее поцеловал? В чем причина? А затем она не выдержала:

— Почему ты поцеловал меня?

На секунду показалось, что Тернер опешил от ее вопроса. Лошади замедлили ход. Он смотрел на нее совершенно изумленно.

Видя его неловкость, Миранда решила, что он не может дать ей ответ, чтобы не обидеть ее, поэтому поспешила к нему на помощь:

— Забудь о том, что я спросила, — быстро сказала она. — Это не имеет значения.

Но в тоже время она не сожалела о своем вопросе. Что она теряла? Он не посмеялся над ней, не стал рассказывать сказки. Она испытывала неловкость, но она не шла ни в какое сравнение с тем, что произошло накануне вечером, поэтому…

— Дело во мне, — внезапно произнес он. — Только во мне. А тебе не повезло оказаться рядом в этот момент.

Миранда видела тоску в его синих глазах и положила руку на его руку.

— Ничего страшного. Я поняла, что ты был зол на нее.

Он сделал вид, что не понимает, о чем она говорит.

— Она умерла, Миранда.

— Это еще не значит, что при жизни она не была исключительно плохим человеком.

Он странно посмотрел на нее, а затем рассмеялся.

— О, Миранда, иногда ты говоришь совершенно невообразимые вещи.

Она улыбнулась.

— А вот это определенно комплимент.

— Напомни мне, никогда не назначать тебя учителем в воскресную школу.

— Боюсь, что христианского милосердия у меня действительно маловато,— подтвердила она.

— Правда? — удивился он.

— Я все еще злюсь на Фиону Беннет.

— Которая?..

— Та ужасная девочка, которая сказала, что я уродлива на дне рождения Оливии и Уинстона.

— О мой бог, сколько лет назад это было? Напомни мне, что не стоит тебя раздражать.

Она выгнула одну бровь.

— У тебя ничего и не выйдет.

— Тебе, моя дорогая девочка, не хватает скромности.

Она пожала плечами, поражаясь тому, как легко ему удалось сделать ее беззаботной и счастливой.

— Только не говори об этом вашей матери. Она считает меня святой.

— По сравнению с Оливией, я уверен, что так оно и есть.

Миранда пригрозила ему пальцем.

— Ничего плохого об Оливии. Я ей очень предана.

— Предана как собака. Прости меня за столь нелестное сравнение.

— Я обожаю собак.

В этот момент они подъехали к дому Миранды.

Я обожаю собак. Это было ее последними словами. Замечательно. На всю оставшуюся жизнь она будет ассоциироваться у него с собаками.

Тернер помог ей спуститься, а затем посмотрел на стремительно темнеющее небо.

— Надеюсь, ты не будешь против, если я не провожу тебя в дом, — попросил он.

— Конечно, нет, — сказала Миранда. Она была практичной девушкой. Было глупо заставлять его промокнуть под дождем, когда она сама прекрасно в состоянии дойти до входной двери.

— Удачи, — пожелал он, взбираясь на кабриолет.

— В чем?

— В Лондоне, в жизни, — он пожал плечами. — Во всем, что ты пожелаешь.

Она улыбнулась ему печально. Если бы он только знал.

19 мая 1819

Мы прибыли в Лондон. Могу поклясться, что никогда не видела ничего подобного. Он огромный, шумный, перенаселенный, и довольно вонючий.

Леди Ридланд говорит, что мы опоздали. Многие уже давно приехали, потому что сезон начался еще месяц назад. Но в этом не было ничего страшного, так как, если бы Оливия вышла в свет раньше, то ее могли бы посчитать ужасно невоспитанной из-за того, что она не выдержала положенный по Летиции траур. Хотя мы и так приехали немного раньше, чтобы успеть сделать все приготовления. Пока траур не закончится, мы не сможем никуда выходить.

Хвала небесам, что для нас это всего шесть недель. Бедный Тернер должен носить траур целый год.

Боюсь, что я его полностью простила. Я знаю, что не должна была, но не могу заставить себя плохо к нему относиться. Конечно, если не принимать во внимание, что страдаю от неразделенной любви дольше всех на свете.

Я увлеклась патетикой.

Я — собака.

Я — патетическая собака.

Я лучший в мире бумагомаратель.



Глава 4

Тернер планировал провести весну и лето в Нортамберленде, где собирался в уединении окончить траур по своей жене, но его мать использовала всевозможные уловки, самые что ни есть хитроумные, чтобы заставить его передумать и убедить поехать в Лондон для поддержки Оливии.

Он не сдался, когда она указала, что он является лидером в свете, поэтому его появление на балу у Оливии гарантировало бы присутствие всех лучших молодых джентльменов.

Он не сдался, когда она сказала, что он не может уединиться далеко в глубине страны и бросить друзей.

Он, однако, сдался, когда она появилась у его порога и без всякого приветствия сказала:

— Она твоя сестра!

И поэтому он здесь, в Лондоне, Ридланд-Хаузе, в окружении пятисот если не самых лучших, то, по крайней мере, самых напыщенных господ.

Однако Оливия должна была найти себе мужа из всей этой партии, также как и Миранда, и Тернер не собирался никому из них разрешать сделать такую же пагубную партию, как была у него. Лондон изобиловал мужчинами подобными Летиции, многие из которых начинали свои имена Лорд Этот и Сэр Тот. Тернер весьма сомневался, что его мать будет посвящена в более непристойные сплетни, чем те, что окружали их круг.

Однако это не означало, что он должен слишком часто появляться в обществе. Он был здесь на их дебютном балу, и он сопровождал их сейчас, а потом, возможно, если что-нибудь случится на поле действий, он будет присматривать, кроме того, он будет наблюдать за их успехами со стороны.

После он смог бы возвратиться к тому, что он планировал сделать. Возможно, наблюдать за севооборотом. Собрать группу стрелков из лука. Посетить местный трактир. Он предпочитал их пиво. И там никто никогда не задавал вопросов о недавно покойной леди Тернер.

— Дорогой, ты здесь. — Его мать предстала перед его взором, прекрасная в своем пурпурном платье.

— Я сказал, что буду вовремя, — ответил он, допивая бокал шампанского, который он держал в руках. — Разве вы не приготовились к моему прибытию.

— Нет, — ответила она несколько встревожено. — Я как сумасшедшая улаживаю последние детали. Я уверена, слуги не хотели меня еще больше беспокоить.

— Или же они не могли тебя найти, — заметил Тернер, праздно глядя на толпу. Безумная давка — это был успех по любым меркам. Он не видел ни одного благородного человека среди гостей, но с другой стороны, он был вполне доволен оставаться в тени минут двадцать, прежде чем предстать пред ними.