Она дошла до вершины ближайшего холма, внизу же, к югу от нее, раскинулся Йоркшир. В долинах и лощинах лежал посеребренный луной туман, а над ним, как сказочные плавающие острова, поднимались тонкие холмы.

Здесь, среди этих холмов, Диана нашла покой, здесь залечивала душевные раны, которые могли бы ее убить, не будь у нее ребенка, которого она любила и о котором надо было заботиться. Любовь, связавшая ее с Джоффри и Эдит, отвела Диану от края пропасти, боли и отчаяния – столь ужасных, что они граничили с безумием. А теперь появилась Мадлен, которая сделала их жизни богаче. Но ночами вроде сегодняшней, когда Диана не находила себе покоя, ей хотелось большего.

Мадлен сказала, что ее красота сделала бы ее герцогиней или величайшей из куртизанок, если бы она того пожелала, но, увы, с таким, как у нее прошлым, герцогиней ей никогда не стать, и даже самый скромный из респектабельных браков был для нее невозможен. Она никогда не сможет стать респектабельной, так почему бы не стать куртизанкой, женщиной полусвета? Диане хотелось, чтобы в ее жизни появился мужчина, но поскольку мужа у нее быть не могло… значит, нужно обзавестись любовником. Мысль казалась весьма соблазнительной. Любовнику не обязательно знать ее прошлое – вероятно, ему оно будет даже и неинтересно. Поскольку же она могла рассчитывать только на внебрачную любовь, почему бы не поставить себе целью самую лучшую, самую выгодную связь? Респектабельной женщине сама эта идея показалась бы отвратительной. Но что ей принесла ее скромная респектабельность, кроме душевной боли и одиночества?

«Красота – обоюдоострый меч. Красота может сделать тебя жертвой, а может помочь получить то, что ты хочешь от жизни, будь то любовь, или богатство, или власть. К сожалению, жертвой чаще всего становится женщина». Кажется, так сказала Мадлен. Она была жертвой мужчин, и именно они привели ее на край пропасти. Но при этом Мадлен – хотя бы сначала – получила удовольствие от страсти и сладких слов, пусть даже они оказались лживыми. А у нее не было и этого – ее просто погубили, вот и все. Но если действовать с позиции силы… Хм… в этом было нечто привлекательное. Власть дала бы ей свободу. Да, все дело в свободе. Диана не желала власти, чтобы наказывать мужчин, со временем ее ярость ослабла. Любовь к сыну была так велика, что не оставила в сердце места для злобы или горечи. Будь ее ребенок девочкой, возможно, она бы навсегда отвернулась от всех мужчин, но родился мальчик и в нем не было порока. Диане доводилось видеть браки, основанные на заботе. Где-то существовали мужчины, которые не обращались с женщинами жестоко, которые любили их и заботились о них. Впрочем, нет, ей не нужны мужчины, ей нужен только один мужчина, тот, кто любил бы и защищал ее, несмотря на ее прошлое, тот, кто познакомил бы ее с земными, плотскими удовольствиями, которые описывала Мадлен. При этой мысли Диана криво улыбнулась, сознавая, как глупы ее романтические мечты. Но эти мечты – хороший знак; значит, она уже настолько исцелилась, что осмеливалась снова мечтать.

Диана шагала все быстрее, и плащ развевался за ее спиной, тяжелая ткань хлопала на ветру. Казалось, она могла бы сейчас раскинуть руки – и воспарить в небо, полететь на юг, в город, являвшийся сердцем Британии.

Тут в очередной раз облака набежали на луну, стало темнее, и Диана повернулась и пошла обратно: путь до коттеджа был неблизкий. Она выросла далеко от этих мест, но знала дорогу через вересковые пустоши не хуже любой уроженки Йоркшира и могла идти безо всяких тропинок даже в темноте. Что же касается ее мечты… Если она выберет путь куртизанки, самая большая опасность будет заключаться в том, что ее выбор может повредить Джоффри. О том, чтобы оставить его и уехать, не могло быть и речи. В Лондоне ей придется вести двойную жизнь, но столица расширит не только ее горизонты, но и горизонты Джоффри.

Плывшие по небу облака снова открыли луну. Диана приблизилась к карстовому озеру Клевеленд, поблескивавшему в лунном свете. И здесь, когда стоишь у самой кромки воды, кажется, что перед тобой лежит гигантское круглое зеркало. Диана опустилась на колени и стала смотреть на посеребренную лунным светом воду. Хотя она получила лучшее образование, чем большинство женщин, ею чаще двигали эмоции и интуиция, чем логика. И сейчас логика подсказывала, что она, оставаясь здесь, находилась в безопасности, а интуиция побуждала уехать, смело окунуться в опасный и таинственный мир, который ей открыла Мадлен, – мир, в котором красивая женщина могла иметь власть.

Диана долго смотрела в воду, и на нее, казалось, снисходила спокойная уверенность, все ее сомнения улетучивались. Мадлен привел к ним в дом вовсе не случай – так распорядилась ее, Дианы, судьба, – а Мэдди являлась связующим звеном с будущим. Где-то там, далеко от Йоркшира, находился мужчина, предназначенный ей судьбой, мужчина, которого она могла бы найти, если бы осмелилась…

Глядя на полную луну словно зачарованная, Диана прошептала:

– Великая богиня, покажешь ли ты мне лицо моего любовника?

Диана рассмеялась над собственной глупостью. Она, воспитанная в набожной – даже слишком набожной – семье, верит в какие-то языческие бредни? И тут она остро почувствовала – словно кто-то произнес это вслух, – что лучше не знать, что готовила ей судьба. Ведь если она узнает очертания будущего, то может от него отвернуться. Нет, следовало идти вслепую и верить, что интуиция, направлявшая ее жизнь, будут ее проводниками.

Диана выпрямилась и медленно пошла по собственным следам обратно к коттеджу. Теперь она точно знала: годы жизни в глуши и безопасности закончены. Впереди – ее предназначение, и это предназначение – любовь.

Глава 3

Диана наносила на лицо косметику, и ее руки немного дрожали. Мадлен провела много часов, обучая подругу быть ненавязчиво соблазнительной, и Диана оказалась прекрасной ученицей. Но в этот раз она накладывала косметику не для урока, а всерьез. Сегодня вечером они с Мадлен собирались на дружескую вечеринку в доме Гарриет Уилсон, королевы лондонских куртизанок, и Диана наконец решилась предложить себя в этом качестве. Отложив кроличью лапку, с помощью которой она добавляла своим бледным от волнения щекам немного румянца, Диана внимательно посмотрела в зеркало и увидела образ утонченной и весьма искушенной женщины с лицом в форме сердечка, нежные черты которого казались слишком безупречными, чтобы быть реальными. И это лицо лишь отдаленно напоминало лицо той молодой женщины, которая жила среди вересковых пустошей, пекла хлеб и играла с сыном в грязи на берегу ручья. С тех пор как Диана сообщила друзьям, что собирается переехать в Лондон и стать куртизанкой, прошло полгода. Это ее заявление сначала вызвало бурю протестов – и неудивительно. Удивительным же было то, что Эдит, этот образец провинциального консерватизма, в конце концов поддержала идею Дианы, заявив, что ее план во многом хорош. А настоящей противницей плана Дианы оказалась Мадлен, сама когда-то бывшая куртизанка, и нисколько об этом не жалевшая. Но одно дело продавать себя, когда нет выбора, и совсем другое – делать это добровольно. Мэдди привела все аргументы, какие только нашла, и напомнила, что они не нуждались в деньгах. Спросила и о том, как это повлияет на Джоффри. Диана признала ее аргументы, когда речь зашла о сыне – при этом ее голос немного дрогнул, – но отказалась изменить свое решение. В конце концов Мэдди подняла руки, признавая поражение, и пообещала помогать Диане всем, чем сможет. Без ее помощи, без подробных рассказов о мужчинах, об обществе, о том, как быть обаятельной, Диана никогда бы так далеко не продвинулась. Добьется ли она успеха на новом для нее поприще – покажет время, но этот образ в зеркале казался очень даже неплохим началом.

Шелковое платье с глубоким вырезом было точно такого же лазурного цвета, как ее глаза. Блестящие каштановые волосы Дианы были собраны на макушке густой массой взбитых кудрей и ниспадали каскадом на спину. Такая прическа словно намекала, что эти густые пряди могут рассыпаться по ее обнаженным плечам, если мужчина к ним прикоснется.

Диана поправляла прическу, когда негромкий стук в дверь возвестил о приходе Мадлен. После того как они приехали в Лондон, Мадлен закрасила седину в своих темных волосах, и теперь при свете свечей ей можно было дать лет тридцать, не больше. Сегодня же, в платье цвета красного бургундского, Мэдди была великолепна. И, конечно, вполне готова к роли наставницы и защитницы. Согласившись поддержать устремления своей молодой подруги, она сразу же разделила со своей новой семьей все, что имела, – и доход, и роскошный дом в Мейфэре, где все они поселились. Кроме того, она нашла приличную школу, где Джоффри преуспевал, а также представила Диану своей давней подруге Гарриет Уилсон, и результатом этого знакомства стало приглашение на сегодняшний вечер.

Диана с улыбкой оглянулась на подруг. Встав со стула, она медленно повернулась кругом, чтобы Мэдди оглядела ее. Диана держалась прямо, чуть приподняв подбородок под таким углом, чтобы осанка передавала гордость, но гордость без высокомерия. У нее прекрасно это получалось, как и все остальное из уроков старшей подруги.

Мадлен осмотрела ее и одобрительно кивнула.

– Превосходно. Ты достигла как раз нужного баланса между леди и распутницей.

Диана улыбнулась и со вздохом пробормотала:

– Несмотря на все твои подробнейшие уроки, я все-таки чувствую себя как овечка, притворяющаяся львицей.

– Мы можем никуда не идти сегодня вечером, если ты не хочешь, – сказала Мадлен.

– Нет-нет, Мэдди, я хочу! – воскликнула Диана. – Я, конечно, нервничаю, но мне не терпится… Сегодня я войду в мир, который был бы для меня закрыт, если бы не ты. Возможно, он мне не понравится и завтра утром я буду готова вернуться в Йоркшир. Тогда ты сможешь сказать: «Я же тебе говорила». И я смиренно соглашусь и кивну, сидя за вышиванием у камина.

Мадлен рассмеялась, оглядывая свою очаровательную протеже. Диане исполнилось двадцать четыре года, и она была старше большинства начинающих куртизанок, однако сохранила невинную свежесть семнадцатилетней девушки.