Выдуманная им история об опекунстве не выходила у меня из головы. Утром накануне назначенного бала я твердо решила поговорить с ним о моих опасениях и отправилась в библиотеку, намереваясь застать его там, пока он не исчез на весь день.

Я открыла дверь в комнату и увидела его: он сидел за письменным столом и просматривал объемистую стопку бумаг — по всей видимости, счета. Я почувствовала слабый укол совести, когда до меня дошло, что это, должно быть, результат наших походов по магазинам.

— Да, мисс Ньюбери? — промолвил он, оторвав взгляд от бумаг, когда я окликнула его.

— Могу я переговорить с вами, милорд? — любезно осведомилась я.

— Заходите, — коротко ответил он, сложив руки поверх груды бумаг и приготовившись потратить на меня несколько минут своего драгоценного времени.

Библиотека в Мэнсфилд-Хаусе была сравнительно невелика по сравнению с другими комнатами особняка. Золотистого цвета стены были заставлены до потолка рядами книжных полок орехового дерева. Потолок и декоративные бордюры выкрашены в белый цвет, пол покрывал турецкий ковер в зеленых, золотистых и красных тонах. Камин представлял собой величественное сооружение из зеленого мрамора. Над каминной полкой висела картина, принадлежавшая, по всей видимости, кисти Стаббса и изображавшая породистого скакуна.

Я переступила порог и, не дожидаясь, пока его светлость предложит мне присесть, опустилась в обитое зеленым бархатом кресло подле стола лорда Уинтердейла.

Он повернулся ко мне, его лицо с тонкими чертами хранило бесстрастное выражение, голубые глаза смотрели твердо и прямо.

— Зачем я вам понадобился, мисс Ньюбери? — спросил он.

— Видите ли, мне кажется, что эта история об опекунстве, которую вы придумали, выглядит не правдоподобно, — заявила я без обиняков. — Леди Уинтердейл уже несколько раз выражала свое недоверие по этому поводу, и я подозреваю, что подобные замечания мне придется выслушивать в течение всего сезона. Боюсь, это может уменьшить мои шансы подыскать себе подходящего жениха.

— Понятно, — промолвил он. Руки его слегка шевельнулись, что невольно привлекло мое внимание к его тонким, сильным пальцам без колец. Затем он учтиво поинтересовался:

— Позвольте узнать, у вас имеются другие предложения на этот счет?

Я действительно кое-что придумала и не замедлила поделиться своими соображениями.

— По-моему, лучше будет сказать, что мой отец назначил моим опекуном вашего дядюшку? Ваш дядя, кажется, был вполне респектабельным джентльменом, и то, что его назначили опекуном, никого не удивит. А потом, скажем мы, когда ваш дядюшка умер, вы сочли себя ответственным за его подопечную. — Я посмотрела на него с торжеством, гордясь своей изобретательностью. — Как вам мое предложение?

В глазах его вспыхнули насмешливые искорки.

— Чертовски занимательно, — ответил он.

Я бросила на него оскорбленный взгляд. Конечно, мне не раз приходилось слышать слово «черт», но ему не следовало употреблять его в моем присутствии. Больше всего, конечно, меня задела его пренебрежительная оценка моей блестящей идеи.

Но он продолжал, словно не замечая, что я смотрю на него бешеными глазами:

— Будем говорить откровенно, мисс Ньюбери. За пределами карточного стола у вашего батюшки и моего дяди не было и не могло быть никаких общих интересов — они вращались в совершенно разных кругах. Я не могу представить себе ситуацию, в которой мой дядя вдруг согласился бы опекать обедневших дочерей завзятого игрока.

Щеки мои вспыхнули.

— Вашего дядюшку вряд ли можно назвать образцом добродетели, лорд Уинтердейл. Начнем с того, что он был карточным шулером.

— Да, но ведь в свете об этом никто не знает, — перебил он меня, нисколько не смутившись. — Не знают они и того, что ваш отец его шантажировал. Для всех он был, как вы только что справедливо заметили, вполне респектабельным джентльменом, чего, к сожалению, нельзя сказать о вашем батюшке, мисс.

Его слова не на шутку разозлили меня, но я вынуждена была признать, что в них есть доля справедливости.

— Но ведь это наводит на подозрение: почему, спрашивается, отец оставил меня с сестрой на попечение двадцатишестилетнего человека, который к тому же имеет весьма неприглядную репутацию?

Черные брови взлетели вверх, и я с достоинством добавила:

— Простите, милорд, но мне приходится это слышать постоянно. Эта версия выглядит… подозрительно. Он небрежно пожал плечами:

— Боюсь, мы ничего не сможем с этим поделать, мисс Ньюбери. Остается только надеяться, что непогрешимая репутация тети Агаты прикроет мои былые грешки. И поверьте, хотя тетя Агата — сущий дракон, она пользуется в свете огромным влиянием. Она близкая подруга нескольких патронесс «Олмэкса», и бал, который она затеяла, посетят все видные люди Лондона.

Я прикусила губу.

— Она мне не нравится, — сказала я. — Неужели вы не замечаете, как она жестока с Кэтрин?

— Никто не заставлял вас принимать ее покровительство — вы сами сделали выбор, мисс Ньюбери, — возразил он на это и бросил многозначительный взгляд на груду счетов у себя на столе. — Если я не путаю, это вы пытались шантажировать меня, а не я вас.

— Можете не напоминать мне об этом, — раздраженно сказала я. — Уверяю вас, то, что я сделала, было вызвано необходимостью.

Он окинул меня холодным насмешливым взглядом, который только пуще разжег мой гнев. Правда была на его стороне, и это приводило меня в бешенство.

И вдруг он спросил:

— Вы умеете ездить верхом?

Я невольно просияла. В Уэлдон-Холле я оставила мою любимую кобылку Карину и ужасно теперь по ней скучала.

— Да, — сказала я. — Да, конечно.

— Не хотите ли прокатиться со мной по парку? Сегодня погожий день, и у меня в конюшнях есть смирный послушный мерин — как раз для вас.

«Смирный» и «послушный» — это звучало скучновато, но я так обрадовалась возможности снова оказаться в седле, что не стала возражать.

— С удовольствием принимаю ваше приглашение, — искренне промолвила я.

— Вот и славно. Я прикажу Фиску оседлать лошадей. Будьте у конюшен после четырех.

Я улыбнулась ему — первый раз за все время нашего знакомства.

— Благодарю вас, милорд, — сказала я. — Это чудесно. Он посмотрел на меня — лицо его было непроницаемо — и ничего не ответил.

***

Конюшни Мэнсфилд-Хауса, как и других особняков на Гросвенор-сквер, располагались непосредственно за домом. От террасы их отделял небольшой палисадник. Я подошла туда ровно в четыре и стояла, с любопытством оглядываясь вокруг.

Конюшня и строение для экипажей занимали все свободное пространство и были сложены из того же коричневого кирпича, что и сам дом. Я с жалостью подумала о лошадях, которым приходится весь день томиться в стойлах, — здесь ведь нет места, чтобы порезвиться на воле. Как, должно быть, тяжело им в Лондоне, бедняжкам!

Пока я осматривалась, со стороны конюшен во двор вышли двое мужчин, ведя в поводу двух оседланных лошадей. К своему удивлению, в одном из мужчин я узнала лорда Уинтердейла. Он улыбался, и его лицо впервые на моей памяти выглядело беспечным и молодым.

Второй человек, очевидно, главный конюший, заметил меня и что-то сказал лорду Уинтердейлу. Беззаботная улыбка мигом слетела с лица его светлости. Он кивнул, и конюший подвел ко мне крепкого гнедого мерина.

— Добрый день, мисс, — сказал он. — Меня зовут Фиск, я главный конюший его светлости. А это Като. Он настоящий джентльмен, мисс, и хорошо знаком с уличным движением. С ним вам не придется ни о чем тревожиться. Он прекрасно о вас позаботится.

Я похлопала Като по крепкой лоснящейся шее. Мерин был в отличной форме, но лет ему было уже многовато.

— Привет, приятель, — сказала я ему.

Фиск подвел Като к невысокому помосту, и я вскарабкалась в дамское седло и расправила юбки. Мне пришлось надеть старый костюм для верховой езды, поскольку новый, который заказала леди Уинтердейл, еще не был готов.

Ко мне подъехал лорд Уинтердейл на своей кобылке, и я невольно загляделась на великолепное породистое животное, на котором он восседал. Кобылка была вороной масти, на морде у нее точно посередине проходила ровная белая полоса. Шея — длинная, изящно изогнутая, мускулистые грудь и круп, стройные ноги. По всему было видно, что эту лошадь не только заботливо холят, но и часто выгуливают.

— Какая красавица! — воскликнула я.

— Это Изабелла, — ответил он, наградив меня самым что ни на есть дружеским взглядом, чего с ним раньше не случалось. — Я уже выезжал на ней сегодня утром, так что она сейчас с удовольствием примет участие в нашей неторопливой прогулке.

— Уверяю вас, милорд, я умею управляться с лошадьми и предпочла бы пустить Като в галоп, вместо того чтобы трусить рысцой, — раздраженно заметила я. — Если хотите знать, у себя дома я даже брала барьеры.

— Вот как? — скептически промолвил он.

Я стиснула зубы и промолчала.

Тут он впервые обратил внимание на мой костюм.

— Боже милостивый, неужели тетя Агата не купила вам амазонку? По-моему, в той куче счетов, что я сегодня просматривал, был чек и на костюм для верховой езды.

Я спокойно ответила:

— Леди Уинтердейл заказала мне новую амазонку, милорд. Но костюм еще не готов.

Он посмотрел на меня так, словно я была одета в лохмотья.

— Не понимаю, что вам не нравится, — оскорбленно заметила я. — Это очень удобный костюм, если хотите знать. Тот новый, что заказала леди Уинтердейл, гораздо меньше подходит для верховой езды.

Мрачное лицо лорда Уинтердейла на мгновение озарила лукавая усмешка.

— Неужели вы еще не поняли, мисс Ньюбери, что чем одежда удобнее, тем она старомоднее?

Удивительно, каким привлекательным становилось его лицо, когда холодная ирония уступала место искренней теплоте. Однако это длилось всего мгновение, и когда мы выехали со двора, я уже снова созерцала его суровый надменный профиль.