— Вы сообщили ему, что я ваш опекун? — язвительно осведомился лорд Уинтердейл. — И что он сказал на это?

— Он сказал, что мы обязательно еще увидимся, поскольку он весь сезон будет жить в доме своего отца.

— Лорд Генри — всего лишь младший сын герцога, но, я полагаю, все же унаследует какую-то сумму от своего дядюшки, — вмешалась леди Уинтердейл. — Он может стать для вас подходящей партией, мисс Ньюбери.

— Вам, тетя Агата, вероятно, известно финансовое положение каждого холостяка в Лондоне, — насмешливо заметил лорд Уинтердейл.

— Это долг матери, — ответствовала леди Уинтердейл с невозмутимым спокойствием.

Лорд Уинтердейл перевел глаза с тетушки на Кэтрин, которая по-прежнему не проронила ни слова.

— Да, верно, — промолвил он, даже не стараясь скрыть иронию.

Тут я обратилась к Кэтрин:

— Кэтрин, тебе доводилось делать покупки в Лондоне? Для меня это в первый раз.

Леди Уинтердейл ответила за дочь:

— Ну конечно. Кэтрин постоянно покупает наряды в Лондоне, мисс Ньюбери. Она же не какая-нибудь выскочка из провинции. Ее отец — граф Уинтердейл, и до трагических событий, которые унесли жизнь ее отца и брата, мы жили в Лондоне. В этом самом доме! — Она бросила ненавидящий взгляд в сторону нынешнего лорда Уинтердейла.

Он поднял на нее глаза, и выражение его лица испугало меня. Должно быть, леди Уинтердейл оно тоже испугало, потому что она поспешно отвернулась от него и обратила ко мне свой острый нос.

— Не понимаю, как так получилось, что вы оказались под опекой моего племянника, мисс Ньюбери. Это выглядит по меньшей мере странно, когда молодой джентльмен, пользующийся такой… э-э-э… дурной славой, как Филип, вдруг становится покровителем юной леди.

Я припомнила, что говорил лорд Уинтердейл во время их беседы, которую я подслушала, спрятавшись за портьерой в библиотеке, и выпалила:

— Видите ли, мой отец был большим другом отца лорда Уинтердейла. Это все и объясняет.

Леди Уинтердейл окинула меня скептическим взглядом. Я поняла, что недоверие будет ее постоянной реакцией на мои слова в течение всего сезона. Нам с лордом Уинтердейлом следовало придумать более правдоподобную историю.

И я решила снова переключить внимание на Кэтрин.

— Скажи, Кэтрин, какой твой любимый цвет? Я обожаю розовый.

— Кэтрин прекрасно выглядит в голубом, — отозвалась леди Уинтердейл. — Этот цвет очень подходит к ее глазам.

— По-моему, я обращаюсь к Кэтрин, а не к вам, леди Уинтердейл, — спокойно заметила я в ответ на ее реплику.

Нос и подбородок леди Уинтердейл еще больше заострились — она оторопела от моей наглости и не нашлась что ответить.

Кэтрин еле слышно пролепетала:

— Мама права, Джорджи. Голубой — мой любимый цвет.

— Тогда для первого бала тебе мы подберем голубое платье, а мне — розовое, — весело заключила я.

— Мисс Ньюбери, очевидно, вы не знаете, что девушки на свой первый бал всегда надевают белое, — заметила леди Уинтердейл, радуясь тому, что ей снова удалось поставить на место «выскочку из провинции».

Лорд Уинтердейл поднялся из-за стола:

— Это был очень милый семейный обед, но, боюсь, я должен вас покинуть. Дорогое леди, желаю вам приятно провести вечер, обсуждая, как вы будете тратить завтра мои деньги.

Мы все трое молча смотрели, как он удаляется к двери. Его волосы были черны, как и вечерний сюртук, и, глядя на его темную гибкую фигуру, я невольно подумала, что он напоминает мне пантеру.

Вот тут-то впервые до меня дошло, что имел в виду сэр Чарльз, когда говорил, что ни за что бы не позволил своей дочери находиться под одной крышей с Филипом Мансфилдом.

После обеда мы втроем перешли в зеленую гостиную на втором этаже — менее пышную, зато более уютную. На бледно-зеленых с белыми украшениями стенах были развешаны портреты членов семьи и друзей. В комнате находилось полдюжины позолоченных кресел с зеленой обивкой из узорчатой ткани; в одном углу стояло фортепиано, в другом — арфа. В проеме между высокими окнами, занавешенными зелеными шелковыми портьерами, стоял письменный стол розового дерева, а рядом с обитым зеленым шелком диваном — маленький столик, тоже розового дерева.

— Кэтрин сыграет нам на фортепиано, — объявила ее мать, устроившись в одном из кресел. — У нее это неплохо получается.

Я ожидала, что Кэтрин будет смущаться, как обычно, но, к моему удивлению, она довольно уверенно подошла к инструменту. Усевшись на стул, она расправила юбки и, обернувшись ко мне, спросила:

— Что бы ты хотела послушать, Джорджи? У тебя есть какие-либо пожелания?

— Нет, — ответила я. — Играй что тебе нравится, Кэтрин.

Она положила руки на клавиши, слегка склонила голову, словно прислушиваясь к музыке, звучавшей в ее сердце, и начала играть.

Я сидела не шевелясь. Игра Кэтрин ничем не напоминала игру молодой мисс, обучившейся нажимать на клавиши в классной комнате. Я не считаю себя знатоком музыки, но даже мне было ясно, что это исключительно талантливое исполнение.

— Чудесно, Кэтрин! — воскликнула я, когда она закончила. — Ты же настоящая музыкантша!

От моих простых, но искренних слов Кэтрин зарделась.

— Фортепиано немного расстроено. Я собираюсь попросить кузена, чтобы он пригласил настройщика.

Это яснее ясного говорило том, что значил для Кэтрин инструмент, если она готова была преодолеть свой страх и обратиться за помощью к лорду Уинтердейлу.

— Она бы целый день играла на фортепиано, если бы я ее не останавливала, — заметила леди Уинтердейл отчасти с гордостью, отчасти с тревогой. — Она испортила себе зрение, постоянно пялясь в ноты.

— Я не пялюсь в ноты, мама, — возразила Кэтрин. — Сколько раз тебе объяснять.

Леди Уинтердейл пренебрежительно махнула рукой.

— Мне никогда не нравилось, что ты по пять часов сидишь за инструментом, но пока ты была маленькой, это позволяло тебя занять. Теперь ты выросла, и у тебя будет чем заняться во время первого выезда в свет, кроме игры на фортепиано. — Леди Уинтердейл послала дочери выразительный взгляд. — Игра на музыкальном инструменте производит благоприятное впечатление, Кэтрин, но нельзя допускать, чтобы тебя считали чудачкой.

Я не верила своим ушам. Неужели леди Уинтердейл не понимает, что ее дочь — талантливая музыкантша? Неужели не гордится своей Кэтрин?

Кэтрин сидела потупив глаза. Вид у нее был самый несчастный.

— Да, мама, — послушно согласилась она.

Внесли поднос с чаем. Мы с Кэтрин сидели и слушали рассуждения леди Уинтердейл о планах на завтрашний день. Утром нам предстояло отправиться на Бонд-стрит за покупками.

— Дамы делают покупки утром, — сообщила нам леди Уинтердейл. — После двух магазины обслуживают только джентльменов — в это время на Бонд-стрит нам лучше не показываться.

Странно, подумала я. В деревне за покупками можно ходить в любое время, но я не решилась подвергнуть сомнению слова леди Уинтердейл.

— Итак, завтра днем мы напишем и разошлем приглашения на бал, — продолжала леди Уинтердейл. — И мне езде надо будет заказать цветы и составить меню. У нас будет самое лучшее шампанское. А на ужин я думаю подать пирожки с омарами.

Я мысленно прикинула, во сколько обойдутся наши покупки и сам бал лорду Уинтердейлу, и в который раз задалась вопросом: чем именно разозлила его тетушка, что он готов выложить такую огромную сумму, только бы ей насолить?

Глава 5

Целую неделю мы провели, разъезжая по Бонд-стрит и делая покупки. Мне никогда еще не доводилось видеть таких роскошных туалетов, и я получала от всего этого огромное удовольствие. Мы купили утренние платья — в них предполагалось принимать джентльменов, которые приходят с утренним визитом, — и платья и накидки для дневных выходов. Мы также купили платья для прогулок в экипаже по Гайд-парку, и, наконец, нам с Кэтрин заказали по платью-амазонке для верховой езды. Само собой разумеется, ко всем этим нарядам необходимо было подобрать подходящие шляпки и ботинки, для чего мы и посетили бесчисленное множество модисток и сапожных мастерских на Бонд-стрит. А потом отправились на Пантеон-базар за перчатками и чулками.

Должна признаться, я чувствовала себя в магазинах как рыба в воде. Было бы совсем замечательно, если бы не общество леди Уинтердейл. Мое мнение о ней отнюдь не улучшилось при более близком знакомстве, да и вкус у нее был отвратительный — мне постоянно приходилось с ней спорить. Я всю жизнь провела в бедности и твердо решила, что никому не удастся лишить меня удовольствия выбрать самые красивые и элегантные наряды, которые уже переполняли мой платяной шкаф красного дерева в гардеробной.

К сожалению, Кэтрин не разделяла моих восторгов по поводу покупок. Я прекрасно понимала, что она бы предпочла сидеть дома за фортепиано, вместо того чтобы носиться по магазинам. Обычно она играла для нас после обеда, но мать каждый раз прерывала ее ровно через час, хотя было ясно, что часа ей мало, и у меня сердце сжималось от жалости к ней.

Я пришла к выводу, что Кэтрин следует выйти замуж за человека, который понимает и любит музыку, будет гордиться ее талантами и позволит ей играть столько, сколько она пожелает.

В огромном Лондоне обязательно должен найтись такой джентльмен, размышляла я. Надо его отыскать во что бы то ни стало.

***

За две недели подготовки к балу я очень редко видела лорда Уинтердейла, если не считать тех моментов, когда случайно сталкивалась с ним в библиотеке или в холле. По вечерам он обычно обедал в клубе, пренебрегая нашим обществом. Я считала, что с его стороны это крайне невежливо, но поскольку уже привыкла не ожидать от него ничего, кроме грубости, то скоро перестала обращать внимание на его поведение. Как бы то ни было, говорила я себе, если бы не он, не было бы у меня сезона.

Я также отметила, что он все-таки вызвал мастера, чтобы настроить фортепиано Кэтрин. Это заронило во мне надежду, что, возможно, он вовсе не так бесчувствен и невнимателен, как кажется.