— Потому что никто больше не поймет, — ответил ей, отворачиваясь и идя в сторону выхода по дорожке, меж мраморных плит с фотографиями незнакомых людей.

«Вряд ли Солнцева теперь придет хотя бы в гости. Не мазохистка же», — подумал я на автомате, слыша радостный смех позади себя.

— Согласись, это был неизбежный исход, — попыталась вставить пять копеек тетушка, но мне абсолютно все равно. Лену это очень злило. Она топнула ногой и цыкнула от ярости. Будь у нее возможность, перевернула бы все кладбище в приступе истерии.

— Нам надо поговорить, — дорогу мне преградил Гриша. На нем черное пальто в тон пиджака, край которого виднелся в распахнутом вороте. Он принес Диане красные розы, явно рассчитывал порадовать.

— Конечно, — согласился я без споров, замечая складку меж Гришиных бровей. — Сегодня или завтра?

Он внимательно посмотрел в глаза, будто анализируя и разбирая на атомы, чтобы получше изучить. От перенапряжения дернулась мышца у него на щеке, затем Соболев с шумом выпустил воздух из легких. Я знаю, к какому выводу ты пришел. Не нужно долго копаться в голове, задавать наводящие вопросы и делать выводы по тестам. Я не чувствовал ни рук, ни ног — собственное тело стало чужим, оставляя меня безмолвным наблюдателем со стороны.

— Будет ли толк от этого, — задал Гриша вопрос, получая в ответ улыбку.

— Не-а, но пробовать никто не запрещает, — хмыкнул я.

Поминать умершего — тоже глупость. Десятки посторонних людей пьют, едят, желая мягкой земли покойному и потребляя алкоголь в немеренном количестве. Наши с Дианой коллеги, друзья и знакомые собрались в уютной столовой, где не было ни пафосного интерьера, ни резных стульев. Стандартный набор для поминок: картошка, котлеты, оливье, голубцы, конфеты, блины.

Я продолжал наблюдать за действиями других, изредка позволяя доливать себе в рюмку немного водки, а затем выливал ее в стопку своего соседа — коммерческого директора радиостудии Дианы. До тех пор, пока он не рухнул лицом в тарелку и не захрапел.

— Господи, Лешка — настоящая свинья, — процедила Наташка, помогая другим парням вытащить несчастного из-за стола. — В такой день нажраться!

Она бросила на меня несколько извиняющихся взглядов, но я только кивнул. К концу дня энергия организма истощилась, хотелось вернуться домой и лечь в кровать. И когда народ начал потихоньку отчаливать по домам, я с радостью ухватился за возможность уехать. Только не Ромой и остальными, кому сегодня хотелось утешить несчастного мальчика с разбитым сердцем. Уж лучше с коллегами, половине из которых не было никакого дела до меня и моих чувств.

— Эй! — позади хлопнула дверь салона автомобиля Стаса. Возмущенный ведущий новостей обернулся вместе со мной, рассматривая невозмутимую Машку вместе с Гришей.

— У меня машины нет, а такси ждать долго, — беспечно улыбнулся Соболев на возмущение Касаткина. — И даму в беде не оставишь.

— Да, автобусы нынче ни к черту ходят, станция метро от моего дома далеко, — поддакнула Городецкая.

Такая банальная отмазка, я ведь знал, что едут они не домой. Собирались прокатиться вместе со мной до квартиры, дабы убедиться в моем здравомыслии.

— Так куда везти всех? — пробурчал Стас, сжимая руль и явно мысленно подсчитывая расходы.

— Ко мне, — ответил я, расслабляясь и откидываясь на спинку кресла, закрыв глаза. — Это группа поддержки.

Стасик рассмеялся, подумав о шутке. Невдомек ему, что в юморе подчас правды больше, чем в обычных фразах. Ведь они действительно прокатились со мной до элитного жилого комплекса, где я бывал крайне редко. Мы с Дианой жили у нее, а теперь пришло время возвращаться в родные пенаты, оставляя часть вещей там, в прошлом. Не хотелось их забирать, пусть Егор выкинет или сдаст. Вряд ли понадобятся.

— У меня ничего нет, не успел купить, — пробормотал я, отпирая дверь. Вахтерша у нас сменилась, минут пять искала меня в списке жильцов и проверяла данные. Из ФСБ, что ли, вызвали? Откуда, по ее мнению, у меня ключ?

Внутри пахло свежестью — постаралась клининговая компания, явно вызванная Ромой. В коридоре я заметил сумку, значит, вещи он с Аней забрал сам, не согласовав со мной. Получается, Егор желал избавиться от всякого напоминания обо мне в квартире сестры. Что же, я не в обиде, ему сейчас тяжело. Дианы нет, родителей тоже, осталась лишь Катя и бесконечная череда воспоминаний. Я для него — источник боли, ненавистная часть всего этого. Тем более он прав насчет вины. Без меня Диана прожила бы дольше и гораздо счастливее.

— Я могу сходить в магазин, — на пороге Машка затормозила, явно не зная, как поступить. Утешение для нее в новинку, она неуверенно смотрела на Гришу, и когда тот кивнул, облегченно выдохнула.

— Прикуплю на ужин, чай, кофе и по мелочи. Что-то еще нужно? — Городецкая сделала шаг обратно на лестничную клетку и оглянулась.

— Можешь взять мой телефон, данные дам, — рассеяно ответил я, заметив промелькнувшее удивление. — Для покупок.

— Перечислю тебе деньги, — качнул головой Гриша, доставая свой смартфон.

— Как знаете, — пожал я плечами и двинулся вглубь квартиры по направлении спальни.

Когда последний раз в этой квартире делался ремонт? Кажется, сразу после смерти Лены и Леонида. Мне хотелось избавиться от воспоминаний, так что я переделал все от и до. Минимализм превалировал в интерьере повсюду. Посреди комнаты огромная двуспальная кровать с темно-синим шелковым покрывалом. Оно казалось единственным ярким пятном в этом доме среди серо-белого интерьера стен, мебели и полов. Я не стал расправлять убирать его, просто рухнул на кровати и уткнулся носом в гладкий шелк, закрывая глаза.

— Знаешь, кактус на кухне создает нездоровую атмосферу, — послышался голос Гриши где-то рядом.

— Попросил Аню не выкидывать, — отозвался я, не желая смотреть в его сторону.

Совсем рядом прогнулся матрас, Соболев присел неподалеку и замолчал, будто выжидая подходящего момента. А он все не находился, поэтому мы продолжали делать вид, словно ничего не происходит. Я знаю, Соболев хотел мне добра. Работа у него такая: с того света дураков вытаскивать, прямо как у Ильи. Разница в методиках лечения пациентов. Только я не хотел выздоравливать.

Вообще ничего не хотел.

— Я хочу помочь тебе. Очень, — тихо произнес Гриша, поднимая и касаясь меня мимолетно. — Жизнь не закончилась, Никит. Ты обещал бороться, помнишь?

Одинокая слеза защекотала кожу, стекая медленно по носу и замирая на самом кончике. Единственное напоминание о жизни, о бьющемся в груди сердце, возможности дышать. Зажмуриваясь сильнее до цветных пятен, я сжал пальцами ткань покрывала и выдохнул:

«Люди и животные в неволе очень часто похожи. Просто наша клетка не столь явно видна».

Я открыл глаза и увидел перед собой смазанный образ сквозь пелену соленой влаги. Гриша уже ушел, оставляя наедине с мыслями и видениями. Маленький мальчик, скованный цепями, печально взирал на меня. На руках кандалы, шею плотно обхватывал широкий ошейник с цепью, не дающий сдвинуться с места.

«Жизнь — странная штука. Она дает нам шанс, а затем забирает его, не спрашивая разрешения».

Протягивая к нему руку, я пытался коснуться злополучных оков. Ничего не получалось: каждый раз ребенок оказывался все дальше, меня же словно держала неведомая сила. Иногда она позволяла сдвинуться ненадолго, затем дергала поводок обратно и возвращала на место. Точно так же, как мальчишку.

Ничего удивительного, ведь мы с ним одно целое.

— Никуда не денешься, — зашипела точно змея моя мать, а с ней рядом издевательски смеялась Лена. Дед чуть поодаль наматывал цепь на запястье. Сильнее и сильнее, готовый сдавить тонкую шею, лишь бы не дать своей добыче ускользнуть. Они всегда рядом, прятались в тенях родного дома и жили в моем подсознании. Ни огонь, ни смерть не разлучили нас. Просто позволили ненадолго посмотреть в окно, увидеть жизнь за пределами мрачного подвала, куда я заточил себя сам без права на свободу.

Глава 46 

День за днем наблюдать из кровати за бесконечными ссорами кошмаров твоего воображения немного забавно. Иногда я позволял себе подняться с постели, сходить в душ и натыкался на очередную надзорную няньку, периодически путая с призраками, живущими в моем подсознании. Границы реальности и вымысла стерлись. Рому я мог назвать «глюком», затем наблюдал, как он хмурится. Очень скоро кто-то из них вызовет мне врача из психушки, подселив к другим душевнобольным.

Я редко ел, много спал и не желал выходить на улицу. Не знаю, сколько прошло времени, но мог запросто назвать количество людей, посетивших мою спальню за эти дни. Они не сдавались, несмотря на мое молчание и полное игнорирование их присутствия. Гриша был упорнее всех.

— Ни один нормальный врач не сдастся без боя, — заявил он мне, перетаскивая вещи в мои пенаты. На это оставалось только пожать плечами. Хочет жить — три комнаты свободны. Селись в любую, не потребую даже квартплату.

Сташенко сходил с ума. Нарезал круги по гостиной, пытался растормошить меня. Ругался, плевался, парочку раз наорал. Правда, Соболев пригрозил вышвырнуть его из квартиры, если продолжит вести себя подобным образом. Причем Илья ему в этом бы помог. А я наблюдал, сидя на подоконнике и куря вторую сигарету за час. Гулял, можно сказать.

— По-вашему, это нормальное состояние? — цедил Рома, махнув рукой в мою сторону. — Третья неделя пошла, он не хочет общаться, все время молчит…

— И будет это делать до тех пор, пока не захочет снова жить, — перебил его Гриша, заставляя замолчать. — Ничего не поменяется, если мы вернемся к таблеткам сейчас. Иногда стандартное лечение не помогает, особенно, если речь о бывшем наркомане.

— Снова зависимость, — развел руками Илья. — Его случай от твоего локально отличается, друг.