Смирившись, Арина поплелась вслед за Стеллой Семеновной на мост. Тарас семенил рядом, поглядывая на девушку с явным интересом.

Остановились они возле временно свободного мольберта юного дарования. Стелла Семеновна указала Тарасу, где поставить поклажу, и шепнула, чтобы тот погулял где-нибудь. Парень кивнул, бросил на Арину еще один взгляд и куда-то умчался.

— Может, я лучше… — начала девушка, хотя и сама не знала, что ей делать. Во всяком случае, с Макаром она пока видеться не могла.

— Не знаю, как лучше, но сейчас ты сядешь вот на это самое место и возьмешься за работу. Тучки набежали. Лохматые. Красивейшие. На бумагу просятся. Тут парень акварелью баловался. Так что придется и тебе тень по бумаге погонять.

Ариша нехотя взялась за кисть. Всмотрелась вдаль. Оглядела небо. А руки уже совершали привычные движения. Вернулась способность мыслить.

Клара ей не солгала. Как ни болезненно это осознавать.

Арина приняла этот факт еще и потому, что после настоящей близости с Макаром подсознательно ощущала — тот случай в школе оказался обманом. Она ошиблась, но лишь потому, что слишком неожиданными и сильными оказались ее чувства к Макару, в то время как знала она его ничтожно мало. Иначе заметила бы подмену.

Сейчас Арина верила в это. И пусть тогда с ней был не любимый, она-то думала иначе. Вспоминала Макара каждый день, если не час, когда вынашивала Женечку, рожала его, кормила, рассказывала сказки и басни об отце. Именно грезы о дорогом ей человеке, а еще ожидание встречи помогли Арине выстоять, не спасовать перед трудностями.

Означает ли это что-то для нее и Жени? Безусловно. Не Антон — отец дорогого ей ребенка. Никогда ее сын не назовет этим словом обманщика. Она не допустит.

Знал ли Макар о чудовищной подставе? Ведь не только ее обманули.

Ариша почти поминутно вспомнила день, когда они с Макаром поставили свои подписи в ЗАГСе. Теперь она понимала и его поведение, и взгляд, которым он одарил ее перед тем, как покинуть на долгие годы. Только обманутый человек мог так смотреть — почти ненавидя. Значит, не подозревал брата. Верил, что она во всем виновна. Но, несмотря ни на что, женился на ней. Почему? Как же хотелось верить, что именно по той, особенной причине!

Представлять то, в чем Макар подозревал ее до возвращения в родной город, да и потом, какое-то время, оказалось слишком больно. Этот развод… Возможно, он не состоялся именно потому…

— Девушка, сколько вы хотите за этот пейзаж?

Затуманенным взглядом Арина посмотрела на мужчину с тросточкой.

— Не отвлекайся, девочка.

Благодарно кивнув Стелле Семеновне, она макнула кистью в голубую краску.

… потому, что Наташа показала Макару фотографию? Тот все понял и передумал разводиться? Неужели, и в самом деле прикрывал Антона, как это представляет Клара? Но разве можно заниматься любовью с женщиной так, словно она — самое драгоценное на свете, только для того, чтобы прикрыть братов обман? Разве признают ребенка сыном лишь для того, чтобы скрыть семейный позор?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Арина опомнилась лишь тогда, когда перестала различать краски. Огляделась вокруг и поняла, что на мосту остались только они со Стеллой Семеновной, да парочка зевак. И еще Тарас. Он курил, облокотившись на перила, и стряхивал пепел в воду.

— Это его мольберт, верно? — кивнула Арина в сторону юноши.

— Еще намарает бумаги вволю до старости, — отмахнулась Стелла Семеновна. Она тоже курила. Выпустив, по своему обыкновению, дым через ноздри, поинтересовалась:

— Ты как? Готова идти?

— Готова.

— Вот и славно. А я тут тебе деньжат подсобирала. Пять акварелей за день. Рекорд. — Бросила через плечо: — Учись, юноша. Завтра жду тебя на этом месте. — Ткнула пальцем в мольберт. — Забирай снаряжение, и сумку прихвати. Поможешь донести.

Арина хотела отказаться от помощи, но Стелла Семеновна смерила ее таким взглядом, что девушка передумала.

Да, пора домой.

* * *

Макар лишь мельком взглянул на указатель «Любашевка». Он не мог думать ни о чем, кроме того, что Арина не отвечает на звонки. Очень хотелось верить, что телефон просто разрядился, а девушка не заметила. В противном случае…

Нет, нет и еще раз нет. Он ни за что не поверит, что жена отказывается с ним разговаривать. Разве что…

И это почти невозможно. Никто из его семьи не посмеет посвятить Арину в тайну рождения Жени. Они договорились, и Макар пригрозил серьезными последствиями, если кто-то посмеет потревожить девушку даже намеками.

Что же произошло?

К Джулии Рудольфовне Макар заезжать не стал. После того, как она солгала отцу о правнуке, называть женщину бабушкой даже в мыслях не мог. С ней он пообщается позже. Сейчас важнее попасть в дом к Горенко. Если его туда впустят.

Он добрался к знакомому зданию к вечеру. Некоторое время сидел в салоне автомобиля. Смотрел на старую скамью и еще более древний сад с яркими пятнами еще неубранных на зиму яблок. Приблизительно в это время много лет назад совсем еще юная Ариша узнала, что беременна. Вместо того, чтобы писать натюрморты, вышла замуж и, возможно, страдала от токсикоза, в одиночестве, в то время, как он, Макар, лелеял свою обиду.

Он вышел из салона и решительно стукнул дверцей. Не время скулить и искать виноватых.

Дверь оказалась незапертой. В доме стояла тревожащая тишина.

Макар вошел в кухоньку. Осмотрелся. Пусто. И не изменилось ничего. Даже на столе — все та же вышитая скатерть.

Он обернулся — и увидел мальчика. Внутри, словно, все встрепенулось, а голове перемешалось. Мужчина боялся шевельнуться. Казалось, одно неловкое движение — и ребенок исчезнет.

Барабаш вспомнил свои фотографии в детстве. Именно свои, не Антона. И пусть природа не на стороне Макара, перед ним — именно его сын. Он так чувствовал.

Присел на корточки, взял за хрупкие плечики:

— А вот и… я.

Губы на маленьком личике дрогнули, но малыш вздернул подбородок, совсем, как Арина, и прошептал:

— Папа?

Макар прижал к себе детское тельце и не только потому, что не мог иначе. Пришлось скрыть внезапно повлажневшие глаза.

Кашлянув, подтвердил:

— Я, сынок, — помолчал. — Извини, что так долго добирался.

— Ничего, — голосок прозвучал бодро, но ручонки еще крепче обвили мужскую шею. — Мама говорила, что ты обязательно приедешь.

Тайком стерев предательскую слезу, Макар поинтересовался:

— А как ты меня узнал?

Женя тотчас отодвинулся, но ухватил за ладонь обеими руками.

— Пойдем, я покажу. — Мальчик привел его в скромно обставленную комнату: кровать, канцелярский стол и двустворчатый шкаф. Достав что-то из-под подушки, Женя сунул это под нос Макару. — Мама нарисовала.

Он едва замечал, как подрагивают его пальцы, когда рассматривал собственный портрет, выполненный карандашом. На него смотрел совсем еще юный Макар Барабаш. Неужели уже тогда его взгляд выражал столько скептицизма?

Но не это главное. Рисунок заботливо вставили в рамочку, под стекло, и берегли все эти годы, как огромную ценность. У Арины не было его фотографий, но она сумела сохранить для сына единственно доступное для нее изображение отца.

Макар вдруг вспомнил, как лучатся зеленые глаза, стоит Арише увлечься работой, как она хмурит тонкие брови, когда не все получается, как улыбается в случае успеха — едва-едва, но в этот миг именно он чувствует себя сверхчеловеком, потому что нравится ей.

Как же он ее любит!

Глупо, что не признался вчера, когда имел такую возможность.

Где же она — его любимая, сама дорогая в мире женщина?


Прижав к себе сына, Макар уселся вместе с ним на скрипучую кровать. Спросил с паузами, так как воздуха не хватало:

— Мама не приезжала?

— Задержалась наша Ариша.

Макар поднял голову и уперся взглядом в серьезное лицо Николая Васильевича.

— Она еще утром в Любашевку собиралась.

— Знаю.

Скупые ответы тревожили все больше.

— Я звонил. Беспокоился. Она… Все в порядке?

— Утром будет. Сказала, когда приедет, все объяснит.

Макар ничего не понимал, кроме того, что Николай Васильевич не собирается делиться с ним секретами — даже если что-то знает. Что же, винить его в этом он не мог. А вот попросить…

— Я могу здесь переночевать?

Мгновения, пока дедушка Арины думал, показались Макару часами. Однако он терпеливо ждал вердикта, совершенно позабыв, что теперь у него есть самый искренний в мире адвокат.

— Конечно! Это же наш общий дом. Правда, дед?

Женя обхватил его руками, словно боялся потерять. Николай Васильевич лишь головой покачал.

— В гостиной постелю.

— Там хорошо, — одобрительно закивал Женя. — Телевизор есть.

— Чуть не забыл, — спохватился Макар. — Я же подарки привез.

Подкрепившийся Женя увлекся компьютерной игрой, но мужчины задержались за столом. Некоторое время молчали, но Макар знал, что Николай Васильевич не привык ходить вокруг да около, поэтому ждал подробных расспросов. Однако, мужчина его удивил, задав лишь два:

— Это ты навсегда или временно?

— Навсегда.

— А Аришу мою любишь?

— Больше жизни.

Старик кивнул и поднялся.

— Тогда я — спать. Старею.

— Наговариваете на себя.

— Не, я не тороплюсь. Мне еще за всеми вами надо чуток приглядеть.

— Я — не против. — Макар тоже поднялся. — Прогуляюсь немного перед сном. А на утро у нас с Женей планы. Будильник у вас… нас есть?

Николай Васильевич почесал пятерней затылок.

— Есть. В Женькиной комнате. А ты — парень не промах. «У нас». Мне нравится.