Я замотала головой, вытирая слёзы об его футболку:

- Не приедешь, я знаю. Ты просто делаешь то, что хотел раньше – сплавляешь меня в Москву. Ты давно уже это придумал – и с квартирой, и с учёбой... А я не хочу!

- Люд... малыш... Нет другого выхода.

- Я к бабушке уеду, в Николаевку. – В надежде подняла я на него глаза. – Никто ведь не знает, где она живёт, а я хотя бы буду чувствовать, что ты рядом.

- Ты недооцениваешь противника, Милах, а я мыслю трезво. Тебе нужно затеряться и исчезнуть со всех радаров. Поняла?

- А как же мама, бабушка?

- Через неделю, после того, как на тебя выйдет Медведь, напишешь письмо. Он отправит его из какого-нибудь другого города. Естественно, по существу ничего не говоришь, только то, что у тебя всё хорошо и... Ну я не знаю, что ты путешествуешь, например. Один хрен, письма каждый раз будут посылаться из разных городов. Так что не переживай за мать. Одно неудобство – ты не сможешь получать ответы, потому что твои письма будут без обратного адреса. Но это временно Люд. Просто потерпи.

- Временно, это сколько?

- Не знаю. В любом случае, если ты начинаешь учиться как Киреева, то тебе лучше уж и закончить так же.

- Угу... – я выбралась из его объятий, и нервно сцепив руки на груди, заметалась по комнате. – Только если это временно, то нахрена мне потом диплом на Кирееву? Квартира на Кирееву? Сберкнижка и паспорт на Кирееву? Денис, ты сам себя сдал! Я уже никогда не буду Людкой Кобырковой, да? Да?!

Он потёр переносицу, вздохнул.

- Я не знаю, Люд. Честно. Но пока вот так.

- Нет. Я так не хочу. Я не хочу!!!

- Не начинай, сейчас не время для истерики. Жизнь продолжается в любом случае, Милаш. Я позабочусь о тебе, не бойся.

- Нет, Денис. – Накатило упрямство. Как броня, за которой пыталось спрятаться истекающее кровью сердце. – Нет, так не пойдёт. Извини. Это какой-то бредовый детский сад! Следствие ведут Колобки, блин!

Он долго молчал, играя скулами.

- Ладно, давай по-взрослому. Ты подставляешь меня, Люд. Пока ты здесь, пока тебя вообще можно хоть как-то найти – я связан. Я беспомощен, как слепой котёнок. А мне нельзя. Понимаешь?

Я замерла. Глаза в глаза. Конечно, я всё понимала. Но мне было слишком больно, чтобы просто согласиться. Согласиться – это словно помахать ручкой и закрыть за ним дверь. А я не хотела. Я не была готова.

- Денис... – по щеке непрошенная слеза, - мне кажется, ты просто хочешь от меня избавиться. Это всё из-за тех фотографий, да? Ты мне не веришь? Нет, ну правда?

Он вздохнул, растёр ладонями лицо:

- Иди ко мне. - Я  прильнула, он обнял. - Скажи, только честно, как на исповеди – если бы я не влез в ваши отношения, ты сейчас была бы с ним?

И я заревела. А он прижал меня к себе ещё сильнее и шепнул:

- С ним? Только честно.

- ...Я не знаю.

Он долго молчал, иногда потираясь об мои волосы щекой.

- Так может, так тому и быть, Милаш? Может, так будет лучше? Для тебя.

Я задохнулась. Вскинула голову, врезалась своим обалделым взглядом в его спокойный.

- Что? Вот так просто? Ты... Ты мне в любви признавался, ты мне замуж предлагал за тебя пойти, а теперь... Это такая у тебя любовь, да?!

- Да, такая. Любовь, это ответственность, я всегда говорил об этом. – Отвёл взгляд. – Люд, я взрослый мужик, я видел жизнь, отношения, измены... Всякое видел, и сам тоже далеко не святой, знаешь же. И я верю в то, что у вас ничего не было. Правда. Но не в то, что это был просто поцелуй.

Я забрыкалась, выбираясь из кольца его рук. Истерично рассмеялась, размазывая по щекам слёзы:

- Ах, не веришь?! Я, значит, верю, что у тебя с Боярской было случайно, а ты – нет? Может, и мне тогда не верить? Может, ты просто даёшь мне отступные? Квартира, институт... А сам рванёшь к ней за бугор? Так ты, кажется, собирался сделать, когда трахал её? Ну так езжай, я тебя не держу! Но и жизни мне чужой не надо, понял!? Я прекрасно перекантуюсь в любой деревне, не хуже чем в Москве затеряюсь! Ты хоть знаешь, что такое наши родные ебеня? Понятия не имеешь! Так что вали к своей Боярской, а я и без тебя справлюсь!

Денис, на удивление, сохранял сосредоточенное спокойствие. Какое-то ледяное даже.


- Боярской больше нет, Люд.

- Да ла-а-адно! Она же ради тебя это сделала! Подумай только – на что она пошла ради тебя!? Да стоит ей только снова блеснуть своим гениальным умом, как ты сразу растаешь!

- Ты не поняла. Её вообще больше нет. Её убили.

Пауза. Такая страшная, тягучая, когда каждое мгновенье впивается в сознание как замедленная пуля, и ты понимаешь вдруг, что почва уходит из-под ног, но сделать ничего не можешь.

- В смысле... Как убили? – глупо переспросила я, обхватывая себя руками. Под коленями резко ослабело, я грохнулась на стул. – Как – убили? Медок сказал, она за бугор свалила?

- Было такое ощущение. И логика в этом была, поэтому так и решили. Но сегодня, когда тушили кирпичку, её тёло нашли в старом пожарном резервуаре. Со свёрнутой шеей. Убийство вешают на меня, естественно. Мотивчик-то налицо... – подошёл, едва ли не силою заставил меня, одеревеневшую, подняться со стула. Обнял. - Я не собирался тебе рассказывать, но ты не оставила мне выбора. Извини. И услышь – я не хочу чтобы следующей нашли тебя. Я не смогу с этим жить, Милах. Понимаешь?

Я не реагировала. Я была в шоке.

- Поэтому сейчас ты учишь инструкцию и ждёшь Степана. А дальше, по плану. – Схватил моё лицо в ладони, сжал крепко, заставляя смотреть ему в глаза: - Я тебя прошу Люд, исчезни! Дай мне вздохнуть свободно и отъебать этого ублюдка так, чтобы пожалел что родился, что не сдох вместо того, чтобы фашистам подмахивать. – Губы сжаты, крылья носа подрагивают от напряжения, на лбу пульсирует вена. – Сделаешь, Милаш? Так, чтобы я хоть какое-то время смог не думать о тебе?

- Но ты хотя бы дождёшься со мной Степана?..

- Нет. Нужно увезти Кристину на другую хату, здесь больше нельзя оставаться, уже слишком многие знают, что я сижу где-то в этом районе. И я должен сделать это сам, чтобы не спалить новый угол...

Кажется, я кивнула. Не помню, честно. Помню только, как кивнул он – словно в ответ, и всё-таки прильнул к моим губам поцелуем. Сумасшедшим, жадным. Но горьким.

И он провёл в этой квартире ещё час. Один только грёбанный час. А потом и он закончился.

Я не хотела реветь. Вернее – хотела, очень. Подбородок дрожал от напряжения, в носоглотке не то что свербело – её раздирало от задушенных слёз... Но я знала – нельзя, а поэтому не ревела. Чёрт, да я лучше сдохну, чем наше расставание будет похоже на похороны! И я улыбалась, обнимала Кристинку, обещала, что когда-нибудь обязательно найду её в Челябинске... И долго вжималась Денису в грудь, не в силах оторваться. Не веря, в то, что это происходит на самом деле. Пытаясь дочувствовать его в себе и себя в нём... А когда они ушли – валялась на полу у порога и, кусая кулаки, беззвучно выла.

Эту боль невозможно описать. Может, потому, что это не совсем боль. Это скорее как... Рождение. Когда сидишь в уютной, любимой утробе... а потом внезапно давление, боль, и прежний счастливый мир выплёвывает тебя куда-то вовне, туда, где страшно, тяжело и одиноко. Но если хочешь жить – надо начинать дышать самостоятельно.

***************

Музыкальная тема и настроение сцены прощания Дениса и Люды - Анастасия Спиридонова "Цунами"

***************

Мысли вязли, инструкция не хотела запоминаться. Незнакомые названия улиц и строгие временные интервалы вызывали панику. Сто тысяч «А вдруг» - но больше не у кого спросить совета. БОЛЬШЕ НЕ У КОГО - я возвращалась к этому нарыву снова и снова, спотыкалась об эту рану на сердце, и вместо того, чтобы вникать в директивы, думала о том, где сейчас Денис, что делает... Пыталась почувствовать его через расстояние, так нуждалась в нём... Но он доверил мне две жизненно важные вещи – своё спокойствие и свободу действий, и я не могла его подвести.

И я сидела на кухне и учила чёртову инструкцию, не вникая, просто как текст, как белый стих – на зубок. На месте разберусь - и с улицами, и с автобусами. Только бы успеть всё запомнить.

Где-то около десяти я услышала возню в замке. Степан должен приехать в двенадцать. Медок на деле. Денис тоже. А больше указаний не было.

Это произошло как-то само по себе – я просто взяла самый большой нож и, выключив настольную лампу на кухне, застыла в тёмном коридорчике напротив туалета. Адреналин кипятил кровь. Придавал отчаянной смелости.

В коридоре шаги. Сердце послушно замирает – чтобы не дрожали руки. Я поднимаю зажатый в них нож над головой – так всегда делают в кино...

- Людмила Николаевна, ты где есть-то?

...И нож, сука, вываливается из резко ослабших пальцев. Что за нахер? Почему так случилось? Не знаю. Степан выскочил из-за угла внезапно, да ещё и со стволом наперевес, с первого взгляда оценил ситуацию и рассмеялся. Рассмеялся, урод! Смешно ему показалось, блядь. Правда, почти сразу заткнулся. Сунул ствол за пояс, поднял нож, рассмотрел.

- Таким тесаком только по заднице шлёпать. Следующий раз бери с узким длинным лезвием и меть в шею, поняла? Ну что, готова? Поехали.

- Но ещё не двенадцать? – слабо возмутилась я. Инструкция отскакивала от зубов, как стих Пушкина, но проблема в том, что я не успела её сжечь, а о необходимости этого было сказано в ней же.


- Я раньше освободился. Так даже лучше, поэтому давай. Шмотки, что там у тебя. Доки не забудь. Газ выключить, утюг и далее по списку.

- Я сейчас.

Метнулась на кухню за спичками и закрылась в туалете. Ещё раз перечитала план действий, посмотрела на фотографии и подожгла. Бумажка сгорела сразу, а вот фотки шли туго. Стук в дверь: