Стася Андриевская - Расплата

Я уж грешным делом надеялась, что в Олимпе меня будет ждать Денис. Дура, или мечтательница? Хороший вопрос, между прочим. Правильный.

Впрочем, как-то особо расстраиваться не было сил. В дороге, несмотря на ночной выезд, я практически не спала. Зато спал Башкатов – и храпел, и заваливался на меня, и характерно, так это нагло по-мужски, растопыривал колени, а мне страсть как не хотелось прижиматься к его бедру своим... Одним словом – с затёкшей спиной и шеей, измученную и злую, Зойка высадила меня у Олимпа. И если бы случилось так, что Макс тупанул и забыл о том, что в четверг, начиная с полудня должен ждать меня здесь – я бы его загрызла. Но он был на месте, несмотря даже на то, что мы подъехали только к четырём вечера.

В моей машине неуловимо витало что-то такое... Не запах, нет. Присутствие. Баба. Не объяснить по каким признакам - на уровне интуиции. Да и Макс вёл себя нетипично. И тоже – не объяснить словами как именно. Первой реакцией было психануть и загрызть-таки его. Второй – «Да и хрен с ним. Успеется...»

Дома прямо с порога набрала Медка. Не ответил. Я немного постояла, прислушиваясь к хрипам подыхающей гордости... и набрала Боярскую. Она тоже не ответила. Забавно. Зачем я это сделала вообще? Чего ожидала?

Когда было уже темно, но хрен его знает который час - потому что я к тому времени уже спала, - меня разбудил звонок от Медка. Как добрались, как дела – дежурный набор «заботы» короче. Предисловие. И только потом уже к делу:

- Денис задержится, Люд.

- На сколько?

- Да хрен его знает, оно и так, видишь, не по плану всё.

- А ты откуда узнал?

- Так созваниваемся.

- М. Ладно. Давай.

Можно было бы, конечно, привет передать, или просьбу, чтобы Денис позвонил и мне... И я даже почти сказала это, но... Но.

Лежала потом, с перебитым сном, и думала – почему? Что не дало – гордость? И так получалось, что, как ни странно – да, она родимая. А впрочем, нет – ревность. А ещё – страх. Или вина?

Очутившись дома, в этих красивых стенах, под этими высокими фигурными потолками, искупавшись в режиме массажного душа и рухнув на широченную, удобную кровать, я вдруг ужаснулась. Потерять это всё из-за какой-то животной страсти, из-за не поддающегося контролю влечения и отрубившей мозг эйфории... Глупее не придумаешь. Хотя нет, есть и глупее, а именно - моя мелькнувшая в тот вечер мыль о том, что это любовь. И поцелуй этот... чё-ё-ёрт. Чёрт! Как можно было настолько сдуреть?

Нутро горело. Это был даже не страх, а ужас неотвратимости. Я вспоминала пьяного злого Дениса, который тычет мне в нос собранные в щепоть пальцы – большой и указательный: «Ещё раз... хоть вот на столечко... И это будет однозначно считаться блядством» И себя, лопочущую: «Никогда, Денис, никогда...» Твою мать. Сказать ему всё самой? Огорошить сходу, свалить всё на Зойку? На Лёшку свалить?

И вот тут начиналось самое странное – я не могла на Лёшку. Несмотря на то, что, попадись он мне сейчас, – в рожу бы плюнула, к чёрту бы послала и... и... Не знаю, что сделала бы – грудь разрывало от злости и обиды - но мысль о том, чтобы натравить на него Дениса... Нет.

Дура ты, Кобыркова. Он тебя предал. В глаза смотрел, за руку держал. Такие слова красивые говорил. Правильные. Макдональдс, таблетка от головы... Разрезанная на животе, запачканная кровью футболка. Взгляд этот, когда я стояла под дулом... Тогда казалось – сдохнет за меня, не задумавшись ни на мгновенье. А потом предал. И сбежал-то как трус - пока нас в гостинице не было. И даже словом за все эти дни не обмолвился что Башкатов приедет. Скотина, одним словом.

А вот интересно, что бы он сделал, если бы я тогда сказала, что выбираю его?

От мысли об этом зажмурилась. Господи, спасибо, что не дал мне тогда и пикнуть! Задушил слезами и всё. И спасибо, что не дал условий для больших глупостей, ведь я – стыдно подумать – я бы не удержалась. В тот вечер – не удержалась бы, вот правда, отдалась бы ему. Тогда ведь всё казалось таким... правильным, что ли. Как будто телега, потерявшая колею, вдруг снова в неё попала. Какого чёрта, вообще? Что, ну что на меня нашло? Что я в нём нашла?

Залезла в сумку, достала фотки. Всматривалась в Лёшкино лицо и ничего не могла с собой поделать – под пластом ненависти чувствовала тепло. Да и ненависть ли? Скорее всё-таки обида. Горькая, как полынь. Но виноват-то кто? Сама. Никто меня силком не заставлял. Увидела и потекла, как сучка. Не объяснить. Просто к чёрту его и всё! Выкинуть и забыть!

Собрала все семь фотографий стопочкой, собралась было порвать... И не смогла. Сунула обратно на дно сумки – в прореху между подкладкой и уплотнителем и рухнула в постель.

Подушка пахла Денисом, я обнимала её, представляя, как буду обнимать его самого, и понимала, что задачи главнее, чем всё исправить, у меня нет. Но совершенно не представляла, как это сделать. Кроме как довериться Зойке. А там – как пойдёт.

* * *

В пятницу, по дороге в общагу, всё прислушивалась к себе – откуда это ощущение другой бабы в моей тачке? Чисто ведь, и запахов чужих нет, и всяких там волос на спинке кресла... Мистика какая-то. Или паранойя - что скорее. Даже забавно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Макс расспрашивал о Москве, с готовностью смеялся над моими ядовитыми шутками (чёрт его знает почему, но настроение было – убивать), искренне поздравлял с победой. Но было в нём что-то, в его чрезмерно внимательно устремлённом на дорогу взгляде и беспокойно шарящих по рулю ладонях. Но я же не дура. Понятно, что пока меня не было, он развлекался. По полной. Интересно только кто она. Если Ленка, то это залёт, Макс. Это залёт! Русским языком перед отъездом предупредила, блин! У него любовь-морковь, а нам с Денисом всю контору попалит, идиот. Вот кстати интересно, любовь-морковь или так, сексы-кексы? Да и Ленка ли?

В общаге меня ожидал сюрприз в виде блюющей матери. А ещё - вроде и видела её не так давно, но сейчас вдруг бросилось в глаза, как сильно она осунулась, побледнела. Сначала встревожилась, что болеет, а потом вдруг дошло.

- Мам, ты беременная что ли?

- Да прям, скажешь тоже! – а сама не знает, куда глаза деть.

- М... – детский сад какой-то. - А предохраняетесь чем?

Она вспыхнула, начала было наезжать, что я совесть потеряла – матери такое говорить... Но обломалась об моё спокойствие. Смешная такая. А то я не знаю, от чего дети родятся, ага.

А вообще – долбануться можно, конечно. Вот в эту халупу – с вечно занятым сортиром, с гнилыми полами и тараканами щекочущими по ночам ноги... Не завидую я ему. Или ей. Но блин... Ребёнок разве выбирает?

Глянула на мать как-то иначе. Не такая ведь и старая – тридцать четыре всего, той же Боярской тридцать три, но разница колоссальная. Во всём. И во внешности, и в здоровье. И в том, что мать в шестнадцать лет сбежала из дома, не желая делать аборт, а Боярская, при бабле и устроенной жизни – сделала его по собственному желанию. Сколько ей было тогда, тридцать, тридцать один?

- Мам, а ты на учёт встала?

- Так рано ещё. Нужно чтобы недель шесть хотя бы было.

- А у тебя?

Она пожала плечами.

- В прошлом месяце ещё месячные шли.

Ясно.

- Может, тебе витаминчики какие-то?

- Да прям! Заходила я в аптеку, ага, пусть они сами их жрут, за такую цену! Скоро, вон, овощи-фрукты полным ходом пойдут. Толя сказал, этим летом кровь из носу, а надо комнату капитально отремонтировать. И батарею менять, и проводку, а это, сама понимаешь... Как на пороховой бочке сидим, ведь, Люд!

- Я сейчас вернусь, мам.

Просто сказать, что Макс офигел, когда я послала его за витаминами для беременных – это ни о чём. Ещё велела заехать на рынок – творога взять, сметаны домашней, масла. Яиц. Мяса. Может, мёд будет...

А вообще, если честно, – я растерялась. Чувствовала, что должна что-то делать, а что, не понимала. Знала только, что на мне теперь большая ответственность за маму и за... Брат, сестра? Вообще не важно. Главное, чтобы всё нормально.

Когда, при виде пакетов с продуктами, мама резко отвернулась, думая, что я не замечу слёзы - мне жутко захотелось её обнять, но я так и не смогла сделать первый шаг. Наверное, ничто не проходит бесследно. Можно вырасти, всё понять, всё простить, наладить общение... Но шнур от утюга и потоки брани, бьющей хлеще, чем ивовый прут – прямо по открытой детской душе, никуда не денешь. Впрочем, и мама тоже не рискнула ко мне подойти, хотя я видела – хочет. Но она только чуть виновато улыбнулась и качнула головой:

- А ты изменилась, дочь...

* * *

- Ты какая-то другая из Москвы вернулась.

И этот туда же.

- Какая другая?

Макс, не отрывая взгляда от дороги, дёрнул плечом.

- Ну не знаю. Другая.

- Да зазвездилась я, Макс, дураку же понятно. Не бери в голову.

Мотнул головой:

- Нет. Не в этом дело. Какая-то ты...

- Скурвилась?

Снова пожал плечом, помолчал.

- Или надорвалась.

- Или? То есть вариант «скурвилась» ты тоже допускаешь? Спасибо, дорогой. Кстати, как там Ленка? – спросила специально в лоб, не спуская с него глаз. – Виделись?

Макс прикусил губу, сдерживая улыбку.

- Поня-я-ятно... Надеюсь, ты не катал её в этой тачке? Ма-а-акс? Ну-ка посмотри на меня...

Он глянул – мельком, под предлогом наблюдения за светофором.

- Нет, конечно, Люд. Я ж не дебил. Ты же понятно тогда сказала.

- Останови.

- Не понял?