Стася Андриевская - Расплата

Говоря, Денис тёр виски и щурился, и я поняла, что ему херово, но он не отступит. И это понимание словно накрыло меня каким-то глухим, ледяным покрывалом обречённости. Он такой человек. Для него самое важное в жизни – это верность своей идее. И чем больше она завязана на справедливости, тем сильнее он ею горит. И он сам – как тот старик-ветеран, воюющий с ветряной мельницей.

– ...Короче, когда деда убили, я начал рыть. По архивам, по ветеранам, и так, по жизни. Но толку никакого. Ни одного факта. Времени столько прошло, да и Панин был тогда вовсе не Панин, естественно... Но я всегда чуял, что он гнида. У меня в его присутствии аж челюсть сводит... – Мотнул головой, пытаясь сбросить напряжение. Помолчал, яростно играя скулами. – И самое глупое, что ты могла сделать – это начать с ним заигрывать. Серьёзно, это просто пиздец, Милах... Я как представлю, что было бы, если бы я не узнал... Да лучше б ты к пацану этому своему окончательно ушла, чем это... Тем более из-за меня.

- Денис, я не собиралась к нему уходить!

- Чш... – перебил он меня. – Не надо сейчас. Потом. Когда разгребу дерьмо, тогда поговорим о нас. А сейчас нельзя, Милах. Не время сейчас для эмоций.

- Но Денис... – попыталась схватить его за руку, но он её забрал и, поднявшись, отошёл к окну.

- Короче, когда Панин из Онегина свалил, я стал искать по его блат-хатам и секретам, которые у меня давно уже на карандаше были. И в одном из мест случайно нашёл козырь, о котором говорил. Пойдём, тебе надо это видеть. Чтоб понимать о чём я.

За закрытой дверью одной из тёмных комнат неожиданно оказался Медок перед работающим на беззвучке телеком. Кивнул мне, привстав, тиснул руку Денису.

- Тишина, Дёнь. Как будто ничего и нет. Если бы я сам не видел, подумал бы, что пацаны напиздели.

Говорил тихо, так, что приходилось прислушиваться.

- Понятно. – Так же негромко ответил Денис. - Будут теперь молчать, пока не найдут, как связать это со мной. Но всё равно - не начнут дёргаться завтра, надо следующий жечь.

- Может, лучше рвануть? Это как-то погромче всё-таки. И попонятнее.

- Может, и рвануть. Посмотрим. - Мотнул головой в сторону дивана у стены:

- Как?

И только сейчас я разглядела, что это не просто комканая постель, а, кажется, человек, закутанный в одеяло.

- Мне кажется ребро всё-таки сломано. А там, хуй его знает, я не Айболит, Дёнь.

- Угу... А вообще как?

- На уколе пока, а так - молчит. Даже не ревёт больше.

- Херово. Если совсем замкнётся, балластом будет.

- Так это... Может, пусть Милаха попробует? Они как бы по-женски должны же общий язык найти? – и, поймав согласный кивок, склонился над диваном, осторожно разматывая кокон. Из него тут же полетели испуганные всхлипы. – Тихо-тихо-тихо, лапуль... Свои... Тут к тебе подружка пришла, хочет поболтать с тобой, ну там, как дела узнать... Хорошо? Не бойся...

- Свет дай,- велел Денис, и Медок, потянувшись, воткнул в розетку штепсель. Тут же загорелась настольная лампа на подлокотнике дивана.

- Вот, лапуль, видишь... Все свои, всё нормально. Вот, смотри... подружка твоя пришла, – нелепо, тоненьким для своих габаритов голоском, увещевал Медок. - М? Смотри... – стянув-таки одеяло ниже, он откинул в сторону какой-то ком, в котором я с ужасом признала сбитые в один грязный окровавленный клок длинные волосы, и немного приподнял подушку, так, чтобы девушка могла видеть нас с Денисом. Но она только жмурилась и слабо пыталась отвоевать обратно своё одеяло. Свой кокон.

Денис глянул на меня и, видимо поймав в моих глазах шок, притянул к себе, тиранулся подбородком об висок, быстро зашептал:

- Мы нашли её на одной из секретных хат Панина. И это пиздец Милаш, я такое только у душманов видел. Она в шоке, не хочет говорить, а мне очень нужно знать кто она и откуда, чтобы успеть спрятать её до того, как до неё снова доберётся Панин. А он доберётся, если ничего не делать. Вопрос времени. И ей тогда не жить, понимаешь? Милаш... на тебя вся надежда.

А я его почти не слышала, и даже не чувствовала его объятий и тепла губ у виска. У меня сердце не билось от ужаса. Потому что это была Кристинка, белокурый жизнерадостный ангел, отчаянно ненавидящий скуку.

13.06.1995г. Вторник.

Я не понимала, узнала она меня или нет, но, по крайней мере, она больше не пыталась спрятаться под одеялом. Хотя и не заговорила. Просто отрешённо смотрела на беззвучно мельтешащие в телеке картинки и находилась где-то глубоко в себе.

Попросив принести нам чай, я выставила мужиков из комнаты. Потом, когда Денис притащил две кружки с кипятком, спросила, есть ли аптечка. Он, не задав ни единого вопроса, просто принёс целый ящик, наподобие того, что был тогда в берлоге Медведя, и в этом было такое абсолютное доверие, что я не выдержала, схватила его за руку... Глаза в глаза... и отпустила. Всё потом. Я же помню, он говорил, что рядом со мной становится мягким, а ему нельзя. Сейчас – особенно.

Вообще, для начала было бы неплохо её искупать, но она, кажется, не была готова к такому тесному контакту, поэтому я просто смотрела, как она сжимает в ладонях кружку с чаем, судя по всему даже не осознавая, что это и зачем... и тихо охреневала. Запястья стёрты едва ли не до мяса. Воспалённая, опухшая кожа, сухие корки и гной... Наручники? Или верёвка? Господи, как можно так с человеком? А черно-синий «ошейник» на шее – её вешали, что ли? Или душили? Руками? Ремнём? Мне было страшно даже прикасаться к ней, а этот скот её увечил, ломал её хрупкое, такое тонкое тело. Драл светлую, словно светящуюся изнутри кожу... Волосы её пшеничные шёлковые, с мягкими завитками на концах, превращал в кровавую паклю... Смех её лёгкий, задорный отравлял полными муки криками... А ещё, под намотанной на тело простынёй она была абсолютно голая.

Порылась в ящике, нашла мазь «Спасатель». Моя бабушка считала её чудо-средством и мазала ею всё подряд – от комариных укусов до геморроя. Я нанесла её на ожог, решила ничем не заматывать. Заодно и ссадину на бедре намазала – она заметно подсохла, но всё ещё побаливала. Кристина наблюдала за мной искоса и, казалось, во взгляде её появилась какая-то осознанность. Уже что-то. Можно попробовать пойти на контакт. Я достала перекись и вату.

- Кристин, будем лечиться?

Она перевела удивлённый взгляд на моё лицо, потом опустила на свои руки. Долго смотрела на покрытые спёкшимися «браслетами» опухшие запястья, на испещрённые глубокими кровоподтёками предплечья... и наконец, протянула их мне. Правда, вместе с судорожно зажатой в ладонях кружкой. Я, едва ли не силой, забрала её и отставила в сторону. Положила израненную руку себе на колено и замерла, боясь даже начинать...

- Кристин, а ты помнишь меня? – спросила и тут же осеклась. Скорее всего, это было бы хреново, если бы она помнила... Одному богу известно, сколько проблем потащило бы за собой такое воспоминание - начиная с того Вип-пригласительного, по которому она пошла на закрытый приём вместо меня. – Кристин, – вата мягко касалась ран, шипела перекись, – мы хотим отвезти тебя домой. Там ты будешь в безопасности... Понимаешь? - я глянула ей в лицо, но она заворожённо смотрела на то, как по запястьям расползается бурая пена и молчала, словно не слыша меня. - Откуда ты Кристин? Из какого города хотя бы?

Бесполезно. Она молчала. А потом вообще начала плакать. Тихо и так жалко... Я осторожно обняла её, и она, после долгой паузы, робко обняла меня в ответ.

Чуть позже добрались и до волос. Это уже не был нежный шёлк, и даже не хотелось задумываться – отмоются ли они, расчешутся ли... Они всё равно сохранят на себе весь этот ужас. Крикнула Денису, спросила, есть ли бритва, и он принёс станок - обычный такой, советский, а к нему пачку лезвий «Спутник»

- Пойдёт?

- Идеально.

Срезала прядь за прядью, старалась вести станком чуть наискось, имитируя стрижку «каскадом»... Блин, ну хоть как-то... А Кристинка смотрела, как падают на пол её локоны – словно перья из поломанных крыльев, и почему-то улыбалась. Хотя, скорее, скалилась.

- На счёт покраски не уверена, – обернулась я на заворожённо наблюдающего за мной Дениса. – У неё раны на голове... Аммиак может кожу разъесть, тогда ещё хуже будет.

- Ладно. Может, парик найдём, а может, и так обойдёмся.

- Это твой отец? – спросила вдруг Кристи, выглядывая из-за меня на Дениса.

Мы с ним переглянулись.

- Нет, Кристин. Это мой... жених.

Кристинка подняла на меня такие нереально огромные на исхудавшем лице глазищи:

- А как же Лёшка?

Денис усмехнулся:

- Ладно, я, если что, в соседней комнате, прилягу ненадолго. Андрюха на кухне, по всем вопросам к нему.

Так хотелось броситься вслед за ним, но сейчас от этого было бы только хуже. Он всё равно не стал бы разговаривать, а вот Кристи, пока я бегаю, могла бы снова замолчать. Как не вовремя она... А с другой стороны – значит, узнала и приняла спокойно. Уже хорошо.

Ванна была обыкновенная, чугунная, никаких тебе душевых кабин. Честно, оценив масштаб повреждений, я не понимала, как Кристинка будет мыться и стоит ли вообще делать это сейчас... Но когда она скинула простынь, поняла – надо. А ещё, поняла, что если бы я намазалась говном и пришла так на свидание к Панину – его бы это не то что не остановило, а может, даже наоборот, раззадорило бы... Кристинкины ноги и ягодицы были в какой-то адской смеси крови, кала, грязи и засохшей спермы... У меня от ужаса дыхание перехватило.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Кристин... Господи...

- Это было не страшно... - убийственно безэмоционально сказала она и шагнула в ванну. – Это как будто не с тобой. Только больно по-настоящему. – И открыв воду, направила на себя душ.