Стася Андриевская - Расплата

Ты мой причал и путеводная звезда, мой дальний берег и крыло – втрое к одному. И я его когда-нибудь приму. Тогда, когда пойму, что всё-таки люблю. Тебя»

11.06.1995г. Воскресенье.

Этой ночью он так и не вернулся. Я поняла это внезапно вынырнув из странного, похожего на липкий анабиоз забытья. Собственно, потому и вынырнула, что в кайфово-блаженный, полный приторных вариаций на тему всяких там любовных крыльев психоз внезапно ворвалось одно только слово – Денис! Как бомба. Бах! – и капец сердцу. На ошмётки.

Вскочила, судорожно хватаясь за его холодную подушку. Не вернулся! Бля-я-ять... Сегодня гораздо больнее.

Под руку попалась тетрадь со всей этой идиотской писаниной. Пролистала, чувствуя, как мутит от собственной никчемности... Детский сад. Рисуночки, записочки... Крылышки-любовь... Дура. Сиськи есть – ума не надо.

Начала перечитывать и не смогла. То, что совсем недавно казалось едва ли не Нашёптанным Свыше Откровением, то, отчего умывалась блаженными слезами и воспаряла... на поверку оказалось бредом. Как там – «наркоманский бред для пацанов-переростков и их подружек», да? Да. В точку! Здорово, Бутусов, я тоже так умею...

Изодрала тетрадь, и, сунув в кухонную мойку, подожгла. Листы кукожились и превращались в пепел, а мне становилось легче. Правда, ненамного. Хотелось большего. Так чтобы радикально и бесповоротно... До тла, а потом с нуля. Так чтобы сейчас в экстаз, а потом охеревать от своей долбанутости и ползать по полу, пытаясь собрать себя заново. Хотя блять... А сейчас я что, не ползаю?

Лучше бы он вскрыл конверт предназначенный Лёшке! Это тоже был бы мандец, но там хотя бы письмо... Денис бы его прочёл и понял, что ничего не было и уже не будет. Потому что я выбрала ЕГО! А теперь не докажешь уже. Он мне уже не поверил.

Вина и раскаяние, и некому их излить. И я снова зомби – шляюсь из угла в угол и молю Бога, чтобы он всё сделал нормально. И по новому кругу звонки Денис-Макс-Медок-Виталий-Степан... Бесполезно.

Часам к четырём вечера осенило вдруг – я же могу позвонить бабушке! Пока провозилась с заказом по межгороду, пока дождалась соединения, немного отвлеклась. Потом с трудом держала слёзы и снова врала как последняя сука...

У меня всё отлично, да. Сессию почти закрыла. Голос грустный? Да не, просто устала, завтра последний зачёт, готовлюсь. Да, конечно я буду себя беречь! А этим летом точно приеду в деревню, бабуль! С работой улажу, не проблема... Кстати, сейчас письмо тебе отправлю - к концу недели жди. Пока, бабуль... Да правда, всё хорошо, бабуль! Просто устала немного...

Потом дописала-таки письмо. Почитать его – так я самый счастливый человек на свете! Вот бы и правда так – написал и оба-на! – сбылось...

Почтовый ящик на углу соседнего дома, три минуты туда-обратно. Но не успела я открыть дверь, как из тени мусоропроводного закутка выступила внушительная фигура.

- Куда собралась?

Я вздрогнула и пока бугай не подошёл, успела захлопнуть дверь. Сердце выпрыгивало. Что за нахрен? Прокралась к окну, выглянула. У подъезда две тачки. Два чувака возле и, судя по дымку из окошка «девятки» - ещё один внутри. И у меня под дверью один. А может, и не один, а может, и не только под дверью. Не прячутся, скорее наоборот – держатся демонстративно на виду. Не для меня, конечно, а для тех, кто может захотеть приехать в гости... Блядь, Дени-и-и-с... какого хера происходит, а?

Задёрнула поплотнее все шторы, и в квартире сразу стало мрачно и тревожно. Снова я зомби, снова считаю углы. Снова телефон: Денис-Макс-Медок-Виталий-Степан... Немного посомневалась и пала до Боярской. Но что толку, если и она не ответила?

С каждым часом – тревога всё больше. Задыхаясь от страха, заставила себя включить телек, муниципальный канал... Там шла «Королева бензоколонки», я отрешённо смотрела в экран и каждый раз, когда спокойный фон фильма сменялся агрессивными воплями рекламы, вздрагивала... Потом муниципальное включение уступило место федеральному каналу. Вот и всё, какого-то экстренного выпуска местных новостей так и не случилось. И хотя это в принципе ничего не значит – всё равно, слава Богу!

В двенадцатом часу ночи меня затошнило, и я вдруг вспомнила, что за весь день ни разу не ела. Но один хер, кусок в горло так и не влез. Постояла, тупо упираясь лбом в холодильник и сорвавшись с места, ринулась в коридор. На вешалке у двери сумочка, а в ней маленькие жёлтенькие таблеточки в сладенькой оболочке – для начала десяточек. Шлифанула коньяком. На хуй всё. Имею право.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

12.06.1995. Понедельник

Утро взорвалось телефонным звонком. Я рванула на него и даже забыла, что был указ не брать трубку. А если бы и не забыла - похрен. Я ведь не зомби на самом деле. Я за эту ночь столько раз умирала – и в мечтах, и на самом деле, что мне теперь точно понятно – я живая и, пожалуй, ни хрена не семижильная. Я больше не могу. Пусть только вернётся, Господи, пусть только вернётся – целый и невредимый, и я пошлю его на хуй! Всё. Заебало.

Не сразу узнала голос – низкий, густой. Мягкий. А потом аж всхлипнула и в поиске опоры шарахнулась спиной об стену. Медведь. Мой личный вестник глобального пиздеца - ещё с той зимней заварушки. И он же символ того, что всё будет пучком. С тех же самых пор.

- Привет, боевая подруга. Как сама?

- Нормально... - Ага. А у самой голос дрожит.

- М. Молодцом.

Пауза. Он не поболтать звонит, точно. Такие, как он не звонят просто так таким, как я...

- Где Сам?

- В смысле... – я сначала испугалась, а потом до меня резко дошло, что Медведь не с плохой вестью, он тоже ищет! Засуетилась, задыхаясь от волнения: - Я не знаю! Михал Потапыч, я не знаю где он, я уже третий день не...

- Чш... – сказано коротко и тихо, но я мигом заткнулась. – Понял. Чё там у вас происходит вообще, не в курсе?

- В смысле...

- Я про новости.

- К-какие новости?.. – сердце тук-тук... а потом остановка и ледяной холод по спине.

- ...Ясно. Ладно, как появится, передай, что Шатун на него... сердится, блядь.

- Михаил Потапьевич, подождите! Какие новости?..

А в ответ гудки.

Мыслей - чёртова тьма тьмущая, но все долбятся одна об другую, превращаясь в ошмётки, и я не успеваю за ними... Не понимаю, нихера не понимаю что в моей башке! Просто слушаю эти сволочные гудки в трубке... А потом осеняет – новости!

Трясущимися руками тычу на пульте кнопку долбанного муниципального канала, а он с-сука не нажимается или хуй его знает, что происходит – таблица настройки во весь экран и этот грёбанный, зудящий писк... Потом дошло, что муниципалка работает с девяти, а сейчас только начало восьмого... И что, блин делать? Как посмотреть?.. А потом снова доходит, что Медведь не мог видеть наши местные новости. Включаю федеральный, тупо пялюсь в программу «Утро», огрызаюсь на инфантильно-позитивных ведущих и вздрагиваю на каждое резкое включение рекламы...

Дождалась. Но восьмичасовой выпуск не начался с новостей о Мухосранских происшествиях или, там, о товарище Машкове собственной персоной. Всё Москва да Москва... Они там, похоже, и не знают ни о Мухосранске, ни о Задрипищево, или каком-нибудь Тьмутараканске. Почему я вообще подумала про телек? Наверняка Медведь говорил о каких-то других новостях... А потом как вспышка - коротенький сюжетик, о том, как в городе таком-то было совершено покушение на председателя арбитражного суда господина Панина.

«Как сообщалось ранее, инцидент произошёл в минувшее воскресенье: около одиннадцати часов утра, когда господин судья, выйдя из дома, направлялся к своему автомобилю, неизвестный открыл по нему огонь автоматной очередью. Погиб личный водитель господина Панина, сам он не пострадал. Стрелявшему удалось скрыться. Господин Панин связывает это покушение со своей профессиональной деятельностью и уже дал показания о предполагаемом заказчике преступления. В интересах следствия его личность не раскрывается. Ведутся оперативно-розыскные мероприятия, о дальнейшем ходе событий смотрите в двенадцатичасовом выпуске новостей»...

Всё.

Сколько я ещё сидела и повторяла в башке, как заведённая «Господин Панин, господин Панин»? Вакуум. Этого не может быть. Нет, нет, нет... Не может. Денис не такой дурак, нет. Это не он. Кто угодно, но не он.

Не было ни истерики, ни сомнений. Я даже пошла, поставила на плиту чайник, а потом выгребла-таки из мойки вчерашний пепел от тетрадки и скинула его в мусорку... Вытерла насухо стол... Достала банку с кофе, печеньки...

Не он это, нет. У такой твари как господин Панин наверняка дохерища доброжелателей. А Денис не дурак, чтобы вот так, средь бела дня, из автомата...

Но почему тогда Медведь... сердится?

Стоп. Водитель погиб? Погиб?

Ме-е-ерзкой, ледяной струйкой, по позвоночнику потёк озноб. Словно инъекция шока в спинной мозг. И сразу же – слабость в руках-ногах. Это не просто страх – ужас. Первобытный какой-то. Такой, который я словила впервые в тот раз, когда Медведь сказал о расстрелянном в своей машине Сашке и его жене. И их дочке, которая выжила лишь чудом. К горлу мгновенно подступила тошнота со вкусом водки – той, что я пила за упокой их душ... Это вкус смерти, которая стоит за плечом. Не где-то там, а вот. Смотрит на всех пустыми глазницами и уже вздымает костлявую руку, чтобы указать пальцем на следующего...

Зажала лицо ладонью, словно перекрывая себе возможность дышать этой тяжестью, этим трёхдневным пиздецом пропитавшим воздух комнат, и непонятно откуда появившейся в нём приторностью – то ли трупным смрадом, то ли спёкшейся кровью... Ужас и безысходность. Как старая, разбитая параличом бабка шатко добрела до окна, выглянула в щель между шторами – тачки на месте. Ребятки тоже. Ржут, курят. Хороший знак? Пожалуй.