– Говорите, я не против, – пробормотал он, и рука его продвинулась еще чуть выше, так что большой палец почти коснулся ее груди снизу. – Мне нравится вас слушать. Такая правильная речь. Отрывистая, но мягкая. С придыханием. Словно корсет ваш слишком туго зашнурован.

Кровь бросилась ей в голову. Она чувствовала, что покраснела до корней волос. Как посмел он заговорить о ее нижнем белье? Возмущение ее достигло опасного предела, когда он добавил:

– Знаете ли, я мог бы помочь вам его расшнуровать.

– Вы… вы – животное! – крикнула она, дернув плечом, чтобы освободиться от его плаща.

Яго угодил копытом в очередную выбоину, и они утратили равновесие. Порция завизжала, соскользнув с колеи незнакомца и едва не свалившись на землю. Крепкая рука перехватила ее поперек талии. Она вцепилась в тугое, с натянувшимися мышцами предплечье.

– Не визжите, – резко скомандовал он. – Вы напугали коня!

Прикусив губу от напряжения, она цеплялась за его руку, как за канат, в отчаянном усилии избежать падения. И тут внезапно конь споткнулся очередной раз.

И она полетела вниз. Вместе с ним. Пальцы ее мертвой хваткой держались за его руку, когда они, не разжимая объятий, ударились о землю.

Глава 3

Несколько бесконечных мгновений Порция лежала неподвижно. Она не могла и пальцем шевельнуть. Отчасти из-за шока, вызванного тем, что на ней, распластав ее по земле, лежал довольно крупный мужчина, отчасти из-за раздражения, вызванного очередным падением в грязь. Правда, на этот раз она погрузилась в грязь так глубоко, что у нее возникло ощущение, что ей вряд ли когда-нибудь удастся отмыться и очиститься. Грязь покрывала ее всю – каждый дюйм ее тела.

Повернув голову, она посмотрела вслед коню, со всех ног скачущему прочь по дороге. Поводья развевались по ветру, а окрестности оглашало тревожное ржание.

– Куда он скачет?

– Домой.

– Домой, – эхом повторила она, изумленно глядя на него снизу вверх.

Лицо его зависло над ее лицом, и холод серых глаз – вот все, что осталось в его лице не покрытым грязью. И от этого холода его взгляда ей сделалось еще холоднее, если такое вообще возможно.

– Да, в нескольких милях отсюда, – процедил он.

– О, великолепно! – воскликнула она. – Чудный у вас конь!

– С моим Яго все в порядке.

– В порядке? – возмущенно переспросила она. Еще немного, и ее начнет трясти от гнева. – Он нас бросил.

– Как бы вы поступили, если бы у вас на спине оказалась дикая кошка, которая визжит и царапается? Нет, я его не виню.

– Что это за конь, который так пугается малейшего шума? Настоящий конь и грома пушек не боится…

– Гром пушек он как раз может выдержать. А вот ведьмин визг – едва ли.

Поднатужившись, Порция толкнула его в грудь. Но от этого лишь глубже погрузилась в ледяную грязь.

– Вы не хотите с меня слезть?

– С удовольствием, – бросил он ей в лицо и прыжком поднялся на ноги.

Со злорадным удовлетворением она отметила, что он испачкался не меньше ее. Бросив на нее полный холодного гнева взгляд, он повернулся и зашагал прочь – следом за своим конем.

– Куда вы пошли? – крикнула она вслед, с трудом поднявшись на ноги, и чуть не упала, когда правая лодыжка ее подвернулась. Она едва не закричала от боли. Быстро перекинув вес на другую ногу, она закачалась на одной ноге, пытаясь сохранить равновесие.

– Кузнец одолжит мне коня, – бросил он через плечо, не сбавляя шага.

Приподняв свои отяжелевшие от влаги юбки, она глубоко вздохнула и сделала шаг, думая лишь о том, как бы не упасть вновь. Унижаться перед ним не хотелось, но лодыжка болела невыносимо.

Сморщившись от боли, она похромала за ним, стараясь не очень отставать. Но каждый шаг давался с громадными мучениями, а его длинноногая фигура неумолимо отдалялась.

«Он меня бросит».

Глаза защипало от слез. В груди встал ком, готовый прорваться рыданиями. Она судорожно глотала воздух, не желая давать волю слезам. «Я не заплачу. Я не заплачу».

И в этот момент она почувствовала себя раздавленной жизнью, преданной своей семьей, своей матерью, писавшей ей все реже и реже, жизнью в тени грозной тучи, которая называлась нищетой и нависала все ниже. А теперь еще и он. Варвар, которому нет дела до того, что станет с ней. Оставивший ее мокнуть под дождем в грязи.

Глаза жгло все сильнее. Только не разреветься. Будь она неладна, если позволит себе заплакать. Порция резко остановилась. Задрав лицо навстречу дождю, она заклинала небесную воду смыть с нее отчаяние, охладить прожигавшие ее эмоции.

Она опустила голову, глядя ему в спину. Ей страшно хотелось выкричаться, выплакаться, не сдерживая себя. Но этого никогда не случится.

И тогда Порция камнем повалилась на землю посреди дороги. Забыв том, что перчатки ее все в грязи, она уткнула в них лицо и…

И засмеялась.

Смех – надломленный, дребезжащий смех – рвался из ее груди. Она знала, что этот смех может в любой момент перейти в рыдания, в унизительные слезы. Если не соблюдать осторожность. И, целиком сосредоточившись на том, чтобы не дать слезам пролиться, она не заметила, как он подошел. Сквозь щели между пальцами она увидела его сапоги. Грудь ее перестала трястись, смех прекратился. Она пристально смотрела на струйки воды, стекавшие по его ботфортам.

Уронив руки, она посмотрела на него снизу вверх, скользнув глазами по всему его длинному телу и остановившись взглядом на лице. Она ожидала увидеть в нем презрение. Он должен был презирать ее за слабость, за неспособность идти с ним вровень.

Взгляд его был пустым. Ни одной эмоции. Тяжело вздохнув, он наклонился и протянул руку к ее предплечью.

Она ударила его по руке.

Нахмурившись, он вновь протянул руку.

И снова она ударила его по руке – на этот раз сильнее.

– Я сама могу идти, – проворчала она, не желая ничего от него принимать. – Идите без меня.

Ноздри его широко раздулись, губы стянулись в узкую полоску. Увы, она не заметила этого предупреждающего сигнала. Вернее, не успела на него отреагировать. Одним быстрым движением он нагнулся, подхватил ее под колени и поднял на руки, словно она была легкой как пушинка. Порция была так потрясена, что даже не сопротивлялась, когда он привлек ее к себе, прижал к груди. И пошел по дороге широким шагом, словно не замечал тяжелой ноши.

– Я могу идти сама, – пробормотала она, неловко вытянув перед собой руки. Она не знала, куда их девать.

– Конечно, можете, – ответил он, не глядя на нее. Он смотрел только вперед, даже не смаргивая с ресниц потоки льющейся с неба воды.

Порция сдалась и положила одну руку на его широкое плечо, пальцами легко касаясь затылка под давно не стриженными длинными прядями. Его темные волосы упали на ее пальцы, и она испытала странное желание потрогать эти мокрые от дождя прядки. Другая рука сама легла ему на грудь, туда, где под ладонью ее размеренно и сильно билось его сердце.

Какое-то время она разглядывала его профиль, и мало-помалу гнев ее утих. Он нес ее молча, не жалуясь. Внезапно он опустил взгляд, и глаза их встретились. И тогда она увидела синий ободок на серой радужной оболочке глаза.

Что-то странное и неведомое творилось с ней. В груди набух ком, дышать стало трудно. Дыхание теснилось в груди, как птица в клетке, – и все из-за этих глаз, что удерживали ее взгляд, не отпускали.

Может, он не был таким уж варваром. Бессердечный варвар оставил бы ее валяться на дороге, не понес бы на руках в деревню, словно герой из легенд о короле Артуре.

Пора опомниться, мысленно отчитала себя Порция, жизнь – совсем не та сказка, какую ей рассказывала на ночь мать.

Порция облегченно вздохнула, когда в поле зрения показалась деревня – горстка домиков под черепичными крышами, маленькая каменная церковь, кузница и большая двухэтажная гостиница. Казалось, эти домики жмутся друг к другу и дрожат на ветру, и эти домики манили Порцию к себе почти также сильно, как ее заветная книга – экземпляр первого издания миссис Уолстонкрафт «В защиту прав женщины».[1]

И при мысли о веселом огоньке, что горел в печах и каминах за стенами этих деревенских домов, собственное незавидное положение показалось ей еще горше. Она бы все отдала за то, чтобы сидеть сейчас в тепле в уютном кресле перед камином с книгой на коленях, так чтобы рядом – только руку протяни – стояла чашка с чаем и тарелка с медовыми лепешками.

Из кузницы доносилось ритмичное клацанье железа, и эти звуки перекрывали даже раскаты грома. Чтобы подойти к кузнице, им пришлось свернуть. Теперь ветер дул прямо в лицо. Порция и представить не могла, что чувствовал сейчас тот, кто нес ее на руках. Но он шёл, не сбавляя шага, ни разу не проронив ни слова жалобы.

От ветра у Порции заслезились глаза, и она отвернулась от ветра, уткнувшись носом ему в грудь. Поежившись, она теснее прижалась к нему, делая вид, что не замечает того, как приятно было прижиматься к этому крепкому телу, какой надежной уверенностью веяло от него, каким теплом.

Он занес ее на крыльцо со сбитыми ступенями, но опускать на землю не торопился, словно не был уверен в том, что она в состоянии держаться на ногах.

– Я могу стоять, – пробормотала она, повернув голову.

Он кивнул и осторожно опустил ее. Она медленно, мучительно медленно скользнула по его телу. Казалось, прошла целая вечность до того момента, как носки ее коснулись дощатого настила. Она чувствовала, как грудь ее вжимается в его грудь, и где-то внутри, внизу живота, она почувствовала жар, как будто там разгорелся костер. Растерявшись и сконфузившись, ибо ощущение это было для нее совершенно новым, она, покраснев, торопливо отступила.

Хотя навес крыльца защищал их от ветра и дождя, без него ей стало холодно. Ладонь его продолжала лежать у нее на предплечье – единственная зона прямого телесного контакта. Из-под полуопущенных ресниц она разглядывала его волевой точеный подбородок. Сейчас она вынуждена была признать то, что так упорно пыталась игнорировать. Он являл собой великолепный экземпляр по-настоящему привлекательного мужчины.