На миг вопрос повис в воздухе. Однако Дэвиду все же удалось расслабить горло и дать ответ:

— Поеду.

Эпилог


Год спустя


Дэвид попросил кучера остановиться и выбрался из кареты на вершине холма. В столь чудесный день не хотелось проводить в экипаже последний и лучший отрезок путешествия. Он прогуляется три километра по хребту, засим по лесной тропинке спустится в долину, примыкавшую к Лавероку.

Дэвид смотрел вслед грохотавшей карете. Она прибудет без пассажира, только с бережно упакованным сундуком с одеждой, тремя коробками книг, бумагами, кои он забрал из эдинбургского особняка Мёрдо, и клути дамплингом, завернутым в муслиновую ткань. Сие любимое с детства лакомство Дэвид вез от матушки из Мидлаудера. Последние три дня она разводила вокруг него суету и отправила домой не только с пудингом, но и — несмотря на возражения, что нога уже почти не болела, — с банкой домашнего линимента, которым, по ее словам, он должен пользоваться ежедневно.

На следующий холм придется взбираться, а затем он выйдет на равнину. После стольких часов, проведенных в карете, Дэвид был рад размять ноги. В последнее время он наслаждался небольшими неудобствами вроде легкого жжения в икрах или учащенного дыхания.

К концу подъема колено начало саднить, но только чуть-чуть. Дабы перевести дух, он уселся на большой плоский валун и, разминая колено, окидывал взором место, кое теперь звал домом: бурную реку с черными острыми камнями, холмы, заросшие коричневатым орляком, который с приходом весны расцветет. Жаворонок взмывал в небо и стремительно опускался. Дэвид следил за его смелым резвым танцем, пока он не исчез в роще.

Дэвид побрел по хребту, разглядывая знакомые виды. Здорово вернуться сюда, в деревню. Он обожал почти пустынную красоту нового дома. Элегантный Эдинбург кишел людьми. Приехав в город впервые за год, Дэвид поразился тому, сколь он оживленный, шумный, грязный и суетливый. Стремясь возвратиться домой, Дэвид покончил с делами как можно скорее.

Следующий выезд из Лаверока состоится лишь через полгода, однако периодические поездки неизбежны. Ныне он не кто иной, как поверенный лорда Мёрдо Балфора и вкладчик. Конечно, Мёрдо мог решать все вопросы сам. Люди не знали подробностей скандала, приведшего соседа-аристократа в Пертшир, навсегда изгнавшего его из лондонских светских салонов, но они судачили. Особенно о замужней даме, разбившей ему сердце. Более того, из-за этой женщины он дрался на дуэли. Поговаривали, что лорд Мёрдо назначил мистера Лористона поверенным, потому что ему нельзя показываться в Лондоне.

По слухам, в том и заключалась причина, почему он никогда не женится.

История вышла скандальной, романтичной и, что самое важное, достоверной. Мёрдо превосходно исполнял роль сельского джентльмена. Впрочем, сие не вызывало сложностей, ибо он всегда мечтал этим заниматься. Он с радостью проведет остаток жизни в Пертшире, управляя усадьбой.

Тем не менее Мёрдо согласился осенью сопроводить Дэвида в Ланкашир, дабы осмотреть новую фабрику, в которую он вкладывал деньги. Заодно они навестят Макленнанов. Йен и Элизабет поженились, у них родился замечательный здоровый мальчик, Патрик Дэвид Макленнан. По пути в Шотландию Мёрдо хотел заехать в Озерный край. По его словам, местный холм отлично подходил для прогулок, а пейзаж мог посоперничать с долиной Лаверока, во что верилось с трудом.

Дэвид остановился на конце хребта. Опушка леса, ведшего к дому, находилась в нескольких шагах от него, но, прежде чем спуститься с холма, Дэвид хотел в последний раз взглянуть на долину.

Он стоял под слабым весенним солнцем, держа шляпу в руке, ветер развевал полы расстегнутого пальто. Из задумчивости его вывел внезапный окрик:

— Вот ты где!

Из леса появился Мёрдо. Дэвид до того широко улыбнулся, что аж скулы заболели. Мёрдо тоже расплылся в редкой и чудесной улыбке, кою демонстрировал только Дэвиду.

— Негодник! — воскликнул он и захохотал, сверкая белыми зубами. — Я вышел встретить карету, а меня поприветствовал только пудинг!

Смех, сорвавшийся с губ, лился откуда-то из глубины души, как вода из подземного источника. Они стиснули друг друга в объятиях, сливаясь в неистовом и вместе с тем ласковом поцелуе.

— Так уже лучше, — пробормотал Мёрдо, щекоча дыханием губы.

— Я приехал на день раньше. Не знал, что ты дома, иначе остался бы в карете.

— Ну что сказать? — ухмыльнулся Мёрдо. — Наверное, я предчувствовал, что мой любимый вернется сегодня.

«Мой любимый».

— Я скучал по тебе, — изрек Дэвид.

— А я — по тебе.

Они улыбались друг другу, стоя на лесной опушке. А рядом начиналась густая растительность, окружавшая дом.

— Идем домой.

Мёрдо взял Дэвида за руку и потянул в сторону лесной тропки.

Через перелаз Мёрдо перебрался первым, а когда Дэвид последовал за ним, спросил:

— Как нога?

Дэвид пронзил его злобным взглядом. Мёрдо задавал этот вопрос каждый день. «Сила привычки», — утверждал он.

— Хорошо. Я выбрался из кареты на вершине Бэнкс-хилла и без проблем поднялся сюда.

— Серьезно?

Дэвид бросил на него вызывающий взор.

— Лишь под конец ощутил легкую боль. Пятиминутный отдых все исцелит.

В доказательство своих слов он спрыгнул с перелаза. Мёрдо выгнул бровь идеальной дугой. Неисправимый аристократ.

— Матушка дала тебе линимент? Раз нога болит, нужно сделать массаж.

Дэвид не сумел сдержать усмешку.

— Дала, как обычно.

— Она замечательная женщина, — заметил Мёрдо.

— Да, замечательная, — согласился Дэвид. — Это она передала клути дамплинг, который ты видел в карете. Блюдом она очень гордится и мечтает, чтобы ты его попробовал.

— Этот громадный пудинг, — перепугался Мёрдо, — клути дамплинг твоей матери? Господи, Дэвид, да он весит тонну! Из чего он сделан? Из камней? — Он покачал головой, сморщив нос. — Если можно, управься с ним сам. Это ты сластена.

— Ой, да брось, ты должен попробовать, — принялся уговаривать Дэвид. — Если я напишу, что дамплинг ел сам лорд Мёрдо Балфор, она сможет месяцами бахвалиться перед соседями.

Мёрдо взял Дэвида за руку и переплел их пальцы. Глаза искрились весельем.

— Ладно, попробую, — сказал он, потянув Дэвида к тропке. — Обещаю.

— Я запомню, — отозвался Дэвид, наслаждаясь касанием теплой руки и тем, что они сталкивались плечами.

— Даю слово, — вздохнул Мёрдо. — Ради любви я сделаю что угодно.