Но они явились, зная, что все ждут ее приезда.

Ни один из них не сказал ни слова.

Но, если подумать, никто не говорил ничего, кроме слов благодарности, когда им предлагали чай или угощение.

Последний раз она была в этом доме, когда приехала из Корнуолла на время короткого отпуска. Они праздновали двадцатый день рождения Генри и планировали в следующем году отметить его совершеннолетие, объявив о своей помолвке. Но к его двадцать первому дню рождения она уже была беременна, а Генри женат на Саре.

Сиднем рассказывал им об Элвесли и о своей семье. Рассказывал о Глэнвир, где был управляющим герцога Бьюкасла, и о Ти Гвин, которое недавно приобрел и куда он мечтал привезти жену и пасынка. Он рассказал им о том, что был офицером на Полуострове, где и получил свои ранения.

– Но я выжил. – Он улыбнулся. – Многим тысячам не так повезло.

Энн вдруг вспомнилось, что в Глэнвир Сиднем всегда был молчалив и находил себе местечко в уголке гостиной, и хотя он никогда не был замкнутым или нелюдимым, но все же старался держаться от всех подальше. А здесь он вдруг взял на себя беседу, зная, что станет центром всеобщего внимания.

Она почувствовала волну благодарности и любви.

Ее мать встала со стула.

– Мэтью и Сьюзен живут в пяти милях отсюда, – сказала она, – а Сара с Генри еще дальше. Это довольно далеко, когда у вас маленькие дети. Все они останутся здесь на ночь, никому не хочется уезжать до обеда. Ты, должно быть, устала, Энн. И мистер Батлер тоже. Идите наверх в вашу комнату и отдохните. Мы можем поговорить позже.

«Да, я приехала сюда, чтобы поговорить», – подумала Энн. Она приехала, чтобы встретиться с ними лицом к лицу, посмотреть им в глаза, помириться с ними, если такое вообще возможно. Но, наверное, пока лучше и впрямь уйти. Ее мать была права – она действительно устала.

Но она не стала вставать. Она уставилась на свои руки, лежащие на коленях.

– Почему? – спросила она. – Вот, о чем я хотела спросить у всех вас, вот, зачем я здесь. Почему?

Ее потрясли собственные слова. Именно для этого она и приехала. Но, наверняка, можно было выбрать время и получше. Но когда? Когда настанет это «получше»? Она ждала уже десять лет.

Все остальные тоже были потрясены. Она поняла это по молчанию, воцарившемуся в комнате. Но они должны были знать, что она задаст этот вопрос. Или не должны? Неужели они думали, что она приехала сейчас, выйдя замуж и вернув свою респектабельность, чтобы ее снова приняли в лоно семьи, согласная никогда не вспоминать о прошлом?

Ее мать снова села на стул. Энн подняла на нее глаза.

– Что ты имела в виду, – спросила она, – когда сказала, что вы простили меня. Ты сказала именно «мы». Кто «мы»? И что я такого сделала, чтобы нуждаться в вашем прощении?

Мэтью откашлялся, но ответил ее отец.

– Он был богатым мужчиной, Энн, – сказал он, – и наследником маркиза. Мне кажется, ты думала, что он женится на тебе, и ему следовало бы сделать это. Но ты должна была знать, что такой, как он, не женится на такой, как ты – особенно после того, как ты дала ему то, чего он хотел.

Мать Энн издала какой-то нечленораздельный звук отчаяния, Сиднем поднялся и отошел к окну, где замер, всматриваясь сквозь стекло, а Энн крепко сжала руки, лежавшие на коленях.

– Вы думали, что я пыталась поймать Альберта Мора в ловушку? – спросила она.

– Может, все обернулось не так, как ты ожидала, – сказал ее отец. – Но думаю, ты дразнила его, и он потерял контроль. Такое постоянно случается. А винят всегда мужчину.

Винят.

Всегда мужчину.

– Я собиралась выйти замуж за Генри, – сказала Энн, не обращая внимания на почти осязаемую неловкость самого Генри и Сары. – Вам это было известно. Я знала и любила его всю жизнь. Я не замахивалась на кого-то повыше. Мне никогда и в голову не приходило хотеть большего. Я жила ради того дня, когда смогу вернуться и выйти замуж.

– Энн, – сказала Сара, но не смогла договорить, да остальные все равно не обратили на нее никакого внимания.

– Но ты должна была остановить его, если действительно хотела сделать это, Энн, – сказал отец. – Конечно, должна была.

– Он был сильнее меня, – сказала она. – Гораздо сильнее.

Он едва заметно вздрогнул, а потом нахмурился. Мать спрятала лицо в носовом платке.

– Твоя мать хотела поехать к тебе, – сказал отец. – Я собирался написать маркизу и спросить о намерениях его сына относительно тебя. Но какой был от всего этого прок? Ты служила там гувернанткой. Я просто выставил бы себя дураком. А потом Сара сказала нам, что собирается замуж за Арнольда, а сразу же после этого пришел он сам и сделал ей предложение. А когда я отказался дать свое разрешение, они пригрозили сбежать. Мэтью должен был получить свой первый приход, тот, в котором он сейчас, и тут встал вопрос, что бы сделали с его карьерой скандалы. Я не позволил матери поехать к тебе – ведь нам нужно было устроить свадьбу. Но я приказал ей написать тебе и сказать, что мы простили тебя. Я не верил, что тебя изнасиловали.

Все было несколько иначе, чем она себе представляла, подумала Энн. Она посмотрела на отца, оплот силы, человека, которого любила, восхищалась и слушалась, когда была маленькой. И подумала, что в жизни каждого наступает время, когда родители воспринимаются просто как люди. И люди, у которых, в отличие от родителей, имеется множество недостатков. Иногда они весьма далеки от совершенства.

Ее мать уронила руки.

– И твой отец думал – и мы, - поправилась она, – думали, Энн, что лучше тебе сюда не возвращаться, – по крайней мере, некоторое время. Это расстроило бы всех, а среди соседей поползли бы слухи. Для тебя это было бы просто ужасно.

И для нее, папы, Сары, Генри и Мэтью, усмехнувшись, подумала Энн.

– Но я очень скучала по тебе, – заплакала мать. – Я так тосковала по тебе, Энн. И по Дэвиду.

«Но недостаточно, чтобы приехать навестить меня?» – подумала Энн. Правда ее мать всегда была очень послушной женой. Она никогда не делала ничего без разрешения или согласия отца. Раньше это казалось ей достоинством…

– Он – такой красивый мальчик, Энн, – сказала ей мать. – И он – твоя точная копия.

– Дэвид похож, – сказала Энн, – на Альберта Мора, своего отца. Он был красивым мужчиной. Кое-чем Дэвид походит и на меня. Но самое главное, что он – это он. У него очень много общего с его новым отцом. Сиднем – художник, и Дэвид тоже. Они рисуют вместе.

Ее поразило то, что она смогла вслух признать, что Дэвид похож на своего отца. И при этом то обстоятельство, что его отцом был Альберт Мор уже не вызывало у нее привычного отвращения. Энн поглядела на Сиднема, который стоял, повернувшись спиной к комнате, и почувствовала, как от любви к нему у нее слабеют ноги.

– Энн, – сказала Сара, – пожалуйста, прости меня. Прошу тебя. Я поступила ужасно, но я была так влюблена. Это, конечно, не оправдание. С тех пор я не знала ни минуты покоя. Мне так жаль. Но я не жду, что ты простишь меня.

Энн впервые рассмотрела ее. Сара располнела и очень походила на их мать. Но она все еще оставалась ее сестрой, которая когда-то была для Энн лучшей подругой, той, кому она доверяла все свои секреты, когда они были детьми.

– Энн, – сказал Генри, – Я бы женился на тебе, если бы ты вернулась домой, как и собиралась, без… Ну… ты должна знать, я бы сделал это. Но ты была там, а Сара здесь.

Энн перевела взгляд на него. Она была бы рада увидеть его уродливым и неприятным. Ей хотелось знать, что она когда-то в нем находила. В его характере, определенно, имелись и отталкивающие черты. Но он оставался все тем же Генри, и они долгие годы были близкими друзьями, прежде чем их отношения перешли в нечто большее.

– Все происходит с какой-нибудь целью, – сказала она, – хотя иногда на то, чтобы понять это, требуется время. Если бы я вышла за тебя, Генри, не было бы Дэвида, а он все это время был моей радостью. И если бы я вышла за тебя, то никогда не смогла бы стать женой Сиднема. И лишилась бы шанса стать в этой жизни счастливой.

Мэтью снова откашлялся.

– Ты хорошо справилась, Энн, – сказал он.- Сначала – дом и ученики в Корнуолле, потом – место учительницы в Бате. А теперь вышла замуж за сына графа Редфилда.

– Странно, – сказала Энн, – что вы знаете обо мне все это. Я ничего не слышала о вас. Я даже не подозревала о существовании своих племянников и племянниц.

– Я думала, так будет лучше, Энн, – сказала ее мать. – Думала, что ты расстроишься.

– Я хотела спросить вас, – сказала Энн, – после того, как вы все от меня отвернулись, легче ли вам оттого, что вы знали, что я прожила эти годы относительно благополучно?

– Ох, Энн. – Голос Сары сорвался.

Но ответил ее отец.

– Нет, – резко сказал он. – Ничуть не легче. Легче было думать, что ты страдала, а потом почувствовать облегчение от того, что ты преодолеваешь трудности без чьей-либо помощи. Было легче поверить, что тебе лучше там, вдали от болтливых языков наших соседей. Ты страдала, и ты справилась, и, пожалуй, было действительно лучше, что ты не слышала сплетен. Но нет, от этого мне не легче думать о том, как я с тобой обошелся. И сейчас, сегодня, когда я должен смотреть тебе в глаза, мне еще хуже – и я это заслужил. Не вини свою мать. Она приехала бы к тебе с самого начала, но я ей не позволил.

– Мне следовало хотя бы написать тебе, – сказал Мэтью. – Если бы не моя расточительность в Оксфорде, тебе бы никогда не пришлось работать гувернанткой.

– Сара всегда очень переживала из-за всего, что случилось, – тихо произнес Генри. – И я тоже.

– Что ж, – сказала Энн, вставая, – если раньше я просто чувствовала себя усталой, теперь у меня совсем нет сил. Думаю, что воспользуюсь предложением отдохнуть перед обедом. Уверена, Сиднем тоже устал. Старые истории ужасно утомляют, особенно, если они касаются тебя самого, не так ли? Их нельзя изменить. Никто из нас не может вернуться в прошлое и все исправить. Мы можем лишь идти вперед и надеяться, что прошлое сделало нас хоть немного мудрее. Я не появлялась здесь несколько лет, потому что ужасно злилась на вас и надеялась, что все вы страдаете, И потому, что я могла копить обиду, и почему-то считала это моим правом. И вот я здесь. И хотя я, конечно же, разревусь, когда поднимусь наверх, я рада, что приехала. Как бы там ни было – я прощаю вас всех – и надеюсь, что вы простите меня за то, что я мешала вашему счастью.