А где же ты? Может, болеешь? Если так, напиши мне, я волнуюсь. У меня уже болит горло, я боюсь заболеть. Если б не малыш, я бы не боялась. Если я так и не увижу тебя, то завтра отправлю это письмо по почте. Надеюсь, оно не попадет в руки твоей жены. А если попадет, то я заранее прошу у нее прощения и обещаю никогда не появляться в вашей жизни. Я хочу, чтобы ты знал: ты сделал меня самой счастливой женщиной в мире, подарил мне большую любовь и ребенка.

Сейчас уже двадцать четвертая неделя, он сильно толкается. Сильнее всего, когда я рассказываю ему, как первый раз увидела тебя, как мы сидели на пляже, как ты подарил мне самые прекрасные розы на свете. Я рассказываю ему обо всех наших днях, их было всего четыре, но в них вся моя жизнь. Я купила открытки с видами Харькова, хочу, чтобы он хорошо знал твой город, я зарисовала твой двор и подъезд. Когда вырастет, он будет знать, что его папа самый лучший на свете. Я пишу «он», потому что не знаю, кто у нас будет, мальчик или девочка. Одни говорят, что мальчик, другие – что девочка. Но мне не важно, главное – это наш с тобой ребенок.

Дима, пожалуйста, напиши мне письмо и сообщи, куда я могу прислать тебе еще одно. Может, на твою почту до востребования? Я хочу, чтобы ты дал имя ребенку, и напишу, как только он родится. Напиши, хорошо? Конечно, я могу сама дать имя, но лучше ты. И было бы здорово, если бы ты писал ему письма. Тогда он будет говорить, что ему пишет папа, он будет произносить слово “папа”, а это очень важно для ребенка. У нас в детдоме был мальчик, он сильно болел, и никто не мог его вылечить, и вот он стал получать письма от папы – и сразу выздоровел. Письма писал дядя Рома.

Я каждый день думаю о тебе, разговариваю с тобой, рисую твое лицо. Только твой голос я не могу нарисовать. У меня нет твоей фотографии, пришли какую-нибудь, пожалуйста.

Вот и все, малыш уже не толкается, он спит, пора и мне ложиться. Завтра мы опять придем в твой двор и будем ждать тебя. До свидания. Настя.

P. S. Пусть твоя жена не волнуется, я никогда не буду вам мешать».


Он не сообщил Лене, что уже приехал в Харьков, – сказал, что приедет поздно вечером, и бросился к тете Нине. Он возлагал на встречу с дворником большие надежды. Ей уже далеко за семьдесят, но она еще работает, у нее отличная память, и она умеет читать по губам, надо только говорить медленно. Она знала по именам всех жильцов, помнила тех, кто давно умер или уехал. Помнила номера автомобилей, клички котов и собак, знала, кто когда мусор выносит. Дима читал, что у глухих память лучше, чем у обычных людей, – они концентрируются на том, что видят. И вообще, дворники знают то, чего не знает никто.

Вечером, без пятнадцати девять, он въехал во двор. В окнах квартиры дворничихи свет не горел, во дворе ее тоже не было. Он нажал кнопку звонка – у тети Нины звонок был особенный, он не звонил, а ярко мигал в коридоре, – но никто не открыл. Дима вышел во двор и хотел позвать ее, но тут же сообразил, что это глупо.

Он лихорадочно соображал, что же делать, как вдруг услышал скрип двери и обернулся. Из углового подъезда выскочил кот, за ним еще двое, а потом вышла тетя Нина. Она что-то несла в переднике, надетом поверх драпового пальто.

– Здравствуйте! – сказал Дима.

– Здравствуй, Дима, – довольно внятно произнесла дворничиха.

– Тетя Нина, мне нужна ваша помощь.

Тетя Нина жестом пригласила его следовать за собой. В ее переднике копошились пищащие котята. Она вошла в квартиру и показала рукой на дверь в кухню.

Дима сел на табурет, а дворничиха занялась котятами. Она быстренько устроила их в картонной коробке на куске старого одеяла и подсела к Диме – он уже положил на стол рисунки Насти.

Тетя Нина надела очки и взяла верхний рисунок.

– Нас-тя, – произнесла она, улыбнувшись, вынула из кармана блокнот и карандаш.

«Что нужно?» – написала она.

«Настя была здесь в начале декабря 1988 года. Вы помните?»

Тетя Нина закивала, как болванчик.

«Рисовала тут 4 дня, хорошая девочка».

«Когда вы видели ее в последний раз?»

Тетя Нина склонила голову набок.

«Землетрясение в Армении. В тот день», – написала она и показала на телевизор, стоящий на столе у окна.

И снова принялась писать.

«Я смотрела новости для глухих. – Она отодвинула занавеску и показала пальцем на что-то во дворе, вернулась к блокноту и дописала: – Настя села в машину твоей тещи».

И она медленно произнесла:

– Больше я Насти не видела.

Дима показал на фигурку на рисунке:

– Это вы?

Тетя Нина засмеялась и снова закивала. Потом взяла карандаш.

«Ты будешь продавать квартиру? Тут спрашивают».

– Пока нет.

«Чаю хочешь?»

– Спасибо, мне пора.

Дима попрощался и ушел.

Возвращаясь к машине, он набрал номер дяди Вали. Тот выслушал, не перебивая, а потом сказал:

– Землетрясение в Армении? Оно было седьмого декабря тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. Она сидела в твоем дворе и после этого ее никто не видел?

– Нет, ни дворник, ни Роксолана.

– Что ты намерен делать дальше?

– Не знаю.

– Малыш, меня волнует все это, что-то здесь неправильно. Позвони мне, если еще что узнаешь, хорошо?


Он позвонил Лене. Она была дома.

– Что ж ты заранее не предупредил? Я только приехала с Шатиловки, ужина нет…

– Ничего, я пиццу куплю.

Он купил пиццу, но есть ему не хотелось – он думал только о том, что сказала тетя Нина.

Лена была голодна и сразу набросилась на еду. Дима съел один кусочек и молча наблюдал за женой.

– Я сегодня не обедала, – сказала она с набитым ртом, быстро прожевала, вытерла губы салфеткой и откинулась на спинку дивана. – Я сегодня столько сделала! Ты не представляешь! – В ее глазах сверкала радость. – На завтра практически ничего не осталось, только елку нарядить.

– Хорошо. – Дима провел рукой по столу. – Лена, я хотел поговорить с тобой…

– Давай я пока чай сделаю. – Она хотела встать.

– Потом. Это важный разговор. Это касается исчезновения одного человека.

– Какого человека? – испуганно спросила Лена.

– Насти. Той самой Насти.

– Она что, пропала?

– Да, пропала.

– И что я должна о ней знать? – Лена откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

Дима рассказал о посещении тети Нины и Роксоланы. О письме умолчал. Наступила долгая пауза.

– Скажи, Тамара Николаевна говорила тебе о том, куда повезла Настю?

– Ты что, чокнулся? Дворничиха все наврала! И вообще, милый, я что, должна помнить о том, что было двадцать восемь лет назад?! – Лена вытаращила глаза.

– Тетя Нина помнит.

– Твоя тетя Нина врунья, она еще не такие сплетни по двору пускала, старая дура! – Лена вскочила на ноги и схватила чайник.

– Значит, ты не видела Настю в нашем дворе? Она просидела в нем пять дней.

– Я не смотрю на тех, кто болтается по двору, у меня нет такой привычки. И я видела ее в сарафане, один раз, а ты говоришь о зиме! – Она наполнила чайник водой. – Я бы ее в жизни не узнала! И к маме в машину она не садилась, поверь мне! Вранье все это!

– Но Настю после этого больше никто не видел, – настаивал Дима.

– Моя мама Настю не видела – и точка! Надо же! – Она включила чайник и взмахнула руками. – Столько лет прошло, а старая карга помнит! Да она уже в маразме бьется! Дима, к чему этот разговор? Слушай, – она усмехнулась, – ты вообще понимаешь, о чем спрашиваешь? Ты еще спроси, что у меня было на обед в тот день! – Она дернула плечом и, скорчив обиженное лицо, пошла в ванную.


Лена солгала – она хорошо помнила тот день и то, что у нее было на обед.

Мама позвонила около часу дня и сказала, что ее пациентка, директор магазина обуви, получила дефицитный товар и ждет их у себя. Мама заехала за Леной на работу, и около двух они были в магазине. Они взяли по паре французских туфель и зимние ботинки папе и Диме, а потом зашли в ресторан перекусить. Лена уже доедала свою порцию, телячью отбивную с кровью, когда мама рассказала о жутком землетрясении в Армении. «Представляю, что там творится», – сказала мама. А Лена взяла и представила – у нее всегда было хорошее воображение, – и ее тут же стошнило. Мама повезла ее домой, и только они въехали во двор, как Лена увидела Настю. Она узнала бы ее в любой одежде. Настя сидела на скамейке и рисовала.

– Остановись у подъезда, напротив двери, – сказала Лена.

– Я поставлю машину на площадку.

– Высади меня у подъезда!

Лена выбежала из автомобиля, как только он остановился.

– Тебя опять тошнит? – спросила мама, войдя в квартиру. – Поехали в клинику, может, телятина была несвежая?

Лена взяла маму за руку, подвела к окну и показала пальцем на Настю:

– Это она!

– Кто?

– Настя! Мама, она приехала за Димой. Смотри, у нее живот!

Лена вскрикнула и прижала пальцы к губам.

– А ты не ошиблась?

– Нет, не ошиблась! Я буду умирать и ее помнить! Она причинила мне столько страданий! – Она схватила маму за плечи. – Прошу тебя, увези ее отсюда! Как угодно, но увези! Сейчас же! Дима сегодня возвращается из командировки! Мама, пожалуйста! Если он оставит меня, я убью себя!

– Успокойся, я все улажу.

Лена видела, как мама прошла мимо Насти, но вдруг вернулась и заговорила с ней. Потом села рядом, стала какие-то листы рассматривать. Вскоре они встали и пошли к машине. Вечером мама позвонила и сказала, что дала Насте деньги, что та очень обрадовалась и пообещала больше никогда не приезжать.

* * *

«Иди за мной». – Дима услышал голос Насти и оглянулся. Ее нигде не было. «Я тебя не вижу!» – закричал Дима. «Иди за мной!» Он пошел на голос мимо Антонины Денисовны – та смотрела на него и улыбалась. «Чего это она пропустила Настю? – подумал он, взбегая по лестнице на чердак. Низкая чердачная дверь открылась, и тот же голос позвал его к смотровому окну: «Не боишься?» – «Нет», – ответил он и вышел на крышу. Внизу раскинулось спокойное море, светило солнце, но его лучи не слепили глаза. «Полетели к нашей беседке», – сказала Настя. «Я не умею летать». – «Неправда, умеешь, ты просто не веришь в это, ты сейчас ни во что не веришь». – «Ты права, я уже ни во что не верю, а сейчас у меня хотят отнять последнюю надежду на счастье». – «Я пришла, чтобы помочь тебе». – «Разве это возможно?» – «Да. Поверь в то, что мы снова будем вместе, у тебя вырастут крылья, и ты полетишь». – «Любимая, мы будем вместе!» – воскликнул он. Легкий порыв ветра подхватил его и поднял высоко в небо. Он посмотрел на руки и вместо них увидел большие серо-белые крылья. «Настя, я лечу! Где ты?» – «Я здесь». Он увидел ее внизу, она стояла на краю обрыва и с восхищением смотрела на него. Ветер играл ее волосами. «Ты выше чаек!» – воскликнула она. Он взмахнул крыльями и спустился к ней. «Любимая, я так скучал по тебе!» – Он обнял ее. «Видишь, я уже не боюсь, – произнесла она, – это ты научил меня не бояться. Ты помнишь, как мы рассказывали морю о мечтах?» – «Конечно помню». Она коснулась ладонью его щеки, и он почувствовал тепло. «Ты веришь в то, что они сбудутся?» – спросила она. «Да, верю!» – «Верь в это всем сердцем, и мы снова будем вместе», – сказала она и стала вдруг отдаляться от него. «Настя, куда ты?! Вернись!»