Стеклянные двери со стуком открываются, и входит девушка, очень красивая, но одетая просто: пара кед, свитер, джинсы. За ней следует несколько женщин с вешалками, которые они только что достали из внедорожника, припаркованного перед входом. Девушка садится на диван рядом с этими двумя женщинами, которые тут же начинают её разглядывать, старательно изображая равнодушие. Они холодно приветствуют её, а затем возобновляют свой разговор. Она возвращает им приветствие с улыбкой и скучающе проверяет свой мобильный. Между тем женщины, которые пришли вместе с ней, продолжают выгружать платья, обёрнутые в пластик. Возможно, это наряды для какой-нибудь модели, которая должна дефилировать перед клиентом.

Нервничая, Олли ходит туда-сюда. Она пытается восстановить спокойствие. Она тщательно отобрала все детали своего наряда. Отличные белые брюки, блузка и облегающий лиловый жакет с широким ремнём. С собой у неё жёсткая папка с различными рисунками и распечатанными фотографиями. И, конечно же, учебный план, отправленный ранее вместе с заявкой на прохождение практики. Её сердце бьётся быстро-быстро. Как пройдёт собеседование? Кто знает, сколько вопросов ей зададут. Несмотря на то, что обычно за практику платят копейки, здесь ей могут предложить неплохие деньги. Если она проведёт здесь несколько месяцев, поработает над каким-нибудь проектом, завоюет чьи-нибудь симпатии, то всё это может помочь ей открыть какие-нибудь двери. Или даже возможность получить настоящую работу. Ну, пожалуйста.

Девушка поднимается с дивана. Одна из девушек на ресепшен рукой подзывает её. Олли слышит их разговор: её ожидают этажом выше. Она оборачивается и говорит женщинам, с которыми пришла, чтобы они следовали за ней. А затем начинает подниматься по лестнице элегантными и точными движениями.

Вот чёрт, думает Олли, это просто потрясающе. А я? Когда же моя очередь? Она смотрит на часы. Уже шесть. Мне сказали, чтобы я пришла в половину шестого. Уф. От туфель уже болят ноги. Я в них с самого утра. Непривычно. Каблуки слишком высокие. Она бросает последний взгляд на модель, которая как раз исчезает из виду на лестнице. Как же ей повезло, что она в кедах. Но у неё в жизни уже всё ясно. Она уже работает здесь.

Через несколько мгновений появляется девушка с ресепшен.

— Простите, синьора Крочетти…

Олли оборачивается.

— Да?

— Мне только что сообщили, что Вы можете войти. Вас ожидает Эджидио Ламберти. Поднимитесь и постучите в первую дверь справа. В любом случае, на табличке есть имя… — она улыбается ей приветливо, но настороженно.

Олли благодарит её и направляется к лестнице. Эджидио. Ну и имечко. Каким он окажется? На сто лет старше Христа? Даже старше своего имени, а уже оно прямо антиквариат. Поднимаясь, она запинается о ковёр и ударяется о ступеньку. Олли оборачивается, чтобы убедиться, что никто в вестибюле ничего не заметил. К несчастью, женщины на диване точно всё видели. Они смотрят на неё изучающим взглядом. Олли отворачивается от них и смотрит вперёд. Она задирает голову. Нет, я и знать не хочу, какие у них сейчас лица и смеются ли они надо мной. Не хочу, чтобы эти две накрахмаленные крысы принесли мне неудачу. Так что продолжай своё движение с гордо поднятой головой. Она поднимается на второй этаж. Смотрит направо. Видит дверь с табличкой: «ЭДЖИДИО ЛАМБЕРТИ». Аккуратно стучит. Никто ей не отвечает. Она стучит снова, на этот раз немного энергичней. Ответа снова нет. Она пробует в третий раз, но сейчас слишком сильно долбит в дверь. Она прикрывает ладонью рот, словно говоря: «Упс, переборщила!». Наконец из кабинета доносится голос.

— Слава богу… Входите, входите…

Олли поднимает брови. Почему это «слава богу»? Я не виновата, что меня заставили ждать больше получаса. Я пришла вовремя. И даже немного раньше. Как будто этого недостаточно, у него такой ужасный голос, словно нос заложен. Какое ужасное чувство. Она медленно отпускает дверную ручку.

— Можно?

Она держит дверь наполовину открытой несколько секунд и просовывает только голову, чтобы видеть. Она ждёт ответа, жеста, чего-нибудь, чтобы её пригласили. Но не дожидается. Затем набирается смелости, широко открывает дверь, входит и закрывает её за собой.

За огромным стеклянным столом сидит мужчина лет сорока в очках в очень модной оправе. Одет он в отличный розовый свитер, под ним — красная рубашка, а на голове шляпа в стиле борсалино. Он сидит, уставившись в монитор своего MacBook. Должно быть, ему лет сорок. Тогда его имя подходит ему ещё меньше, думает Олли. Мужчина не поднимает взгляда, а только ограничивается жестом, чтобы она подошла. Олли нерешительно делает несколько шагов.

— Добрый день, меня зовут Олимпия…

Он даже не даёт ей назвать свою фамилию.

— Да-да, Крочетти… я это знаю, — говорит он ей, как всегда даже не глядя на неё. — Это ведь я назначил встречу, так что, по крайней мере, должен знать, как Вас зовут, не так ли? Присаживайтесь. Олимпия, вот это имя…

С каждым разом сердце Олли бьётся со всё большей силой. Что ему нужно? Ему не нравится имя Олимпия? Сначала пусть на своё посмотрит… И опять это ужасное чувство. Нет, нет, нет. Только не так. Успокойся. Хватит. Дыши, давай же, ничего такого не произошло. Просто он из-за чего-то зол, возможно, не выспался, не наелся, этой ночью не занимался любовью или ещё что… Это вовсе не из-за тебя или твоего имени… Сейчас немного поработаю над собой. Олли меняет выражение лица или изображает самую лучшую из всех своих улыбок. Соблазнительную. Открытую. Спокойную. Интригующую. Улыбку Олли, идущей в наступление.

— Ладно. Я пришла, чтобы устроиться к Вам на практику… Это было бы для меня честью…

— Естественно, это было бы честью для Вас… мы — один из крупнейших домов моды в мире… — он продолжает печатать что-то на компьютере, не глядя на неё.

Олли сглатывает. Экстрасуперужасное чувство. Нет. В его случае дело вовсе не в том, что сегодня не его день. Всё дело в нём самом. Да. Он наделён одним из тех тяжёлых и напряжённых характеров, он человек, который слишком много работает, который проводит жизнь в офисе и никогда не расслабляется. Но я заставлю его. Я должна это сделать.

— Конечно. Именно поэтому я и выбрала Вас…

— Нет, Вы не выбирали нас. Нас не выбирают. Выбираем мы, — и на этот раз он поднимает глаза от монитора компьютера и изучает её. Вот так, прямо, без преамбул.

Олли замечает, что её щёки краснеют. И кончики ушей тоже. Слава богу, я не собрала волосы, иначе он тоже заметил бы. Она глубоко дышит. Я ненавижу его. Ненавижу его. Ненавижу его. Да кто он вообще такой? Кем он себя возомнил?

— Именно. Это очевидно. Я просто говорила, что…

— Вам не нужно ничего говорить. Вы должны показать мне свои работы и всё. Они будут говорить за Вас… Давайте… — говорит он и протягивает руку. — Вы пришли ради этого, разве не так? Посмотрим, что Вы умеете делать… а самое главное — сколько времени мы потеряем с Вами.

Олли начинает волноваться всерьёз. Но борется с этим. Иногда нужно уметь сопротивляться таким вещам, чтобы получить то, чего желаешь. Спорить с ним сейчас бесполезно, хотя он и настоящий придурок… Она снова вздыхает. Кладёт папку на стол и открывает её. Достаёт свои работы. Различные рисунки, выполненные в разных техниках, есть и с дизайном одежды. И ещё фотографии. Ники. Дилетты. Эрики. Незнакомцев на улице. Иллюстрации. Одно и то же с разных ракурсов. Пейзажи. Она раскладывает их, показывая Эджидио. Он берёт их, некоторое время вертит в руках и некоторые презрительно бросает в воздух. Бормочет что-то сквозь зубы. Олли не может понять его, она тянется и немного наклоняется над столом.

— М-м-м… Банально… Предсказуемо… Страшно… Беспросветно… — Эджидио выстреливает шёпотом одно определение за другим, оценивая работы.

Олли чувствует, как её охватывает дрожь. Её работы. Плоды её трудов и фантазии, бессонных ночей, вдохновение, пойманное на лету с надеждой, что рядом окажется бумага и карандаш или камера, всё это просто оборачивается ужасом с высокомерием, даже хуже — с презрением, с лёгкой руки типа по имени Эджидио, который носит красное и розовое. Как герань. Они доходят до последнего. Обработка в Photoshop последнего проекта одного из домов мод. Того дома мод, в котором они находятся прямо сейчас, если быть точнее. Эджидио смотрит на неё. Рассматривает её. Изучает. И снова что-то бормочет.

Это — точно нет. На этот раз нет. Олли пытается вмешаться:

— Это я сделала, чтобы немного почувствовать себя частью Вас…

Эджидио смотрит на неё поверх оправы своих очков. Он свирепо разглядывает её. Олли чувствует себя очень робкой и бросает взгляд на стену справа от себя. И видит. Здесь, на виду у всех, над дорогой и современной деревянной мебелью. Большой и красивый кубок с табличкой снизу: «ЭДЖИДИО ЛАМБЕРТИ, ЭДДИ МОДЫ И ХОРОШЕГО ВКУСА. BRITISH FASHION AWARDS». Она продолжает разглядывать стену. На ней развешаны различные награды. Mittelmoda. Премия лучшему молодому стилисту 1995 года. Различные дипломы и награды помимо этого. На всех его имя. Не Эджидио, а Эдди. Так лучше. По крайней мере, имя.

Олли поворачивается обратно и смотрит на него. Эджидио-Эдди продолжает сверлить её взглядом с её обработкой Photoshop в руке.

— Не уверен, что верно Вас понял… Вы говорите мне, что для того, чтобы почувствовать себя ближе к нам, Вы украли нашу рекламу? Такова Ваша концепция креативности?

Олли в недоумении. У неё не получается отреагировать. Она чувствует, как слёзы просятся наружу, но у неё ещё раз получается успокоиться. Она сдерживает слёзы и вспоминает её. Фразу, которую всегда писала в школьном дневнике. Все эти годы она копировала её снова и снова под расписанием занятий. «Хорошие художники копируют, Великие художники воруют». И даже не задумываясь, она произносит это вслух.

Эджидио-Эдди смотрит на неё. А затем — на её работы. Потом снова на Олли.