Федерико Моччиа - Прости, но я хочу на тебе жениться (ЛП)

Моим друзьям. Женатым или нет.

И всем тем, кто собирается пожениться.

Ti sposerò perché

mi sai comprendere

e nessuno lo sa jare come te.

Ti sposerò perché

ti piace ridere

e sei mezza matta proprio come me.

Ti sposerò perciò

ci puoi scommettere

quando un Giòrno quando io ti troverò.

EROS RAMAZZOTTI, Ti sposerò perché

1

«Я люблю тебя».

Ему так хотелось бы произнести это в тишине, прошептать эти слова. Но вместо этого Алессандро просто с улыбкой смотрит на неё. Она безмятежно спит, завёрнутая в одеяло. Сладкая, нежная, чувственная, с лёгкой возмущённой усмешкой на губах, с приоткрытыми губами, на которых всё ещё жив след любви. Его любви. Его великой любви. Он останавливается на одной мысли. На сомнении. А нравился ли тебе хоть когда-нибудь другой, Ники? Алекс погружается в эти размышления в тишине, без движения, он немного отодвигается от неё, словно ей может присниться то, о чём он думает. Он улыбается. Нет, быть такого не может. Что же это такое у меня в голове? Ники нравится другой… Это невозможно. Но на него снова нападают сомнения, тень, пространство жизни, к которому у него не было доступа. И стоит лишь один раз моргнуть, как его хрупкая уверенность разваливается, как мороженое в чьих-то руках разрушает диету в один прекрасный день в середине августа на пляже.

Прошёл уже год, как они вернулись с того маяка, с Голубого Острова, с прекраснейшего острова влюблённых.

На мгновение он возвращается в то место.

Конец сентября.

— Алекс, смотри… Смотри… Мне совсем не страшно!

Ники стоит на вершине скалы, абсолютно голая, солнце, которое скрывается за их спинами, вырисовывает её силуэт. Она ослепительно улыбается и кричит:

— Я лечу-у-у! — и прыгает вниз.

Её тёмные волосы с несколькими прядями, осветлёнными солнцем и морем, всеми этими днями, что они провели на острове, следуют, немного отставая, за ней. Плюх! Она в воде. Тысячи пузырьков вокруг неё, исчезающей в синеве моря. Алессандро улыбается и трясёт головой, веселясь.

— Не верю, я не верю…

Он поднимается со скалы, где читал свою газету, спускается чуть ниже и тоже прыгает. В один миг он оказывается в пузырьках и видит, как она вновь появляется на поверхности воды, улыбаясь.

— Ну, что? Тебе понравилось? Ты же не осмелишься…

— Да что ты говоришь!

— Тогда давай, попробуй… Я не могу ждать целый день…

Развеселившись, они смеются и обнимаются, голые, очень быстро размахивая ногами под водой, чтобы удержаться на плаву. Они дарят друг другу солёные поцелуи, долгие, нежные, со сладким вкусом любви. Их горячие тела сближаются и соединяются в прохладной воде. Они одни. Одни посреди моря. Поцелуй, и ещё, и ещё один. Вдруг поднимается ветер. Газета взлетает, покидает скалу, поднимается, порхает вдаль, вверх, ещё выше, словно воздушный змей без нити, яростный и мятежный, она открывается, расправляя свои крылья и рассыпаясь на страницы, которые тоже раскрываются ветром и резко падают над Алессандро и Ники.

— Не-е-ет! Моя газета…

— Забей, Алекс! Неужели ты о чём-то непременно должен узнать?

Они разъединяются и быстро плывут, чтобы собрать мокрые страницы: реклама, плохие новости, экономика, хроника, политика и культурная жизнь.

— Вот и всё, видишь?.. Это моя газета…

Но интерес длится всего мгновение, и Алессандро начинает улыбаться. Она права: что я должен был узнать? Что мне нужно? Ничего. У меня есть всё. У меня есть она.

Алессандро смотрит на Ники, которая постанывает и переворачивается в кровати, словно чувствует все его воспоминания. Затем она снова вздыхает, на этот раз глубже, и спит себе дальше, словно ничего не происходит. Тогда Алекс как по волшебству возвращается на остров, видит себя у костра, который они разожгли на пляже той самой ночью, они едят свежую рыбу, запечённую на этих дровах, собранных в чаще неподалёку. Потом они несколько часов сидели перед медленно угасающими углями, слушали дыхание моря, в свете луны плескались в лужах, оставленных на пляже приливом. Солнце весь день согревало воду, которая оставалась в тюрьме моря.

— Давай, идём, залезем в эту скрытую пещеру. А лучше назвать её Пещерой Отражений или Радужной Пещерой… — они придумали названия для каждого уголка этого пляжа, от маленькой лужицы до дерева, скалы и подводных камней. — Да, этот камешек мы назовём Слоном! — просто потому, что его странный край напоминает забавное ухо. — Этот пусть будет Луной, а этот — Котом… А этот узнаёшь?

— Нет, что это?

— Это камень Секса… — Ники подходит и кусает Алессандро.

— Ай, Ники…

— Какой ты скучный… Я думала, что на острове мы будем жить, как главные герои «Голубой лагуны»!

— Честно говоря, я больше представлял себе Робинзона и его Пятницу…

— Ах, так?.. В таком случае, я устрою тебе, я тебя точно съем! — она снова кусает Алессандро.

— Ай, ну же, Ники…

Терять смысл дней, ночей, течения времени, отсутствия встреч, есть и пить, только когда чувствуешь реальную необходимость, жить без проблем, ссор или ревности.

— Это рай…

— Может, так и есть. В любом случае, мы должны быть очень близко друг к другу…

— Эй!.. — Ники изображает улыбку. — Что ты делаешь?

— Я хочу…

— Тогда мы отправимся прямо в ад…

— В рай, прости, потому что, если я зову тебя любимой, у меня есть билет только в рай…

Ники пускает пузыри из слюны, как маленькая девочка, потому что в самом деле не знает, что сказать, будто сейчас она чувствует острую потребность в том, чтобы ей уделили внимание. И чтобы её любили. Алессандро, улыбаясь, смотрит на неё.

Уже больше года назад они вернулись в Рим, и с тех пор ни один день не был похож на другой. Кажется, будто их вытащили в наш мир из песни Subsonica: «Мы любой ценой должны избежать привычки между нами, между фразами боли и радости, в желании, мы должны отказаться от неё в любой момент…»

Ники поступила на филологический факультет и сразу же начала учиться, она уже сдала несколько экзаменов. Алессандро, в свою очередь, вернулся к работе, но время, проведённое на Голубом острове, оставило на них свой отпечаток, оно сделало их волшебными, дало им великую уверенность… Только Алессандро несколько дней после возвращения казалось странным просто взять и вернуться к повседневности и старой реальности. И он принял решение. Он захотел оставить всё позади, чтобы ни одна страница его новой жизни не могла оставить послевкусия прошлого.

Так что тот день стал чудесным сюрпризом.

— Алекс, мы похожи на двух идиотов…

— Вовсе нет… Не думай об этом и всё.

— Но как я могу не думать?

— Не думай и точка. Мы на месте.

Алессандро выходит из машины и спешит обойти её.

— Подожди, я помогу тебе.

— Конечно, поможешь… Но если ты хочешь, то я сама выйду из машины с завязанными глазами! Выйду не на ту сторону, потом перейду улицу, и…

— Любимая! Не говори такого даже в шутку… Ладно, если такое и случится, клянусь, я никогда тебя не забуду.

— Придурок!

Со всё ещё закрытыми глазами Ники пытается ударить его в плечо, но потому как ничего не видит, она просто бьёт воздух. Тогда она делает ещё попытку и попадает ему в шею.

— Ай!

— Ты заслужил это…

— Чем заслужил?

— Сам знаешь… тем, что говоришь такие ужасные вещи.

Алессандро потирает затылок под изумлённым взглядом консьержа.

— Милая, но ведь это ты сказала…

— Да, а потом ты отпустил эту шуточку!

— Какую?

— Ты прекрасно знаешь, о чём я говорю… что никогда не забудешь меня, если я закончу под колёсами…

Алессандро берёт её за руку и ведёт к дверям дома.

— Ты понял, что я сказала, Алекс?

Ники щипает его.

— Ай! Конечно же, любимая…

— Ты никогда не должен забывать меня, даже…

— Хорошо, но так воспоминание прочнее закрепится в сознании. Например, если прямо сейчас ты окажешься под колёсами во-о-он того мотоцикла, то такие кадры…

— Придурок! — Ники снова пытается ударить его, но в этот раз Алессандро быстро приседает и отклоняется назад, чтобы увернуться от её удара.

— Я пошутил, милая…

Ники опять щипает его.

— Я тоже!

Алессандро старается увернуться от её руки, что ему, конечно же, и в этот раз удаётся.

— Ну хватит!

— Ты понял или нет? — Ники начинает смеяться и не бросает попыток ущипнуть его, пока Алессандро подталкивает её вперёд, встав за её спину и положив свои ладони ей на плечи.

— Добрый день, синьор Белли, — весело здоровается с ним консьерж.

Алессандро подносит указательный палец к губам, заставляя его замолчать.

— Т-с-с!

Ники недоверчиво поворачивается, хоть у неё всё ещё завязаны глаза.

— Кто это был?

— Один синьор.

— Да, знаю, я же его слышала… он тебя знает! Где мы?

— Это сюрприз! У тебя завязаны глаза… Хочешь, чтобы я сказал, где мы? Извини, ладно? Остановись здесь на секундочку.

Алессандро обходит её и открывает дверь.

— Спокойно, окей?

— Ты сам видишь, что я не двигаюсь.

Ники возмущённо вздыхает и скрещивает руки на груди. Алессандро входит, вызывает лифт и возвращается к ней.

— Давай, вперёд, вперёд… так, осторожно на ступеньках, теперь прямо… Осторожно!

Ники пугается и отпрыгивает назад.

— Что там?

— Ох, нет, ничего… Я ошибся!

— Придурок! Ты напугал меня до смерти, идиот!