– Пока не появился я, – отметил Винс.

– И не давал мне с ними общаться.

– Ты передергиваешь, – возразил Винс. – Я никогда не запрещал тебе ни с кем общаться. Ты сама говорила, что рада, что тебе не надо больше разговаривать с Чейни и твоим отчимом. Ты была рада от них избавиться.

– На какое-то время да, – признала Имоджен. – Но проблема была во мне, а не в них.

– Послушай, – Винс пересек комнату и положил руки ей на плечи. – Мы наделали ошибок, мы оба. Мы не поняли друг друга. Но нам надо все исправить. И мы можем сделать это вместе, потому что мы принадлежим друг другу, Имоджен. Ты принадлежишь мне. И ты это знаешь.

Имоджен закрыла глаза. Она вспомнила, как впервые встретила его, когда он уговорил ее на кофе, хотя она и не хотела, а он проводил ее до остановки автобуса. Она тогда сказала, что прекрасно справится сама, а он держал над ней свой зонтик, чтобы она не промокла под дождем… Вспомнила, как она подумала, что он настырный и вообще не ее тип, но в конце концов уступила ему, потому что поверила: все, что он делает, – это потому, что он очень о ней заботится. И доля ее вины во всем этом тоже была. Она всегда старалась делать то, чего хотели от нее другие. Поначалу Винс относился к ней как к принцессе. Обращался с ней как с китайской фарфоровой вазой. Всегда спрашивал ее мнение по любому поводу, и она далеко не сразу поняла, что на самом деле ее мнение совершенно не имеет значения. А под конец он свел ее самооценку к нулю постоянным указанием на ее ошибки и нарушения правил, от чего она начала чувствовать себя совершенно беспомощной и никчемной без него.

Только после свадьбы Чейни она вдруг поняла, что ей нужно бежать, иначе она потеряет себя окончательно. Поэтому она и начала разрабатывать свой план побега. И у нее все получилось.

Она приехала сюда, нашла работу, у нее есть друзья, она живет насыщенной и счастливой жизнью. Она подумала о Рене, о том, что он считает ее рациональной и разумной женщиной. Подумала о Максе, который всегда готов прийти на помощь. О Селин, которая стала ей хорошей подругой. И об Оливере, с которым она провела такой великолепный день, хотя сама испортила все в конце. Пусть даже так – все равно она не чувствовала, что все испорчено безнадежно. Немножко злилась на себя за собственную глупость, и все. Она подумала о Люси Делиссандж, которая не взглянула на нее с отвращением, как на дочь той самой женщины, что разрушила ее брак, а отнеслась к ней по-доброму и заботливо.

Она подумала о той жизни, которую построила для себя здесь, и о той, что оставила в прошлом.

Кто она на самом деле? Имоджен или Жени? Девушка, которая вышла замуж, чтобы чувствовать себя защищенной, и которая вынуждена следовать чужим правилам? Или та, которая может свободно бежать по пляжу и радоваться сегодняшнему дню, не беспокоясь о том, что принесет день завтрашний?

Все хотят быть той, что бежит по пляжу, – сказала Имоджен сама себе. Но кто может похвастаться, что действительно живет так? Может быть, Делиссанджи – с их-то богатством и привилегиями. Но для нее, Имоджен, и для всех ее знакомых все было куда сложнее. Им приходилось справляться с трудными и запутанными задачами и обстоятельствами, такими, например, как смерть ее отца. Или «неосмотрительность» ее матери. Или необходимость куда-то переезжать всякий раз, когда хочется остаться на месте. Как «Альцгеймер» Агнесс. Никто из них не был беззаботен. И было безумием думать иначе.

– Хватит суетиться, Имоджен, – шепнул Винс ей в ухо. – Пришло время начать все сначала. Мы едем домой. Прямо сейчас.

* * *

Она пошла в спальню, встала перед зеркалом и посмотрела на развешанную на вешалках одежду. Новую одежду, которую она купила здесь, когда приехала в Ондо. Летние платья. Шорты. Топы. И ее синий костюм – в углу. Казалось, прошла вечность с того дня, как она надела его на выставку.

– Мы переночуем в моем отеле, – объявил Винс. – Утром есть прямой рейс в Дублин, я купил нам билеты.

Как же он был так уверен, что найдет ее? – подумала Имоджен. Но вот же – был уверен. Всегда и во всем уверен. И ведь у него есть на это право, потому что он всегда добивается успеха. Вот он в ее квартире, несмотря на все ее предосторожности.

Вдруг громкий стук в дверь заставил ее подпрыгнуть, сердце у нее сильно забилось: «Имоджен!»

Это был голос Рене, громкий и встревоженный: «Имоджен! У тебя все в порядке? Открой дверь».

Она вышла из спальни. Винс стоял около двери, прикладывая палец к губам.

– Не нужно отвечать, – прошептал он. – Пусть они уйдут.

– Имоджен! – на этот раз это был Оливер. – Можно нам войти?

– Что он говорит? – еле слышно спросил Винс.

– Они хотят войти.

Он покачал головой и снова приложил палец к губам.

– Имоджен! – два голоса хором. Нелли и Бекки, по-английски. – Что происходит? Пожалуйста, открой дверь, а то…

С другой стороны двери послышалось неясное бормотание, затем Нелли продолжила: «А то мы перелезем по балкону!»

Имоджен посмотрела на Винса: «Я открываю дверь».

– Нет.

– Я не хочу, чтобы они лезли по балкону.

– Пусть попробуют.

– Не будь таким глупым.

Она прошла мимо него и повернула ручку двери – дверь была заперта. А ведь она ее не запирала изнутри. Значит, это он запер, когда она была в спальне.

– Имоджен! – теперь хором позвали Рене и Оливер. – Ты дома?

– Да ради Бога! – выдохнула Имоджен, когда Винс оттолкнул ее от двери, не давая ей ее открыть. – Впусти же их!

– Их? Кого их? Кто это? – резко спросил он.

– Друзья.

– Друзья? Это мужчины, Имоджен. Ты замужем за мной, но у тебя завелись друзья-мужчины?

– И женщины тоже, – заметила она. – Это люди, которые живут здесь.

До того как Винс снова сумел ее оттолкнуть, Имоджен удалось вывернуться и повернуть ключ. С громким щелчком дверь открылась нараспашку.

Рене, Оливер, Бекки, Нелли и Селин ввалились в комнату.

– Имоджен, – Оливер заколебался, увидев у нее за спиной Винса. – Ты в порядке?

– Я в порядке, – сказала она. – Правда. Это все… недоразумение. Не о чем волноваться. Совершенно не о чем.

– Ты уверена? – спросила Селин. – Потому что, шери[43], голос у тебя не очень. И твое платье…

– Это раньше, – Имоджен покосилась на масляное пятно, которое привлекло внимание Селин.

– Это твой муж? – требовательно спросил Рене.

Бекки уставилась на Винса, который хозяйским жестом положил руку на плечо Имоджен.

– Он сказал, что он твой бойфренд!

– Послушайте, я вообще не понял и половины того, о чем вы тут говорите, – заявил Винс, – но моя жена сказала, что с ней все в порядке. Так что не могли бы вы убраться ко всем чертям отсюда и оставить нас в покое? Благодарю вас.

– Имоджен, тебе нужна помощь? – Оливер не сводил с нее темных глаз. – Скажи мне, чего ты хочешь, и я все сделаю.

– Никакого французского! – велел Винс. – Если вы хотите что-то сказать, говорите по-английски!

– Мы – друзья, Имоджен, – теперь говорил Рене. – Мы беспокоимся о ней.

– Я ее муж, – сказал Винс. – И, как вы видите, нет никаких оснований за нее беспокоиться. Она собирает вещи и уезжает домой со мной.

– Ты уезжаешь? – глаза Оливера стали еще темнее, он переводил взгляд с Имоджен на Винса и обратно.

– Разумеется, она уезжает, – ответил за нее Винс. – Ей здесь не место.

– Ты правда хочешь этого, шери? – спросила Селин со своим мягким акцентом по-английски. – Потому что если нет, то…

– Я вас уже попросил вежливо, но больше просить не буду, – оборвал ее Винс. – Я хочу, чтобы вы все отсюда убрались. Немедленно.

– Если Имоджен сама, по своей воле хочет уехать, то, конечно, мы уйдем, – Оливер по-прежнему не сводил взгляда с ее лица. – Но, малышка, если ты хочешь остаться, просто скажи.

– Она не хочет остаться, – произнес Винс. – Она собирала вещи, когда вы начали ломать дверь.

– Имоджен? – мягко спросил Оливер. – Чего ты хочешь?

Она не могла поверить, что они все здесь. Они не понимали ситуации, но явно волновались за нее. Переживали. Хотели убедиться, что с ней все в порядке. С их стороны было очень мило беспокоиться за нее, но она в состоянии сама о себе позаботиться, ведь никакой физической угрозы со стороны Винса не было – это были не его методы. Он действовал по-другому.

– Так ты продолжай собираться, – распорядился Винс. – А я выпровожу всю эту гоп-компанию.

– Это твой выбор, Имоджен, – сказала Селин.

– Я понимаю, – ее голос звучал твердо и уверенно. – Спасибо вам за то, что пришли. Я правда очень это ценю. Вы большие молодцы. Но все в порядке.

– Вы слышали ее, – подхватил Винс. – А теперь убирайтесь к чертям собачьим, вы все! Вы перешли все границы.

Они обменялись встревоженными взглядами. А Имоджен сделала шаг в сторону, так что рука Винса больше не покоилась у нее на плече. Она посмотрела на своих друзей, и легкая улыбка заиграла на ее губах.

И затем она повернулась к мужу: «Все в порядке. Но я не поеду с тобой. Я остаюсь здесь».

Он уставился на нее, ошарашенный, а потом схватил ее за запястье так, что она охнула от неожиданности.

– Ты ведешь себя неподобающе, – прошипел он. – Оставь эти свои штучки. Мы уезжаем немедленно.

– Нет, – твердо произнесла Имоджен. – Я не поеду с тобой никуда, Винс. Я ушла от тебя навсегда.

– Никуда ты не денешься! – Винс крепко держал ее запястье, а она тщетно пыталась вывернуться.

И тут Оливер дал ему в морду.

* * *

В квартире повисло напряженное молчание, когда Винс рухнул на пол, как мешок с картошкой.

– Получи! – Оливер потирал ушибленные костяшки пальцев одной руки другой рукой и старался успокоиться.

– Отличный удар, кто бы ты ни был, – сказала Бекки уважительно. – И он это заслужил.

– Умница, – Селин похлопала Оливера по спине.

– Черт, – прохрипел Винс, который полулежал теперь на полу, а из носа у него текла кровь. – Вы маньяк! Я вас привлеку к ответу!