— Да, трудно. Ты нежный, даже слишком. За это я тебя и люблю.

Он поднял забинтованную руку.

— Иногда я не такой уж нежный.

Шелли отвернулась.

— Ну да, ты прав. — Она отпила чая, глядя на дальнюю стену. — Значит, все дело в ней. Она внушает людям жажду насилия. Превращает приличных мужчин в животных.

— Шелли! — Он потянулся через стол и взял ее за подбородок, повернув ее лицо к себе. — Не смей ее обвинять. И не смей сравнивать меня с ним!

— Почему нет? Ясно, что она вас обоих с ума свела.

Джейми захотелось ударить ее по лицу. Он подавил это желание, но сжал ее подбородок.

— Если бы ты видела, что он с ней сделал... Как изранил... Проклятый зверь. Ее бедра выглядят так, как будто их пропустили через мясорубку. Укусы и синяки от колен и выше! Если бы ты их видела, ты бы тоже рассердилась настолько, чтобы разбить окно.

Шелли отняла его руку от подбородка.

— Думаю, придется мне поверить тебе на слово, — сказала она, вставая и поворачиваясь к нему спиной. — Раз уж я не могу себе представить, что буду разглядывать бедра Сары в ближайшем будущем. Да и с какой бы стати?

Джейми не стал ее удерживать. Больше сказать было нечего.

Большинство ночей он проводил без сна, обдумывая все. Шелли выдвинула несколько несомых аргументов, но не учла сути. Да, Сара рано созрела, и да, у мистера Карра были некоторые хорошие черты, но нет оправдания тому, чтобы человек в его положении злоупотреблял доверием девочки, которая считает себя более взрослой, чем есть на самом деле. Когда учитель занимается сексом с несовершеннолетней ученицей, это плохо со всех точек зрения, и ничто не сделает это хорошим.

Ну и что? Она любит его. Каким бы он ни был, что бы он ни делал, Сара любит его, и всегда любила. Она всегда говорила: «Он единственный, Джейми, единственный, кто мне нужен, я мечтаю о нем, я тоскую по нему». Она говорила это в четырнадцать лет, со свежеразбитым сердцем; говорила в шестнадцать, когда она только что ушла из дому; потом в восемнадцать, когда трахалась со знаменитостями и отвергала авансы миллионеров; и то же самое она сказала менее месяца назад, обнаженная, целуя грудь Джейми. «Если бы не Он, я бы подумала, что лучше не бывает». Она считала это комплиментом.

Это и правда был комплимент. Быть вторым среди тысяч, вторым после бога. Особенно если бог не являлся для поклонения целых восемь долгих лет. Бог, покинувший свою самую верную почитательницу в отчаянной нужде.

Сара страдала за веру и преданность. Пока Дэниел Карр наслаждался жизнью под солнцем Квинсленда, Сара попала в шторм, билась о скалы, словно пытаясь разбить себя на куски. Пока любовь всей ее жизни играла со своими детьми на пляже, Сара работала по две смены в грязной забегаловке, чтобы иметь возможность жить в разваливающемся здании. Пока он преподавал английский язык новому классу обожающих подростков, Сара глотала таблетки, теряла время и делала аборты. А пока он преподавал в воскресной школе, Сару трахали незнакомцы в темных переулках и на парковках.

И пока все это продолжалось, Джейми держался изо всех сил, выносил все, поддерживал в ней жизнь, ждал, когда настанет его время. Ему никогда не приходило в голову, что он делал все это ради Дэниела Карра, что он заботился о Саре, чтобы она была в хорошем состоянии, когда он вернется за ней. И даже если бы он знал, не было бы ни малейшей разницы. Джейми заботился о ней, потому что любил ее, и любил ее, потому что не мог не любить. Если бы она даже никогда не поцеловала его, никогда не заговорила с ним, он все равно сделал бы все, что мог, чтобы сделать ее счастливой и защищенной.

И ничто никогда не могло это изменить.


6

Дэниел повез Сару в парк Парраматта, потому что стоял теплый солнечный денек, потому что он не был в парке с тех пор, как вернулся в Сидней больше года назад, и потому что он хотел, чтобы они пока что встречались только на людях. Сара оделась так скромно, как только могла, не впадая при этом в безвкусицу. Синие джинсы, голубая майка и кофточка, мокасины. Она заплела волосы в косу и завязала ее голубой лентой, которую купила специально для этого случая.

Они сидели рядом, но не касаясь друг друга, на скамейке у реки. Сара обещала ему рассказать все, о чем он спросит. Ей не терпелось все выложить, не потому, что ей нравилось говорить о своей несчастной жизни, а потому, что чем скорее они разделаются с этим дурацким запоздалым знакомством, тем скорее Дэниел дотронется до нее.

— Сколько мужчин у тебя было? — полюбопытствовал он.

— Много.

— Сара, ты обещала быть со мной честной.

Она вздохнула.

— Это правда. Я не знаю, сколько. Несколько сотен.

Дэниел сделал большие глаза, явно ожидая, что она скажет ему, что пошутила. Она встретила его взгляд, не позволяя ему пристыдить себя.

— Понятно, — сказал он. — Скольких из них ты любила?

— Никого.

Он прищурился.

— Никого?

— Только тебя.

Его лицо смягчилось, и на секунду она подумала, что он, может быть, ее поцелует, но он только кивнул и продолжал расспросы.

— А сейчас ты с кем-нибудь спишь?

— Ну, только... только с Джейми. На самом деле это довольно серьезно, и... ладно, я и правда люблю его, но не так, не любовной любовью. Я его знаю целую вечность, и... это так сложно.

Дэниел закрыл глаза.

— Объясни это мне.

— Он мой лучший друг, и я практически обязана ему жизнью. У Дикинсон есть строчка: «Говоря с тобой, я чувствовала себя защищенной». Вот такие у меня чувства к Джейми. Но он женился на этой дуре, которая от него залетела, но он любит меня, а я... я люблю тебя. Я рассказала ему о тебе, и он... — Сара поморщилась, вспомнив. — Он тяжело это перенес.

— Я хочу, чтобы ты перестала с ним спать.

— Ты не можешь требовать, чтобы я...

— До свиданья, Сара, — Дэниел встал. — Позвони мне, когда будешь готова воспринять это серьезно.

— Дэниел, нет! — Она схватила его за руку. — Я перестану, обещаю. Прости меня.

Он сел, смахнув ее руку.

— Есть еще кто-нибудь, о ком ты должна рассказать?

Она покачала головой.

— Молодец. А теперь я хочу узнать о твоей семье.

Сара сложила ладони вместе.

— Мама — профессор экономики. Отец в настоящее время работает примерно пятьсот часов в неделю в страховой компании, подсчитывая статистическую вероятность, с которой она может не сделать ни одной страховой выплаты и при этом избежать судебного разбирательства. Келли на три года старше меня. В последний раз я слышала, что она изучает право в университете Нового Южного Уэльса.

Сара закурила, и Дэниел пересел на дальний конец скамьи. Когда он так делал, ей хотелось его пнуть. Впрочем, ей хотелось его пнуть, просто чтобы к нему прикоснуться.

— Я познакомился с твоей мамой на родительском собрании. Она выглядела великолепно, она ведь очень похожа на тебя, но была такой резкой, такой...

— Злой?

Дэниел засмеялся.

— Помню, что подумал что-то в этом роде. Я ей расписывал, какая ты чудесная, и...

— Мы тогда трахались?

— Нет, мы не трахались. — Дэниел скривился, чтобы показать свое недовольство. Он не чуждался непристойностей в речи, но терпеть не мог слов, которые называл вульгарными. — Но я был очарован тобой. Думаю, я зашел слишком далеко, когда стал рассказывать твоей маме, какая ты фантастическая.

— Ты сказал ей, что я фантастическая? — Сара затоптала окурок и пододвинулась к нему.

— Да, но она говорила со мной, как будто ты чей-то чужой ребенок. Она прочла мне лекцию об индивидуальных особенностях обучения и интеллектуальном развитии, о том, что у тебя острый ум, но ты тратишь его на чтение романтической чепухи.

— Очень похоже на маму.

Дэниел развернулся так, что смотрел Саре прямо в лицо.

— Я сказал твоей маме, что для девочки твоего возраста совершенно нормально читать романтическую литературу, а она ответила, что, если бы решения принимала она, ты бы не тратила времени на мои уроки. Если бы решала она, ты бы не изучала такие сомнительные концепции, как деконструкция и этноцентризм, и не рассуждала бы об экспрессии и интерпретации. По ее мнению, мне следовало преподавать тебе исключительно навыки ясной и лаконичной композиции, и все.

Его голос был великолепен, но она хотела, чтобы он замолчал. Она хотела, чтобы он поцеловал ее и своим телом сказал ей, что она гораздо, гораздо лучше, чем любая женщина, которую он когда-либо знал.

— Когда она ушла, я только и мог думать о том, насколько ты ранима. Что такая восприимчивая к окружающему миру девочка, у которой мать с мертвым сердцем, откроется любому, кто выкажет ей малейшую привязанность.

Горло Сары сжалось. Она попыталась сказать ему, чтобы он заткнулся, но слова застряли у нее в груди. Она кашлянула, чтобы прочистить горло, и вскинула руку, давая ему знак замолчать.

— С тобой все в порядке?

— Все прекрасно. Можешь помолчать минуту, пожалуйста?

— Ладно. — Через некоторое время он сказал: — Я просто хочу, чтобы ты знала, что я все понимаю насчет твоей матери. Я понимаю, что ты, наверное, ненавидишь ее за холодность. Но ты можешь смотреть на это и так, как я. Если бы она не была такой далекой и холодной, может быть, ты не стала бы так легкодоступна.

Что-то сломалось в ней, слезы полились из глаз. Дэниел присел перед ней на корточки, лицо его исказила тревога.

— Я довел тебя до слез. Извини. — Он протянул ей синий носовой платок. — Я и не представлял, что ты так расстроишься.

— Чепуха, Дэниел. Ты специально пудришь мне мозги. В прошлый раз ты сказал, что ничего не мог с собой поделать, что пытался противиться соблазну, но не смог. А теперь ты говоришь, что намеренно мной воспользовался. Я не знаю, что и думать.