— Никогда не видел, чтобы парень с такой нежностью относился к девушке, как он к тебе.

— Слишком уж он был нежный. Дурачок несчастный.

Они пили до тошноты и вместе забылись на двуспальной постели Майка. Очнувшись, они увидели, что лежат бок о бок, держась за руки, и смотрят в потолок

— Когда ты вернешься к своему старику? — спросил Майк.

— Ты хочешь, чтобы я ушла? — спросила Сара.

— Можешь оставаться, сколько захочешь, но не думаю, что это хорошая идея. Тебе так будет лучше. Жизнь не стоит на месте. Ты не можешь спрятаться от нее навсегда, как бы ты ни грустила.

Она перекатилась на бок и посмотрела на него. Глаза его были красными от выпивки и от слез.

— Я скоро вернусь домой, — сказала она. — Когда немного окрепну.

— По-моему, тебе стоит хотя бы позвонить ему. Дать знать, где ты и что с тобой всс в порядке.

— Если я скажу ему, где я, он придет сюда и убьет тебя.

— И с этим человеком ты хочешь провести всю жизнь?

— Хочу? Нет. Я не больше хочу провести с ним жизнь, чем Джейми хотел... Иногда, как бы все ни повернулось, ты пропал — дело только в том, как и насколько быстро все кончится.

— Господи! — Майк повернулся к ней с заметным беспокойством. — Ты говоришь эти тяжелые, невозможные, разбивающие сердце слова, а сама так спокойна. Ни слезинки, ни дрожи в голосе. Как будто все, что происходит, так же скучно, как все остальное. Ты как робот.

— Тебе было бы лучше, если бы я заплакала? Ты стал бы от этого счастливее?

Вздох.

— Какое тебе дело до моего счастья, Сара, теперь, как и всегда?

Тут Сара чуть не расплакалась. Но вместо этого прижала его к себе и поцеловала.

Секс всегда был для нее панацеей, и, хотя Дэниел укорял ее в этом, а Джейми катастрофически воспользовался им против нее, она все же чувствовала его ценность. Одиночество, страх и потеря — не интеллектуальные неприятности, которые можно вылечить разговорами или анализом ситуации. Это состояния физические, и их можно облегчить только физическими средствами.

Потеря Джейми проявилась в чувстве наготы. Даже под тяжестью нескольких одеял Сара чувствовала себя слишком открытой. Слишком много воздуха на ее коже. Воздух проникал через дыру в мире, имеющую форму Джейми. Тело Майка ненадолго прекратило доступ воздуха и заставило ее чувствовать что-то, кроме боли. Хорошо, что это был Майк, потому что он знал, почему она едва может двигаться, почему крепко обхватила его ногами и руками, почему захныкала, когда он убрал руку, поддерживающую ее голову. Ей не надо было объяснять ему, потому что он знал Джейми и знал, на что похож холодный безжалостный ветер тоски по нему.

Они обнимались и шептали друг другу ерунду и важные вещи. Сара вспомнила что-то из Малларме и шепнула его слова Майку на ухо, а он застонал, как будто понял. Потом он спросил ее, что она сказала.

— «La chair est triste, helas, et j’ai lu tous les livres, — повторила Сара, обнимая его как можно крепче. — Плоть, увы, грустна, а все книги я прочел».

— Как это верно, — сказал Майк.


Сара проснулась рано и надела одежду, постиранную и высушенную Майком. Потом растолкала его.

— Уходишь? — он сонно сощурился.

Она кивнула, и он сел на кровати, растирая ладонями лицо.

— Я еще увижу тебя?

Сара села рядом с ним и взяла его за руку.

— Не знаю.

Он перевернул ее кисть и нажал на ладонь.

— Береги себя.

— Ты тоже.

Она чмокнула его в щеку, сжала обе его руки на прощание и спокойно вышла из спальни. Когда за ней закрылась дверь, она побежала.


Она нашла Дэниела на диване, голого, в одних носках. Его щеки были покрыты грубой, почти совсем седой щетиной. Под левым бедром валялся пакетик соленого арахиса. Глаза были закрыты. Одна рука согнута в локте и заведена за голову. Другая свисала с дивана, так что кончики пальцев касались пола.

— Дэниел?

Он не шевельнулся.

На полу валялась в луже рвоты фотография Сары. Желудочная кислота разъела лицо Сары, оставив торс и размытую тень головы. Рядом стояла пепельница с окурком, покоящимся на краю в совершенном равновесии. Пустая бутылка водки и на две трети опустевшая — виски.

Сара переступила через них и взяла его руку.

— Дэниел?

Она впервые поняла, как это — когда сердце оказывается во рту. Сердце застряло в гортани и прижималось к небу. Толкалось в зубы.

Его рука была холодной и безвольной. Дыша, сосредоточившись на дыхании, Сара вспомнила, что пульс надо щупать указательным пальцем, а не большим. Ее сердце билось уже не во рту, а наполняло уши отчаянным грохотом. Рука ее слишком дрожала, чтобы что-то почувствовать. Он просто пытается меня напугать, подумала она. А потом: может быть, это именно то, что хотел сделать Джейми. Сара сильно сжала запястье Дэниела, еще сильнее и, отчаявшись, дернула его за руку.

Холодная белая рука вздрогнула, отдернулась и спряталась под туловищем.

Сара почувствовала, как все поднимается в ней. Все, что сказал Майк, все, над чем, по его мнению, она должна была плакать, все, над чем она не могла плакать, о чем она вовсе не думала, все хлынуло наружу. Она думала, что онемела, но это было неправда, она просто была под анестезией, которая выветрилась, и раны завопили.

Через несколько часов она достаточно успокоилась после плача, чтобы поднять голову. Ее глаза встретились с его глазами, и он застонал от облегчения и горя. Сара ответила тем же. Их тела слились, и прошло еще некоторое время.

— Ты любишь меня, — сказал Дэниел, и Сара не ответила, потому что это не было вопросом. Это никогда не было вопросом, и ответ «да» или «нет» не мог сделать это вопросом.

Значит, настало время принять некоторые реальности. Жалкий старик, пахнущий мочой и рвотой, ее первый мужчина. Реальность того, что он и уродливее, и милее, чем она ранее думала. Он ниже, он человечнее. Но он не менее принадлежит ей, чем когда-либо.

— Один человек умер, — сказала она.

— Но не ты. Не я.

— Нет, — сказала Сара. — Несправедливо, правда?

— Справедливости вообще не существует.

Другой реальности было труднее посмотреть в лицо, и она была важнее. Двадцать секунд Сара думала, что Дэниел умер, она чувствовала страх, отвращение и сожаление, но также, в каком-то глубоком неисследованном уголке своего существа, знала, что сможет жить без него. Она знала, что эта темная, запутанная, необъяснимо прекрасная связь — ее выбор. Это не воля рока, и она может выйти из нее в любой момент, когда захочет. Если она останется, то все равно будет знать, что жизнь с ним — всего лишь один вариант выбора из миллиона.

Но ведь жизнь — это постоянное увядание возможностей. Некоторые исчезают со смертью любимых людей. Другие ты отпускаешь с сожалением, неохотой и глубокой, глубокой скорбью. Но компенсация за непрожитые жизни заключается в опьяняющей радости знать, что жизнь, которую ты ведешь — здесь и сейчас, — выбрана именно тобой. В этом и сила, и надежда.