– Да. И я Маттиас Уильям Шор, если вам нужно полное имя.

Грейс искоса посмотрела на меня:

– Ну что ж, Маттиас Уильям Шор, меня зовут Грейсленд Мэри Старр. Счастлива познакомиться. – И протянула мне руку.

Я поцеловал ее в ладонь.

– Весьма польщен. Значит, Грейсленд?

Она покраснела.

– Мои родители были фанаты Элвиса.

– Прелестное имя для прелестной дамы.

Женщина за стойкой положила конец нашим куртуазным любезностям:

– Грейс, ты тоже только кровь или еще и тромбоциты?

– Сегодня я продаю свои огромные, роскошные тромбоциты, – она придвинулась ко мне и прошептала мне на ухо: – Ну как, тебя заводит?

Я засмеялся. Она могла притворяться бесстыдной, но это не скрывало ее милой, застенчивой натуры. Что-то в ней страшно привлекало меня, и мне хотелось лучше узнать ее.

После того как мы заполнили все формы и сдали кровь на проверку, нас отвели в большую комнату, где сдавали кровь еще десять человек. Мы легли друг напротив друга на узкие койки. Грейс с улыбкой смотрела, как мне в вену ввели иглу с трубкой. Ее же подключили к машине, которая забирала кровь из одной руки, отфильтровывала тромбоциты и возвращала плазму в другую руку. Я жевал печенье и смотрел, как моя кровь стекает в пластиковый пакет. Грейс приподняла в воздух стакан сока и сказала: «Твое здоровье».

У меня начала кружиться голова, я чувствовал себя как пьяный. Поле зрения затягивалось темной пустотой. Я приподнял свой сок в ее сторону:

– Это лучшее свидание в моей жизни.

Она улыбнулась, но в глазах ее было сочувствие.

– Кто сказал, что это свидание?

Я флегматично пожал плечами.

– Давай договоримся. Если ты выдержишь все это и не грохнешься в обморок, я разрешу тебе пригласить меня на настоящее свидание, – сказала она, и у меня перед глазами все окончательно потемнело.

Оказывается, нюхательные соли действительно работают. Я открыл глаза и увидел склонившуюся надо мной медсестру, похожую на Джулию Робертс. Ее густые брови соединялись над переносицей, а грива волос качалась в такт словам, когда она говорила:

– Солнце, ты в порядке?

Я кивнул:

– Кажется, да. А почему вы кверху ногами?

Она улыбнулась.

– Кровать может наклоняться в разные стороны, так что, если кто-то теряет сознание, мы можем поднять его ноги выше уровня сердца.

Я все равно ничего не понял.

– Спасибо, вы спасли мне жизнь.

– Нет проблем.

Я глянул через комнату на Грейс. Она казалась в апатии.

– Ты в порядке? – тихо спросила она.

Я кивнул.

После того как из меня вытащили иглу и накормили сладким печеньем, сестра помогла мне встать.

– Можешь оставаться здесь сколько захочешь, – заверила она меня.

– Я в порядке. Я просто посижу здесь с моей подружкой.

Я дотащился до Грейс, которая казалась бледной и измученной. Сидя в кресле около ее койки, я заметил, что ее руки и ноги покрыты мурашками. Она вытянула руки к изголовью, и ее платье задралось до уровня бедер. Она заметила мой взгляд и незаметно попыталась одернуть подол.

– Ау, – сказал я, разглядывая шестеренки и трубки машины над ее головой. Она выглядела, как творение какого-то безумного инженера.

– Сам ты ау, – ответила она тихим голосом.

– Ты как?

– Ничего, только устала и замерзла. – Она закрыла глаза. Я встал и начал растирать ей плечи.

Чуть-чуть приоткрыв глаза, она слабо улыбнулась и прошептала: «Спасибо, Мэтт».

Мимо проходила медсестра. Я быстро подозвал ее.

– Простите, вот ей холодно, и, кажется, она отключается.

– Это нормально. Я сейчас принесу одеяло, – ответила сестра, указывая на кресло неподалеку.

Я подскочил и схватил одеяло быстрее, чем сестра успела повернуться. Я укрыл Грейс снизу доверху, до самой шеи, и подоткнул одеяло по краям так, что она лежала как в коконе.

– Отлично, – сказал я. – Пирожок Грейс.

Она тихо рассмеялась и снова закрыла глаза.

Я сел в кресло и стал смотреть на своего нового друга. На ней было совсем немного косметики, а может, и вовсе не было. Ресницы были длинными и темными, кожа безупречной, и от нее пахло фиалками и детской присыпкой. За короткое время нашего знакомства я понял, что, несмотря на ловкость, с которой она управлялась с окружающим миром, в ней была трогательная щемящая хрупкость, младенческая невинность, которую я сразу же заметил. Она прорывалась в ее глазах и в ее детских жестах.

Осмотрев комнату, я заметил несколько человек, похожих на бездомных. В углу один грязный оборванец, казавшийся нетрезвым, возмущался тем, что на общем блюде закончилось шоколадное печенье.

Откинув голову, я тоже закрыл глаза и незаметно погрузился в легкую дрему, сквозь которую слышал гудение машины, высасывающей тромбоциты Грейс и возвращающей кровь обратно в ее тело. Интересно, как часто она это делает, чтобы заработать полтинник?

Не знаю, сколько времени прошло, когда я почувствовал, как меня осторожно теребят за плечо:

– Мэтти, очнись, пошли.

Я открыл глаза и увидел Грейс, с розовыми щеками и улыбкой до ушей. Наклонившись ко мне, она протянула мне двадцать пять долларов.

– Здорово, да?

Она снова казалась совершенно нормальной и полной жизни, со своей крошечной сумочкой через плечо.

– Тебе помочь?

– Не, ты что! – Я вскочил с кресла. – Я чувствую себя на миллион баксов!

– А выглядишь, как будто тебе до миллиона не хватает двадцати пяти!

Прядь волос выбилась из резинки, собирающей ее волосы в хвост. Я потянулся заправить эту прядь ей за ухо, но она резко отпрянула.

– Я только хотел…

– Извини, – она снова наклонилась, на этот раз позволив мне убрать прядь.

– Ты так сладко пахнешь, – заметил я. Ее лицо было в нескольких сантиметрах от моего, и она смотрела прямо на меня. Ее взгляд остановился на моих губах. Я провел по ним языком и немного придвинулся к ней. Она отвернулась.

– Ну, идем?

Но я не чувствовал себя отвергнутым. Напротив, ее настороженность только больше притягивала меня. Мне было интересно.

– Похоже, тут у них полно пьянчужек, – сказал я, когда мы вышли на улицу. – Как ты думаешь, у них тоже берут кровь?

– Не знаю. Я никогда об этом не думала.

В небе сияло солнце, в кустах чирикали птички. Грейс вдруг замерла на месте. Наклонив голову, она внимательно наблюдала за муравьиной дорожкой, огибающей урну.

– Чем мы теперь займемся? – спросил я.

Она подняла голову.

– Хочешь, достанем травки и пойдем в Вашингтонский парк?

Я засмеялся.

– Думал, ты уже никогда не предложишь.

– Пошли, укурок.

Она схватила меня за руку, и мы пошли. Спустя квартал она попыталась освободить свою руку, но я не пустил.

– У тебя такие крошечные ручки.

На углу, пока мы ждали зеленого светофора, она все же вытянула свою руку из моей и подняла ее кверху.

– Крошечные, но страшные и костлявые.

– А мне нравятся.

Зеленый наконец загорелся, и я снова поймал ее ладонь.

– Пошли, скелет.

– Смешно.

Но всю остальную дорогу она больше не отнимала своей руки.

Мы зашли в Стариковский приют, и я захватил свою камеру. Грейс взяла одеяло и самый тощий косяк, какой я видел в своей жизни. Уже на выходе, когда мы проходили мимо стойки, Дарья, комендант общежития, спросила:

– Куда это вы направляетесь?

– В парк, – ответила Грейс. – А ты что тут делаешь?

Закинув в рот остаток рыбной палочки, Дарья сказала:

– Сегодня заселяется куча народу. Меня совсем задергали. Лучше уж просто сидеть тут. Между прочим, Грейс, я хотела с тобой поговорить. Играть на виолончели по ночам – это слишком. В первые дни, когда почти никого не было, еще куда ни шло, но теперь…

– Я живу прямо за стенкой и не имею ничего против, – встрял я.

Грейс обернулась и сделала мне предупреждающий знак:

– Не надо. Все нормально. Дарья, я больше не буду.

Мы вышли на улицу.

– Эта Дарья выглядит, как мужик, правда? Как Дэвид Боуи или кто-то в этом роде?

Грейс скорчила рожицу.

– Да, но Дэвид Боуи сам похож на женщину.

– Верно. Может, тебе стоит разучить несколько его песен, Дарье на радость.

– Может, я и разучу.

В парке она расстелила одеяло возле большого платана и села на него, прислонившись спиной к стволу. Я улегся рядом на живот, лицом к ней. Под моим взглядом она подпалила косяк, затянулась и передала его мне.

– Думаешь, нас тут не заловят, когда мы курим вот так, в открытую?

– Нет, я все время сюда хожу.

– Одна?

– Тут тусуется куча народу с музыкального факультета. – Она сделала глубокую затяжку, и вдруг, взглянув вверх, подавилась и закашлялась, выпустив изо рта клуб дыма. – О, черт!

– Что такое?

Обернувшись, я увидал мужчину тридцати с лишним лет, идущего в нашу сторону. У него были штаны цвета хаки и заметно поредевшие волосы.

– Кто это? – спросил я, хватая и быстро туша косяк.

– Это Дэн – в смысле, профессор Порнсайк. Один из наших преподов.

– Ты зовешь его Дэн?

– Он сам так велел. Наверно, ему не нравится его фамилия.

– Его можно понять.

Она нервно стряхнула траву с колен и выпрямилась. Я повернулся на бок, подпер голову рукой и посмотрел Грейс в лицо. С той малости, что мы успели выкурить, она была под кайфом, как птица в небе. Глаза ее сузились в щелку, и она улыбалась во весь рот.

Я засмеялся.

– Господи, да ты уже заторчала.

Она попыталась сделать строгое лицо.

– Заткнись!

Но тут мы оба не удержались и закатились тихим, истерическим смехом.

– Грейс, – окликнул ее Дэн, пока мы старались взять себя в руки. – Как приятно встретить тебя тут.

У него были кустистые усы, которыми он смешно шевелил при разговоре. Я уставился на них и не заметил, как Грейс представила меня профессору.

– Маттиас! – ткнула она меня в бок.