— Так что же, вы любите пирожные? — промурлыкала она тоном записной кокетки.

В глазах немца, все еще устремленных на зарумянившуюся Эллен, промелькнула смешинка.

— Понимаете, если честно, фрау э-э-э… Бриджит? Если честно, я больше люблю мясо. Ну, как говорится, маленькая мужская слабость — жирные запеченные свиные ножки с ледяным пивом, потом еще барбекю на свежем воздухе, непременно горы ароматных, истекающих горячим соком колбасок, опять же с ледяным пивом, потом еще свиные ребрышки, копченые рульки, бифштексы с кровью… Мы же, немцы, в сущности грубые обжоры, нечета вам, изящным леди…

Веселые искорки так и бегали в глазах мистера Гоффмайера, свидетельствуя о том, что он, похоже, просто издевается над строго соблюдающей диету красоткой. Впрочем, Бриджит все приняла за чистую монету.

— Ну что же, неудобство легко исправить, — ничуть не растерялась юная хищница. — Мы выпьем тут кофе, а потом поедем в одно прелестное местечко, где подают маринованную говяжью вырезку, запеченную на решетке в маленькой жаровенке. Восторг! Прелесть! Неземное наслаждение! Уверена, вам понравится…

— Нет, извините, мне пора! — быстро сообщила Эллен, поднимаясь.

Невыносимо будет смотреть, как Бриджит напропалую кокетничает с этим великолепным тевтонцем, и дает ему свой телефон, и договаривается о следующей встрече, — что бывало уже не раз. А она сидит, дура дурой, со всей своей вульгарной внешностью и толстой задницей, в дурацком коричневом платье, способном вызвать судороги отвращения даже у сексуального маньяка, и служит выигрышным фоном своей великолепной, незакомплексованной подружки… Ну, уж нет. Только не в этот раз.

— Извините, мне надо идти, ждет одно неотложное дело, никак нельзя его отменить, рада бы, да не могу. Всего хорошего, очень приятно было познакомиться, всего доброго, всего доброго…

Сгорая от неловкости, Эллен отступила к двери, вышла в коридор, повернулась и быстрым шагом направилась к выходу из магазина.

— Ах, прошу прощения, она у нас немного странная… — донеслось до нее.

Эллен проглотила нецензурное ругательство, сбежала по лестнице и решительно дернула ручку двери.

Выйдя на улицу, она обнаружила, что забыла на столике в кафе сумочку с ключами.


Двумя часами позже девушка мрачно сидела на ступеньках собственного дома и ждала Бриджит. Конечно же ветреная подруга сейчас ворковала с этим загорелым образчиком мужской красоты, украшенным дорогущими часами, и, даже если удосужится подобрать сумочку, вернет ее не скоро. Звонить в кафе как-то глупо. А домой попасть очень хочется.

Эллен тяжело вздохнула, поднялась, обошла еще раз вокруг дома и подергала оконную раму кухни. Заперто.

— Удивительно, как это я не забыла запереть окно. Когда не надо, пожалуйста, все окна нараспашку, залезай, кто хочет. А вот сейчас — дудки, — сказала она себе и пошла проверять окно спальни.

Заперто. Окно гостиной… Ну, слава богу, приоткрыто. Эллен огляделась по сторонам и, недолго думая, толкнула раму, поддернула мешавшее платье выше колен и подтянулась на руках. Через несколько секунд предприимчивая взломщица уже оказалась у себя дома. Хорошо, что соседи не видели. Хочется надеяться, что не видели…

— Хорошие девочки попадают на небеса, — с сумрачным видом процитировала она английскую пословицу, слезая с подоконника на небесно-голубое ковровое покрытие гостиной. — А плохие… плохие лазают в окна. Только они обычно делают это в брюках, на худой конец в спортивных костюмах.

Нашарив на шкафу красную квадратную пачку сигарет «Данхилл», Эллен облегченно плюхнулась в обтянутое синим бархатом кресло и закурила. Настроению полагалось оставаться на отметке «ниже нуля», но девушка вдруг поймала себя на том, что безотчетно улыбается.

В ее размеренной, довольно скучной жизни практически не оставалось места приключениям, если не считать тех, что сыпались на голову вследствие ее ужасающей рассеянности. Но в их числе обычно не встречались атлетически сложенные зеленоглазые красавцы.

Неважно, сказала девушка себе. Хотя… как приятно. Надо было остаться попить кофе. А потом взять и нахально поехать в ресторан. Наплевать на приличия и благовоспитанность — от них одни проблемы. Вот Бриджит никогда не руководствуется приличиями — она делает всегда то, что захотела в данный момент ее левая нога. И слывет при этом очаровательной сумасбродкой. А я — совестливой занудой. Ко всему прочему, всем отлично известно, что я не очень-то нравлюсь мужчинам.

Она горестно вздохнула, припомнив редкие, но язвительные замечания по поводу своей фигуры и внешности, которые делал ее официальный жених Эдвард Фэлькон, сын близкой, точнее самой близкой подруги миссис Дэвис, матери Эллен. Дети двух престарелых матрон с детства оказались обречены на то, чтобы соединиться узами брака. Да что там узами — цепями, кандалами, наручниками! Состоятельные матушки и слышать не хотели о том, что их дети самостоятельно изберут себе спутников жизни. Так что бедняги, не особенно любящие друг друга, тянули предсвадебную волынку как только могли, по молчаливому согласию предпочитая встречаться время от времени, изображая пылкую влюбленность.

Конечно, сам Эдвард являлся образцом утонченности и благовоспитанности, всегда безупречно одет… только спортом ему бы не мешало заняться. Впрочем, Эдвард неплохо играл в гольф… «Все в тебе как-то слишком», — сообщал он время от времени. И Эллен мучилась совестью и надевала платье поскромнее. «Иметь такую пышную фигуру не принято, не сесть ли тебе на диету?» И она месяцами изводила себя голодом. «Губы пухлые, как у какой-нибудь вульгарной актрисульки, а прическа привлекает нескромные взгляды». И бедняжка использовала самую бледную помаду, а волосы при помощи сотни шпилек стягивала в гладкий пучок.

Эдвард считал дамские журналы непереносимой пошлятиной. Его мать не терпела кошек, собак, хомяков, лошадей и ящериц. Девушка не покупала журналов и не держала домашних животных. И все равно все были ею недовольны.

В итоге безропотная страдалица вела самое тихое и неслышное существование, стараясь угодить всем — своей чопорной семье, упрямо называющей ее дурно воспитанной, жениху, находящему ее слишком яркой, подругам, считающим ее вообще странной.

А где же я сама? — мелькнула горькая мысль. Странно, что я об этом раньше не задумывалась. Неужели стоило какому-то мужику обнять меня посреди шумного магазина, как все труды пошли прахом? Права моя мама: я черная овца в семье. Но как же хочется жить, не подлаживаясь ни под кого, смеяться, когда хочется, есть то, что по вкусу тебе, а не окружающим, ложиться и вставать когда удобно, одеваться, петь, любить только тогда, когда считаешь нужным ты сам…

К тому же Тилль не просто какой-то мужик, весомо заметило подсознание. Он высокий и красивый, глаза у него теплые, зеленые, как летняя листва, а в самой их глубине таятся веселые искорки. И он может поднять тебя на руки и отнести… куда-нибудь. Куда ты захочешь.

Эдварду подобное даже в голову не придет. Зато он может часами читать тебе нотации и пичкать классической музыкой, которую ты ненавидишь, и таскать на скучный омерзительный гольф… Впрочем, надо же как-то устраивать свою жизнь. Быть замужем очень правильно и достойно. Все равно на тебя, моя дорогая, больше никто не польстится…

Предаваясь самоуничижению, девушка докурила сигарету. Пользуясь тем, что мать в отъезде, мстительно затушила ее о любимое фарфоровое блюдце миссис Дэвис — потом все равно придется отмывать — и отправилась в свою спальню, собираясь переодеться. В это время оглушительно заверещал звонок.

Эллен вздрогнула, сердце отчаянно забилось. Кто бы это мог быть?

— Наверняка Бриджит принесла сумочку, — дрожащим голосом произнесла она. В пустой комнате это заявление прозвучало как-то очень жалко. — Или почтальон… Черт, я же все равно не могу открыть! Ключей-то нет.

Девушка вороватым жестом сунула запачканное блюдце под кресло — вдруг мать неожиданно вернулась — и осторожно подошла к входной двери.

— Кто там?

— Здесь проживает мисс Эллен Дэвис? — послышался незнакомый мужской голос.

Полиция нравов, мрачно подумала девушка. Пришли арестовать меня за занудство, уродливую внешность и полное отсутствие чувства юмора.

— Да, это я.

— Служба доставки «Кафе Нус». Откройте, пожалуйста.

— Но, позвольте, здесь, видимо, какая-то ошибка. Я ничего не заказывала.

— На коробке проставлено ваше имя.

— Да, но… извините, я все равно не могу открыть. У меня нет ключей.

— Гм… — Судя по всему, человек за дверью уже порядком утомился от диалога. — А окно вы можете открыть?

— Окно могу. Только все равно произошла какая-то ошибка. И я не смогу заплатить…

— Тогда откройте. Я просуну вам коробку и квитанцию. Надо расписаться в накладной — ваш заказ уже оплачен, так что не нужно беспокоиться.

Весьма заинтригованная происходящим девушка отперла кухонное окно, и в нем возникла голова паренька в синей униформе и в фуражке с вышитым золотом названием кафе, того самого, откуда Эллен так позорно бежала. Служащий весело улыбался.

— Что, родители дома заперли? Получили двойку в школе? — осведомился он, протягивая большую белую коробку, перевязанную шелковой красной лентой. — Ничего, теперь не соскучитесь. Сладости «Кафе Нус» лучшие во всей Англии. Распишитесь вот здесь.

Эллен расписалась.

— Ну, счастливого заточения. Да, а почему вы не вылезете в окно?

— Потому что я только что в него влезла, — со вздохом ответила девушка.

Паренек поднял бровь, но ничего не ответил, только вежливо попрощался. Вскоре с улицы послышался шум отъезжающего автомобиля. С бьющимся сердцем Эллен поставила коробку на стол.

«Мисс Эллен Дэвис» — гласила лаконичная надпись. Что там? Бомба, дохлая крыса, коллекция непристойных фотографий?