– Нет, – ответила Сибилла.

Привратник бросил быстрый взгляд на шкаф с оружием, поправил штору, сквозь которую прорывался внутрь комнаты серебряный солнечный луч, и вышел. Сибилла стояла неподвижно.

«Ник лгал, говоря что телерепортажа не будет», – подумала она. Она знала – он лгал. И про инспектора тоже. Никто чужой не мог пройти мимо охраны. Она и не знала, что Ник такой лжец. Однако, несмотря на скудность и лживость информации, он сумел устроить маленькое представление. Именно так всегда поступала сама Сибилла; так поступил бы каждый. Она не могла помешать этому, нужно лишь немного подождать и затем дать отпор, что бы они не предприняли.

Ложь и измышления. Фонд переживет эти передряги. Хотя придется внести некоторые изменения. Ларса Олсена следует назначить президентом, им необходима его абсолютная чистота, чтобы пройти сквозь все эти перипетии. Флойд спокойненько уйдет в сторону. Он всегда выполнял все, что она ему говорила. Привратник говорил, что он звонил, когда она работала в кабинете; она позвонит ему завтра и скажет, чтобы он ушел с поста президента.

Однако не Флойд представляет главную опасность.

Медленно она сползла вниз, пока не уселась на полу, подавшись вперед и крепко скрестив руки на груди. Она отлично знала, где кроется главная опасность.

Боб Таргус. Она оплачивала его услуги несколько лет, выдавая ему премии, доверяя время от времени деликатные поручения… и теперь этот слабовольный, неверный сукин сын представлял реальную опасность. Все время держал рот на запоре, а теперь, нате вам, сошел с ума и рассказал…

Она должна остановить его. Если не будет доказательств, – а ведь их и нет, ничего нет, кроме его обвинений – то, что с ней могут сделать? Да ничего! А Таргус… он будет молчать, чего бы ей это ни стоило. О, она сделает так, что он не проронит ни слова не только на этом, но и на том свете!

На том свете…

Конечно, что еще она может предпринять? Как еще она может быть уверена, что он не наболтает лишнего? Ей не остановить Ника от похода на Грейсвилль, но вот не дать Таргусу говорить в ее силах.

С трудом поднявшись, Сибилла двинулась к шкафу с оружием, ступая между кусочками битого стекла. Она раскрыла разбитые дверцы и взяла ружье. Последнее время она не тренировалась в стрельбе и не выезжала на охоту; но она не волновалась: до сих пор не было случая, чтобы она промахнулась. «Оказывается, я скучала по охоте, – подумала она, смеясь собственной шутке. – Пожалуй, самое время заняться ею».

Боб Таргус приезжает сегодня к Валери записывать для нее свое заявление. Как глупо со стороны Ника рассказать ей об этом; ему следовало бы знать ее и получше. В конце концов, они были женаты, жили вместе, вместе воспитывали сына… Неужели он так ничему и не научился?

«А я вот учусь, – подумала Сибилла. – За счет этого я и выживаю».

Она сунула в карман пригоршню пуль и вышла из дома через дверь, ведущую в гараж. Она выбрала ближайшую машину стройную и скоростную модель «тестаросса», одно из первых своих приобретений на состояние, полученное за счет Фонда. Выехав из гаража, она вспомнила, что понятия не имеет, где живет Валери.

– Этот сукин сын! – разозлилась она. – Почему он не дал мне ее адреса?

Оставив оружие в машине, она вернулась в дом и стала искать адрес Валери в телефонном справочнике.

Она нашла фамилию и адрес. «Фолс Черч, – подумала Сибилла, – неплохое место для той, которая якобы лишилась всех своих денег. У нее наверняка было кое-что припрятано, и она никогда не рассказывала об этом Карлу. Боже, до чего бесчестная тварь!» Она села в машину и поехала в Фолс Черч.

По мере приближения к Вашингтону движение становилось напряженнее. Внезапно Сибилла почувствовала, что нужно ехать быстрее, она обгоняла машины, пугала пешеходов. «Таргус приезжает сегодня вечером». Что означает «сегодня вечером?» Часы показывали восемь тридцать; солнце клонилось к горизонту, но жара оставалась, горячее марево волнами поднималось над асфальтом. В котором часу вечер перестает быть вечером и становится ночью? В восемь? В девять? В десять? В полночь? Она мчалась вперед к дому Валери и наконец увидела его впереди. Она сбросила скорость. Перед ней был небольшой дом, окруженный пустым пространством. Через улицу напротив располагался парк с густыми зарослями сумака и каштановых деревьев. Увидев их, Сибилла испытала прилив удовлетворения.

Словно на заказ.

Машина Ника стояла около дома, на краю пятна света, создаваемого лампой, висевшей над входной дверью. Свет был не ярким, но вполне достаточным. Сибилла испытывала возбуждение. Все складывалось замечательно. Рядом с машиной Ника других автомобилей не было. Таргус еще не приезжал. Она успела вовремя.

Припарковав свой автомобиль подальше от уличного фонаря, прилов к себе ружье, Сибилла подошла к ближайшим зарослям сумака. Оказалось не так хорошо, как она думала: сильный ветер раскачивал тонкие ветви, закрывая обзор. «Он скоро утихнет», – успокаивала себя Сибилла. Прислонив ружье к стволу, она стояла совершенно неподвижно, ожидая появления Таргуса.

Один раз через окно она заметила, что кто-то пересек комнату. Остальное время в окнах не отражалось никакого движения. Окна хранили секрет; она была посторонней. Сибилла представила, как Ник ходит по комнате, как садится на боковой валик кресла, откусывает кусочек от яблока, раскрывает газету. Прежде чем она успела остановиться, воображение нарисовало Ника в кровати с Валери. Черт возьми! Сибилла стерла их образы из своего воображения. Может быть, я убью заодно и его. И ее. Они заслуживают этого.

Подъехала автомашина, и Сибилла напряглась. Приехал сосед. Он открыл багажник, вынул оттуда мешок с углем и направился к своему дому. Через некоторое время до нее донесся запах керосина, а затем горящего угля. Она представила, как семья готовит ужин. Сама Сибилла совершенно не испытывала голода.

Какая-то женщина прошла мимо, ведя собаку на поводке; проехал ребенок на трехколесном велосипеде, следом шел отец. Смеясь, улицу пересекли несколько подростков. «Лучше им не стоять у меня на дороге» – с раздражением подумала Сибилла. Затем подъехала еще одна машина и остановилась рядом с автомобилем Ника. Сибилла увидела, как из нее вышел Боб Таргус.

Она подняла ружье и пока он закрывал дверцу, прицелилась в его широкую спину. Боб уже шел по дорожке к дому. Ветер продолжал раскачивать ветки. Боб позвонил; времени оставалось в обрез. Дверь раскрылась. Сибилла вновь прицелилась ему в спину. Ветки раскачивались перед глазами; но ничего нельзя было поделать. Она нажала курок.

Она услышала, как, падая, он вскрикнул, потом увидела, как Таргус пытается подняться. Разъяренная промахом – проклятый ветер! – Сибилла выстрелила еще раз. Но в эту же секунду на помощь Бобу вперед бросилась Лили, и именно в нее и попала вторая пуля Сибиллы.

– Лили! – воскликнула Сибилла.

Ник и Валери втащили Боба и Лили в дом и захлопнули дверь. Мгновение Сибилла стояла окаменев. Затем бросилась к машине.

ГЛАВА 30

Светало, когда Ник добрался до своего дома вместе с Розмари и Валери. Он проводил Розмари в комнаты на третьем этаже, неся небольшой чемодан, в который перед выездом она сложила часть своих вещей. После стрельбы ее всю трясло, она заявила, что не сможет уснуть у себя в доме и ей необходимо отправиться куда-нибудь, чтобы хоть немного прийти в себя.

– Нет ничего проще, – сказал Ник и пригласил ее вместе с Валери отправиться к нему и жить в его доме, сколько они пожелают.

Он устроил Розмари на третьем этаже и, убедившись, что ей удобно, спустился в свою комнату. Когда он пришел, Валери уже лежала в кровати, он присоединился к ней, и они молча тесно прижались друг к другу, желая тепла и близости и радуясь, что, наконец, были вместе и с этого самого мгновения будут вместе всегда. Так они и уснули, заключив друг друга в объятия. Час спустя они почти одновременно проснулись.

– Нужно позвонить в больницу, – сказала Валери.

Ник уже тянулся к телефону. Он набрал номер послеоперационного отделения.

– Лили Грейс, – сказал он, – была прооперирована пару часов назад, мы хотели бы узнать, как она себя чувствует? Говорит Ник Филдинг.

Одной рукой он прижимал к себе Валери.

– Нет, не родственник, нет: у нее нет родных. Но она живет с нами, мы отвечаем за нее.

– Да, теперь припоминаю, – сказала медсестра, – состояние стабильное, мистер Филдинг. Другой информации пока нет. Если вы перезвоните часа через два-три…

– Спасибо, – сказал Ник. – К этому времени мы будем у вас.

Он откинулся на свою половину кровати, увлекая за собой Валери, ее ноги оказались между его ногами, груди плотно прижатыми к его груди, а ее полураскрытые нежные губы – перед его губами.

– Я люблю тебя, – проговорил он, медленно целуя ее. – Я мечтал проснуться однажды рядом с тобой. Конечно, я бы хотел пробуждения без наших тревог, но все равно оно бесконечно лучше других, потому что ты здесь. Я хочу, чтобы мы поженились; я сказал тебе вчера об этом?

Она улыбнулась.

– Я так и поняла твои вчерашние слова, наверное, потому, что это как раз то, чего я хочу!

Они обнялись, отгоняя воспоминания прошлой ночи. Медленно Валери высвободила свои ноги и обхватила ими Ника. Естественно, словно продолжая беседу, они соединились. Обнявшись, улыбаясь, они глядели друг другу в глаза, и этот взгляд, одновременно грустный и веселый, был обоюдным обещанием отныне и навсегда дарить друг другу любовь и наслаждение, пусть даже в гуще трагических событий; взаимное тепло и близость, которые будут поддерживать их в смутные и страшные мгновения.

Они вновь поцеловались и неподвижно лежали в тишине дома.

«Дом, – подумала Валери. – Повсюду мы будем вместе». Она улыбнулась своим мыслям: она думала о страсти к наслаждениям, которая прежде правила ее жизнью, и о том, как теперь эта страсть наполнилась новым содержанием и изменилась. Дело совсем не в том, что теперь ей меньше нравились удовольствия, а в том, что теперь они ассоциировались с полнокровной, насыщенной жизнью. Прежде она жила лишь частично, не открывая в себе всего того, на что была способна; теперь она могла работать, и работать хорошо; могла любить, и любить самозабвенно; могла отдавать себя, и отдаваться полностью. «Нужно рассказать об этом Лили: она поймет. Все ее проповеди были посвящены вере в нас самих и в то, кем мы можем быть, что мы можем быть гораздо лучше, чем сами о себе думаем, лучше, чем нас считают другие».