Самые грустные мысли — о детях. Я моментально вспоминаю свою Ленку, хрупкую, сероглазую, с русыми локонами, уже взрослую, но еще маленькую. Завтра мы с ней обо всем поговорим… Потом, уже привычно, думаю об «Обелиске». Теперь он существует в новом обрамлении — колдовской профсоюз, Леонарда.

Состояние мира вокруг нас — война всех против всех, мир лежит в войне. Просто неприлично быть счастливыми в таком мире. Но — мы вместе, пьем в гостиной французское вино… и кажется, ничто не омрачает нашего счастья. Или это затишье перед бурей? Короткая передышка?

— Долгая передышка. На всю жизнь. — Саша пытается успокоить меня, но мне кажется, ему тоже тревожно.

— А если позвонит Карташов?..

— Отправишь. Ты ничего ему не должна.

— Еще знаешь что?.. — Так непривычно чувствовать себя слабой, так хорошо, что рядом человек, готовый броситься на бой с твоими проблемами. — Меня немного страшит развод. Судьба Елены, раздел имущества…

— Ерунда! Наймем адвоката. Все уладится без твоего присутствия.

Я тихо говорила, уткнувшись в Сашино плечо. Ревизировала прошлое и осмысляла будущее. Из полумрака нашей гостиной будущее представлялось ослепительно прекрасным. Я снова буду работать доктором (надо только подтвердить диплом и пройти стажировку), Ленка поселится вместе с нами, летом мы поедем на озера в Финляндию. Пригласим Ольгу с Макаром, для смеха — Губанова. На озерах безлюдье и белые ночи. А в Москве вечные сумерки или и вовсе полярная тьма. Но очень хорошо будет и в Москве. Спешить домой дождливым осенним вечером, зная, что дома Саша. Или самой ждать его возвращения, прислушиваться к звукам на лестнице, к шуму лифта, к звону ключей за дверью. И дождаться, и остаться вдвоем…

Но разве в наше время люди могут побыть вдвоем? Их везде достанут — если не непосредственно, так при помощи технических средств! Наш разговор прервал телефонный звонок. Я поднялась, Саша попытался удержать меня. Я слабо запротестовала:

— По-моему, лучше сразу подойти, чем потом всю ночь волноваться.

— Подойди, если хочешь.

Я сняла трубку и услышала захлебывающийся голос Гришки:

— Ну я вкопался, блин! Куда теперь деваться-то?

— Гриш, давай спокойно и по порядку, — попросила я механически.

— Чё по порядку?

— Во-первых, как в Твери?

— Да в Твери туфта. Подписал какую-то бумагу — протокол, что ли? — для проформы. Они меня быстро отпустили.

— А того?.. Другого?..

— Я почем знаю? Побазарили — увели.

Из милиции Гришка отправился на вокзал и, пока ждал поезда, от нечего делать прочитал тети-Маринино завещание. Лучше бы он не делал этого, потому что до Москвы потом добирался на ватных ногах, с потными от волнения ладонями и бьющимся, как овечий хвост, сердцем. По завещанию он являлся наследником, как пишут в сказках, несметных сокровищ.

И стоило ему переступить порог собственной квартиры (как усталый путник — невольно подумала я), как Светка тут же сообщила приятную новость:

— Весь день тебе названивали какие-то люди!

— Кто названивал? — не врубился сначала Гришка.

Но вскоре сомнений уже не оставалось: звонили доблестные обелисковцы. Самое странное, что после его возвращения звонки не возобновились. Глупо думать, конечно, что они оставят Гришку в покое. Видно, у них тактика такая. Изматывают, понимают, что он никуда не денется.

— Что ж делать? — беспомощно спросила я.

Нет, рядом с Сашей я определенно расслабилась. Еще сутки назад такая фраза была для меня невозможна.

— Вот именно! Где мне теперь ховаться? — заорал Гришка, потрясенный моим состоянием.

— Откуда я знаю?

— Я лучше сам в ментовку пойду!

— И что ты им скажешь?

— Скажу: я сдаюсь! Сил моих больше нет!

Моя безучастность окончательно повергла Гришку в шок: он кричал в трубку какую-то страшную несуразицу, так что стоявший рядом Саша без труда разбирал его слова. У меня уже не было сил пропускать через себя этот мутный поток.

— Успокойся, Гриш. Мы подумаем. Я и Саша.

— Подумаете? — настырно переспросил он. — Пока вы думать будете, они мне уже склеят ласты.

— Мы тебе утром перезвоним.

Я поспешила отключиться — момент был подходящим. О тяготах своего положения Гришка собирался рассказывать ночь напролет. А чем мы ему поможем?

— Да ничем, — сказал Саша насмешливо. — Мы ему ничем не поможем. Мы — не реабилитационный центр. А у Гришки нашего просто истерика. Разрядка после всех испытаний.

— Но может, там правда несметные сокровища?

— Да какие сокровища? Ты что, не знаешь Гришку?! Заводится с пол-оборота! Пускай теперь Светка занимается с ним, мы уж и так хорошо поработали.

Особенно я! Нянчилась с этим Гришкой, как с собственным ребенком. Он привык, и думает, всю жизнь можно будет пользоваться моим участием, звонить в двенадцатом часу, изливать душу. Нет, Саша тысячу раз прав: пусть теперь плачется своей Светке!

Но может, у них не те отношения? Я знаю, есть такие семьи: пьют, едят, спят, растят детей, делают покупки, но не разговаривают. И не из-за отчуждения или неприязни. Одна моя пациентка как-то сказала мне:

— О делах мужа я узнаю из случайных обмолвок или из его телефонных разговоров с друзьями. В лучшем случае он о чем-нибудь расскажет мне постфактум.

Я подумала, что и у нее тоже пропало желание делиться с мужем, если даже оно и было. И вместе с тем по-своему она хорошо к нему относилась. Всегда повторяла, что человек он порядочный, надежный. И сама была верной и заботливой женой. В некотором смысле их союз можно было назвать образцовым. Если в этой сфере только возможны образцы!

— Ты все о Гришке? — поинтересовался Саша.

— Уже не о нем.

По комнате еще тут и там мелькают призраки счастливого будущего, уготованного нам жизнью: долгих интимных вечеров, интересных путешествий, ярких праздников и насыщенных будней, когда ни один день не будет похожим на другой.

В молчании мы допиваем красное вино, доедаем остатки ужина и в половине первого исчезаем за дверью нашей необыкновенной белой спальни.

Глава 22


Рано утром позвонил Гришка. Ночью ему не давали спать звонки обелисковцев, и неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы Светка не отключила телефон. Однако отключение телефона — типичная страусиная политика. Надо предпринимать какие-то реальные шаги.

— Какие? — Гришка опять находился в состоянии невменяемости.

— Мы пока ничего не придумали, — объяснила я неуверенно, по привычке мне казалось, что с ним надо говорить только конструктивно. Но что конструктивного я могла сказать сейчас?

— Как мне теперь от них отхомячиваться?! — не унимался Гришка.

— Подожди немного. Мы тебе сами позвоним.

На этот раз, кажется, я кое-кто придумала! Только, конечно, сначала следует посоветоваться с Сашей. Гришка должен просто отдать «Обелиску» наследство! Больше-то у них к нему никаких претензий. Пусть едет в «Обелиск» и откровенно поговорит с Иннокентием.

Однако Саша так не считал. По его мнению, действия «Обелиска» были лишь щелканьем зубов. Столько денег они вбухали в операцию, а наследство проплыло мимо носа. Да еще пойман Гришкин двойник. Теперь он может выдать всю контору. Поведает миру об их делишках!

— Что же Гришке-то посоветовать? Ты сейчас уйдешь, он опять позвонит.

— Переждать. Кроме звонков, они ни на что не осмелятся. — Саша быстро глотает кофе — торопится на работу.

— Постараюсь его утешить, объяснить.

— Может, и не надо ничего объяснять, — предполагает Саша задумчиво. — А если они прослушивают его телефон?..

Гришка мне больше не звонил. Правда, после Сашиного ухода я недолго оставалась дома. Помыла посуду, прикинула насчет обеда, потом собралась и поехала к Ленке.

Я специально решила приехать пораньше, до ее возвращения из школы: хотела приготовить что-нибудь вкусное и еще подышать тем воздухом, побыть в той атмосфере, в которой теперь живет моя дочь. Мы не виделись почти месяц. За этот месяц от меня прежней не осталось и следа, но, возможно, что-то переменилось и в Елене. Сейчас она новыми глазами увидит меня. Кто знает, вдруг именно от этого взгляда будут зависеть наши дальнейшие отношения?

Войдя в квартиру, я сразу услышала шаги. Ленка прогуливает школу! Сколько теперь пишут о детской безнадзорности, о том, что родители не обращают внимания на детей. Я всегда искренне ужасалась: как так можно? Но многие, должно быть, делают это не по своей воле. Жизнь заставляет! Разве я могла поступить по-другому в сложившихся обстоятельствах? Выбора у меня не было, уехала из дома, бросила дочь, теперь она прогуливает школу… и может, это только цветочки, а будут еще и ягодки. Я механически положила на подзеркальный столик пакет с купленным по дороге мороженым.

— Ты приехала? — В прихожей появился Лешка.

— А ты еще не уехал? — удивилась я.

— Я сегодня вечером уезжаю.

— Лена в школе?

— Она пока у Наташки поживет. Мать заболела, и пришлось им расклад поменять… Ну, проходи, не стой на пороге.

Все планы летели коту под хвост. Встречаться с Еленой в квартире свекрови я не собиралась. Разговора не получится, все будет не так! Потом я подумала, что можно подождать ее у школы после уроков. Погода сегодня чудесная: яркое солнце, легкий мороз. Мы могли бы прогуляться или ненадолго зайти к нам.

— Ты не знаешь, сколько у нее уроков сегодня? — крикнула я скрывшемуся на кухне Лешке.

— Вроде бы семь, но точно не знаю. Ты будешь чай?

— Давай. — Я прошла за ним и присела у стола. — Как вы тут без меня жили?

— Жили не тужили, — ухмыльнулся муж. — А ты где была?

— Сначала в Швейцарии, а потом в Питере.