Когда Вероника вернулась в номер, мама уже собирала вещи. Увидев вошедшую дочь, она спросила:

– Ты вещи будешь собирать или здесь остаешься?

– Можно подумать, у меня есть выбор.

– Выбор есть всегда. А тебе бы хотелось остаться?

– Да, – ответила Ника. А потом, немного помолчав, сказала: – Хотя, нет. Надо уехать. И чем скорее наступит момент отъезда, тем лучше.

Елена Анатольевна внимательно посмотрела на дочь:

– Тебе здесь так не понравилось? А вообще-то, я пониманию. По сравнению с обещанной Индией это, конечно, не очень хороший курорт.

– Да не в этом дело!

– А в чем?

На вопрос надо было отвечать. Конечно, Вероника могла бы что-нибудь придумать. Но стоит ли?

– Мам, а ты кого-нибудь любила до того, как с папой познакомилась?

Елена Анатольевна была поставлена в тупик таким вопросом. Дочь никогда не делилась с ней своими секретами, не спрашивала совета. Вероника вообще росла очень скрытной девочкой. И от того, как женщина сейчас ответит, зависело, будет ли в дальнейшем дочь ей доверять.

– Конечно, да. С твоим папой я познакомилась, учась на третьем курсе института. В моей жизни была первая любовь.

– Правда? Расскажи, пожалуйста!

– Да что тут рассказывать! Мне было семнадцать лет, Сереже (его Сергеем звали) – двадцать один. Он казался мне самым умным, самым благородным, самым-самым. Мы встречались два месяца.

– А что потом?

– А потом я узнала, что у него уже давно есть девушка. Она его из армии ждала. Он мне, конечно, предложил и дальше встречаться, но я не согласилась. Зачем участвовать в этом обмане? Как говорится, на чужом несчастье счастья не построишь.

– А ты очень сильно его любила?

– Да. – Глаза Елены Анатолиевны засветились каким-то непонятным блеском. Казалось, она перенеслась во времени лет на двадцать назад. – Он так красиво ухаживал! Цветы постоянно дарил. Полевые. Ромашки. До дома провожал. Мне тогда казалось, что ничего нет в мире прекрасней этих ромашек и его голоса. Он ведь мне каждый вечер звонил, чтобы спокойной ночи пожелать. Я думала, что это любовь на всю жизнь.

– А оказалось, что нет…

– Оказалось, что нет, – эхом повторила женщина. – Но знаешь, первая любовь не забывается. Можно забыть вторую, третью, четвертую… А первую любовь забыть просто невозможно. Хотя она очень часто бывает несчастной. А почему ты вдруг спросила?

И Вероника дала волю накопившимся слезам. Она рассказала все: от того момента, когда познакомилась с Лешкой, до его отъезда. Мама не перебивала ее вопросами или замечаниями. Просто внимательно слушала.

Вошел Игорь Сергеевич и, увидев заплаканное лицо дочери, спросил:

– Что-то случилось?

Елена Анатольевна перевела взгляд с мужа на дочь: в глазах девочки читалась мольба. Вероника явно не хотела, чтобы отец о чем-то узнал.

– Да Вероничка наша что-то расчувствовалась. По дому скучает.

– Так мы уже приедем скоро. Чего плакать-то? Ой, мне вас, женщин, не понять!

Когда отец вышел из номера, Вероника крепко обняла маму:

– Мамочка, спасибо тебе огромное! Спасибо, что выслушала; спасибо, что папе не сказала. Ты у меня самая лучшая.

– Ну, все, все, успокойся. Все забудется; боль утихнет, а потом и вовсе пройдет. Не зацикливайся на том, что он уехал – радуйся, что ты любила.

В тот же день Вероника Винглинская вместе с родителями покинула сказочный город Сочи. Москва встретила их проливным дождем и пробками на дорогах. «Все как обычно, все как всегда, – подумала Ника. – Ничего не меняется».

На пороге квартиры их встречала Ольга Ивановна:

– Ой! Родные мои приехали! Как же я по вам всем соскучилась!

Сердобольная женщина начала обнимать Веронику, потом Елену Анатолиевну. Игорю Сергеевичу она просто крепко пожала руку. «Ну не обнимать же мне его, в самом деле», – рассудила женщина. Она всегда побаивалась хозяина дома. Прямо на пороге кухарка начала пересказывать все события, произошедшие в отсутствие хозяев:

– А без вас тут столько всего произошло! Вы даже не представляете! Семен Сергеевич, который депутат из третьей квартиры, переехал. Да, вместе с женой. Их домработница, когда вещи увозили, сказала, что куда-то за город. А сын Белобородовых во Францию уехал. Дипломатом. Ну, вы же знаете, он МГИМО закончил. Ларины ремонт затеяли. Капитальный. У них каждый ремонт капитальный.

Все члены семьи внимательно слушали кухарку. Хотя им было совершенно не интересно, кто и куда переехал, чувство такта не позволяло перебить эту женщину.

В восемнадцать лет Ольга Ивановна, тогда еще просто Олюшка Грибнова, приехала в Москву из деревни. Одна она ехать не решилась, и поэтому вместе с ней покорять столицу отправилась лучшая подруга – Светка Соловьева. Девушки мечтали стать актрисами. Но в театральный не поступили. После этого их пути разошлись. Ольга – мечтательная и наивная, Светлана же – полная ей противоположность. Каждая из девушек хотела по-своему искать свое счастье.

В столице Оле пришлось несладко – она торговала мандаринами на рынке, подметала улицы, бралась за любую работу. Однажды ей повезло, – ее приняли в агентство по обслуживанию банкетов. На одном из мероприятий ее заметила чета Винглинских. Скромная официантка сразу получила доверие супругов, а вместе с тем и должность горничной у них в доме. Впоследствии она стала еще и кухаркой.

Со Светланой они встретились совершенно случайно четыре года назад. Ольга Ивановна отоваривалась в супермаркете и спиной столкнулась с какой-то женщиной. «Поаккуратней надо в общественных местах быть!» – хотела она сделать замечание. Но прежде этого услышала какой-то знакомый голос: «Ой, простите ради Бога. Народу столько!» Повернувшись лицом к незнакомке, Ольга Ивановна узнала в ней Светлану.

Соловьева к тому времени уже успела удачно выйти замуж, стать Воробьевой Светланой Валерьевной и овдоветь. С момента встречи Ольга Ивановна стала частой гостьей в доме подруги, где та жила вдвоем с неработающим двадцатилетним сыном.

– Ну, вы заходите, заходите, чего ж на пороге-то стоять. Я там столько всего наготовила! Специально к вашему приезду. Те деньги, что вы мне оставляли, Елена Анатольевна, я сберегла. Я же вам говорила, что мне одной на прожитье много не надо. Сейчас я вам принесу.

– Олечка Ивановна, экономная вы наша, оставьте их себе. Это вам вознаграждение за бережливость.

– Нет, нет, Елена Анатольевна, вы мне зарплату платите, живу я у вас. Больше мне и не надо ничего.

Вероника вошла в свою комнату и присела на кровать. Все казалось таким чужим, незнакомым. Девушке казалось, что она уже отвыкла от домашней обстановки: «Санатории, отели, дома отдыха… Рестораны, кафе, пиццерии… А так хочется просто сидеть дома и пить чай с булочками. Или в деревню поехать, как Люся. Она уже, наверное, домой вернулась. Надо будет ей позвонить попозже». Ника вздохнула и села за письменный стол. Некоторое время она просто сидела, обхватив голову руками. Потом взяла лист бумаги, ручку и начала что-то писать. Спустя некоторое время она перечитала написанное. На бумаге были стихи:

Душа металась, пела и летала,

И улететь хотела в небеса…

Душа стремилась, думала, мечтала…

Лишь о любви была ее мечта.

Но та любовь опустошила, сожгла дотла,

И в этом пламени огня

Сгорели счастье и мечта.

Безжизненна теперь душа.

Вероника бросила лист в корзину для мусора и набрала номер телефона лучшей подруги.

– На проводе, – раздался бодрый голос.

– Привет!

– О, Вероничка приехала! Ты теперь, наверно, загорелая, как абориген, и соленая, как огурцы в бочке. Как там город Сочи? Успела очаровать всех отдыхающих?

– Не-а. Людмил, давай встретимся? Я по тебе жутко соскучилась.

– А я по тебе еще больше соскучилась!

– Приходи ко мне.

– Нет, лучше ты ко мне. Я тут обалденных блинчиков напекла.

– O’кей. Жди минут через сорок.

Вероника по привычке вытерла ноги о половичок и проследовала за хозяйкой на кухню. В квартире Веселовых, впрочем, как и всегда, в воздухе витали ароматы кулинарных шедевров. Ника выложила на стол сувенирчики, приобретенные специально для подруги, и сказала:

– Это тебе. Местные аборигены просили передать.

– Ой, какая прелесть! – обрадовалась Люся, вертя в руках ракушки и крабиков.

За чаем подружки делились впечатлениями от отдыха. Люся рассказала уморительную историю о том, как от стада отбилась корова, и она ходила ее искать. Потом она рассказала, как они с подружками гадали ночью в бане. Хичкок отдыхает. Вероника тоже болтала без умолку. Но наблюдательная Люся все же заметила, что одной темы она избегает – своих отношений с Алексеем. «Не хочет говорить – не надо. Ее дело. Наверно, пытается поскорее забыть», – решила Людмила. А вслух она сказала:

– Я тут недавно в школу наведалась. Надо же узнать, во сколько первого линейка. Все равно никто туда не покажется, все мне будут звонить. Как в справочное бюро. Вот я и узнавала. Надо выручать народ. Так вот, класснуха сказала мне, что в класс к нам новенький придет. А еще у нас физрук уволился. Кто будет вести – не известно.

Выслушав свежайшие школьные новости и высказав свое мнение по этому поводу, Вероника вернулась домой.

Ночью девушке не спалось. Она стояла у окна и слушала, как капли косого дождя падают на стекла. Слушала, потому что в кромешной тьме ничего не было видно. «Темнота. Пустота. А я смотрю в эту пустоту, и в душе тоже пусто. И тоже темно». Сердечная рана заживала тяжело. Часто давала о себе знать, мучая воспоминаниями, которые в свою очередь сопровождались мучительной болью. Память порой безжалостна. Но в темноте души уже появлялся какой-то слабый луч света. Этот свет был пока непонятен Веронике.

Первое сентября. Утро. Как гром среди ясного неба в сознании Вероники раздался звонок будильника. Просто ворвался без приглашения и прогнал все остатки сна. А снилось ей что-то такое хорошее, такое приятное… «Может быть тортик? Или море? Или… Нет. Не мог он мне присниться». В комнату уже второй раз заходит Ольга Ивановна:

– Мы вставать будем или нет?