– Как это чудесно! – воскликнул герцог, усаживаясь за стол. – Можно я разрежу ту птицу? Я умею это делать, знаешь ли! Дядя говорит, мужчина должен уметь разрезать все, что бы перед ним ни поставили. Я и лошадь могу подковать. На твой взгляд, с чего это вдруг он решил, будто я должен этому научиться? Он очень странный! Как же он разгневается, когда узнает, чем я занимался! От одной мысли об этом я дрожу словно осиновый лист.

– Это очень странно, Адольфус, но мне всегда казалось, что ты никогда не дрожал словно осиновый лист перед моим отцом, – сухо заметил Гидеон.

– Ну конечно нет! Он слишком добр ко мне, и я его не боюсь. Однако мне не нравится, когда он на меня набрасывается, а от скандалов у меня начинает болеть голова. Поэтому я всегда стараюсь незаметно улизнуть, что, благодаря моим скромным размерам и незаметной внешности, совершаю совсем неплохо, – безмятежно заметил герцог.

Гидеон улыбнулся.

– Мне отлично известны твои уклончивые повадки, – сказал он. – И клянусь богом, если хорошенько задуматься, это именно то, чем ты сейчас занимаешься. Не пытайся заморочить мне голову намеками на ожидающие тебя приключения. Ты всего лишь убегаешь из дому, демонстрируя бо́льшую, чем обычно, изобретательность. Какую историю ты придумал, чтобы отделаться от своих преданных слуг?

Герцог с виноватым видом поднял глаза на кузена.

– Честно говоря, никакую, – отозвался он. – Стоит сообщить людям о своем намерении уехать, и сделать это незаметно тебе уже не удастся.

– Бога ради, Джилли! – воскликнул Гидеон. – Неужели ты сбежал, не сказав никому ни слова?

Герцог кивнул. Несколько мгновений Гидеон смотрел на него, озадаченно сдвинув брови. Затем, расхохотавшись, заявил:

– Это самая странная выходка, о которой я только когда-нибудь слышал! Но кто… кто бы мог подумать, что ты окажешься на нее способен! Адольфус, теперь ты внушаешь мне надежду. Я не сомневаюсь в том, что твое исчезновение поставит на уши всех без исключения, от моего отца до самого последнего из слуг. Но это пойдет им на пользу. И не возвращайся слишком быстро! Пусть они хорошенько усвоят такой урок и больше никогда его не забывают. В этом случае они, возможно, наконец-то оставят тебя в покое хоть на некоторое время. Наполняй свой бокал! Выпьем за твое освобождение! Довольно ходить по струнке и возвращаться домой засветло!

Герцог повиновался и через стол подвинул бутылку кузену.

– Нет, мы выпьем за приключения мистера Дэша! – заявил он.

– За все, что хочешь! – ухмыльнулся в ответ Гидеон и картинным жестом опрокинул себе в горло содержимое бокала.

Герцог последовал примеру кузена. Джилли уже ставил бокал на стол, когда его внимание вдруг привлекло кольцо на собственном пальце. Сняв, он протянул его Уэйру.

– Пусть полежит у тебя, – попросил молодой человек. – Оно меня немедленно выдаст.

Глава 8

Ночь, проведенная в «Голове сарацина», не доставила герцогу удовольствия. Перьевая перина, на которой он ворочался в попытке уснуть, по большей части состояла из каких-то комков. К тому же ему показалось, что ни один человек на постоялом дворе, кроме него, спать не ложился. Шум в пивном зале продолжался до глубокой ночи. Изредка доносящийся до слуха герцога звон посуды указывал на то, что посудомойкам отдых также не полагается. Вдобавок его светлость страдал от жары, поскольку кровать оказалась завалена одеялами, и ее согрела для него служанка, которой было велено доставить грелку «важному господину» в номер 27, как только он вернулся в наемном экипаже из Олбани.

Джилли допоздна засиделся у кузена и прибыл на постоялый двор, едва держась на ногах от усталости. Он даже самому себе не согласился бы признаться в том, что был бы совсем не против, если бы его встретил там Неттлбед, готовый распаковать вещи, стащить с него сапоги и принести горячей воды, чтобы герцог смог вымыть лицо и руки. Комната Джилли, оказавшаяся маленькой и весьма душной, также показалась ему на удивление безрадостной. Все ее освещение составляла одна-единственная свеча, которую поставил на туалетный столик коридорный, сопровождавший герцога наверх. Если бы с ним был Неттлбед, ночная сорочка уже была бы разложена на стуле, а постель заправлена его собственными простынями. Но если бы Неттлбед сопровождал его, он, конечно же, не остановился бы на ночь в гостинице этого уровня. Нет, его бы ожидал номер, снятый в каком-нибудь отеле, презирающем пассажиров наемных экипажей и поэтому открытом только для знатных и благородных джентльменов. Герцог, решительно изгнав из своих мыслей Неттлбеда, лег в постель.

Разумеется, ему и в голову не пришло сообщить, что его необходимо разбудить утром, но, к счастью, коридорный оказался на высоте, предложив назвать, в котором часу ему следует принести кувшин с горячей водой. Тем не менее он недооценил время, требующееся Джилли для бритья, одевания и сборов в дорогу. Поэтому к завтраку герцог сбежал в совершенно взлохмаченном и несколько распаренном состоянии. Поскольку он забыл выставить за дверь сапоги, то их не почистили, и они показались, на его придирчивый взгляд, очень грязными и пыльными. Но, выйдя во двор, его светлость обнаружил, что среди множества праздно толпящихся там слуг имеется и чистильщик обуви, чьими услугами он тут же поспешил воспользоваться. Пока малый трудился над его обувью, у Джилли была возможность лениво созерцать кипящую вокруг деятельность. Увиденное весьма позабавило герцога, поэтому он напрочь забыл о начавших было закрадываться сожалениях по поводу того, что принял чересчур импульсивное решение отправиться на поиски приключений. Дилижанс, в котором Джилли предстояло путешествовать, уже вкатили во двор и принялись загружать всевозможным багажом. Все тяжелые сундуки уложили на крышу, и герцог от изумления широко открыл глаза при виде горы чемоданов, которые громоздились все выше, пока ему не начало казаться, что экипаж непременно перевернется на первом же повороте. Тем временем несколько человек помогали охраннику укладывать в багажное отделение вещи помельче, среди которых была и сумка герцога. Когда заполнили и этот отсек, все, что еще оставалось разбросано по двору, наподобие корзины с рыбой, нескольких картонных коробок и завернутых в бумагу пакетов, привязали к задней оси.

Кучер, грузный джентльмен, облаченный во множество одежек и с огромной бутоньеркой в петлице, стоял у одной из ведущих в гостиницу дверей, увлеченно флиртуя с горничной. Он не обращал ни малейшего внимания на экипаж, коим ему предстояло управлять, пока конюхи не вывели из конюшни несколько гнедых лошадей. Возница, окинув их критическим взглядом, начал давать уйму разнообразных советов и указаний.

Пассажиры о чем-то спорили с охранником, одновременно раздраженно отмахиваясь от толпы уличных торговцев, которые по непонятным герцогу причинам собрались во дворе и пытались всучить путешественникам все, что, по их мнению, могло скрасить долгое странствие, от голландских носков всего по шиллингу за пару до горячих имбирных пряников. Герцогу тоже пришлось несколько раз отказаться от приобретения крысоловки, пакета с апельсинами и пачки булавок. Какой-то худой джентльмен в длинном пальто, шарфе и клетчатой шали громко на что-то жаловался, а две пожилые дамы стремительно доводили охранника до умопомрачения, требуя немедленно сообщить им точное местонахождение их картонок и сумок. Двое из будущих пассажиров явно не успели побриться, а еще один обменивался ядовитыми репликами с возницей наемного экипажа, доставившего его в гостиницу.

Наконец лошадей впрягли, и кучер, с сожалением покинув горничную, вышел на середину двора, небрежно просматривая список пассажиров. Герцог, сунув серебряную монетку в ладонь чистильщика обуви, занял свое место на крыше. Худой джентльмен возжелал, чтобы кучер заверил его в том, что конь точно не лягнет его, пожилые дамы окончательно разволновались, а охранник принялся громкими криками скликать пассажиров, призывая их поторопиться, поскольку дилижанс уже был готов к отбытию и никого не собирался ожидать.

Кучер с видом знатока внимательно осмотрел лошадей, затем предостерег конюха в плисовых штанах и засаленном жилете не снимать без команды скобу с носа молодой кобылы. Сунув список в карман, он водрузил свое внушительное тело на очень неудобные козлы и собрал поводья. Было ясно, что пассажиры ничего, кроме презрения, у него не вызывают, потому что, взяв в руки хлыст, возница, едва покосившись через плечо, скомандовал конюхам отпускать лошадей. Все, чего он удостоил доверившихся ему людей, – это краткой рекомендации быть осторожными, предоставив охраннику позаботиться о том, чтобы пассажиры вовремя пригнулись, когда экипаж подъедет к арке ворот, ведущих со двора на узкую улицу.

Утро было сырым и туманным, и герцог успел пожалеть о том, что не догадался прихватить с собой еще и плед. Однако кучер, который долго искоса разглядывал этого пассажира, решил, что он заслуживает дополнительной любезности, и заверил его в том, что не успеют они доехать до Айлингтон-Грин, как уже выглянет солнце.

Пока экипаж пробирался по лондонским улицам, возница был всецело поглощен необходимостью избегать столкновений с телегами торговцев и небольшими группами скота, который гнали на рынок, так что ему оказалось не до бесед с пассажирами. Но едва покинув пределы столицы, он снизошел до того, чтобы ответить на нескончаемый поток вопросов нервного худого джентльмена, сидевшего позади герцога. Не теряя хорошего расположения духа, кучер пояснил, что возит пассажиров уже тридцать лет и еще ни разу его экипаж не перевернулся. Худой мужчина сурово предостерег его: если он попытается обогнать любую другую карету на дороге, то джентльмен пожалуется на него хозяину, после чего сообщил всем сразу – обычно он пользуется услугами почтовой службы, предоставляющей отличную вооруженную охрану и пристально следящую за тем, чтобы возницы не нарушали правила. Кучер, фамильярно подмигнув герцогу, углубился в ужасающие подробности дорожных происшествий с участием почтовых карет, поскольку, по его словам, они с завидным постоянством стремятся обогнать друг друга на дороге, нисколько не заботясь о безопасности или удобстве пассажиров. Что касается предоставляемых почтовой службой охранников, то худому джентльмену следовало бы знать: если где-то имеются грабители, они нападают именно на почтовые кареты.