Дэвид больше не приглашал ее на танец, а возвращаясь около полуночи в отель, они всего лишь держались за руки.

Линн была рада, что яркое освещение у входа в отель полностью исключало возможность прощального поцелуя.

— Большое спасибо за приятный вечер. Было очень…

— А вот и вы! — Дядя Карл, сияя, вышел из холла. — Я уже проводил Салли в отель. — Он с любопытством разглядывал Линн и Дэвида. — Поцеловались на прощанье?

— Дядя Карл!

Он отмахнулся, не обращая никакого внимание на то, что и Линн, и Дэвид покраснели от смущения.

— Я знаю, как меня зовут. Можешь не напоминать. — Дядя Карл огляделся вокруг и показал на фонарный столб с перегоревшей лампочкой на противоположной стороне улицы, тень под которым усиливали густые кроны деревьев. — Вот идеальное место для прощания. Без поцелуя ты в отель не вернешься. — Его строгий взгляд, направленный на Линн, смягчился, когда Дэвид, недолго думая, потянул ее через дорогу.

— Не смей! — зашипела Линн, когда он обнял ее под деревьями, хотя в душе ждала его поцелуя.

— Ты слышала, что сказал твой дядя. — Она почувствовала на лице его дыхание. — Я весь вечер хотел это сделать.

— Отпусти меня немедленно… — Не стоило ей открывать рот. Она поняла это, как только губы Дэвида слились с ее губами, и поцелуй подействовал на нее как электрический разряд.

Каждая клетка ее тела ожила и затрепетала. Никогда еще она не чувствовала себя такой беспомощной, подчиненной чужой воле и слабой — состояние, всегда ей ненавистное, но сейчас кажущееся самым прекрасным.

Дэвид был полностью поглощен поцелуем. Его руки лежали у нее на спине, а язык настойчиво вторгся ей в рот и заиграл с ее языком. Он чуть повернул голову, чтобы еще плотнее прижаться к ее губам, описывал языком круги, их дыхания смешались.

Казалось, минула вечность, пока Дэвид не оторвался от нее, и Линн потребовалось какое-то время, чтобы вернуться в реальность.

Она еще не очнулась окончательно и пребывала в смятении, когда Дэвид стал прощаться с ней перед входом в отель.

— Увидимся завтра? — Он выжидательно посмотрел на нее. — После завтрака? Поедем на пляж?

От растерянности она сделала то, что обычно предпринимала только по отношению к нежелательным, но настырным кавалерам — подчеркнуто надменно подняла брови и проговорила:

— Посмотрим, как я завтра буду себя чувствовать.

Его лицо сразу замкнулось.

— Тебе обязательно нужно снова разыгрывать высокомерную дуру?

— Я на три года старше и на сто лет умнее тебя! Если ты расцениваешь это как высокомерие, ничем не могу помочь. Спокойной ночи!

— Я все равно буду завтра ждать! — сердито крикнул он ей вслед. — Ты меня так легко не отошьешь!

— Я безумно этому рада! — фыркнула она через плечо, но безумие на самом деле заключалось в том, что она действительно радовалась, поднимаясь на лифте в свой номер. Радовалась, внутренне закипая. Дядя Карл сейчас кое-что получит.

Но дядя Карл предусмотрительно заперся в своей комнате и не отреагировал на ее стук.


За две недели отдыха волосы Дэвида стали еще светлее. Загорели они с Линн примерно одинаково, как она установила, украдкой разглядывая его спину, когда он растянулся рядом на пляжном полотенце. В остальном же они были внешне полной противоположностью друг другу.

И не только внешне, вздохнув, подумала Линн. Как только она выдержала целых две недели с этим незрелым невыносимым парнем, который, правда, умел флиртовать как никто другой, но во всем остальном был ее абсолютным антиподом? Американские «солнечные мальчики» это все-таки нечто!

— Почему ты вздыхаешь? — спросил Дэвид, не поднимая головы. Она не ответила, но это ему нисколько не мешало. Она практически не изменилась и по-прежнему держала определенную дистанцию, точно так же, как и в начале их знакомства.

Странно, подумал он и повернул голову так, чтобы тайком полюбоваться ее загорелым боком и холмиком груди. При всем, что их разделяло, она притягивала его с необъяснимой силой, идеально воплощая в себе все, чего он ждал от женщины.

— Женщина должна обладать тремя свойствами, — пробормотал он, озвучивая свои мысли. — Умом, волей и сексуальностью…

Она опустила книгу, от которой он ее постоянно отвлекал.

— Как прикажешь это понимать? — В ее голосе слышалась легкая ирония.

Вместо того чтобы объяснить ход своих мыслей, Дэвид предпочел сменить тему.

— Что ты читаешь? — Он поднял книгу, чтобы увидеть название. — Чушь!

Линн немедленно вскинула брови, отчего ее лицо приобрело глубокомысленное и надменное выражение.

— Это литературное, историческое, археологическое, психологическое, теологическое…

— Я и говорю — чушь!

Линн почувствовала, как в ней закипает злость. Не спасло и то, что Дэвид перекатился на спину, скрестил руки под головой и с наслаждением отдался солнцу. Ее взгляд проследовал по блестящей от воды и крема для загара коже, не пропуская ни сантиметра, восхитился чистой, полной силы мужественностью, и ее эротические фантазии смутили бы самых искушенных. Если бы они находились не на общественном пляже…

— Ты читаешь эту книжку, — пробурчал Дэвид, — потому что в данный момент ее принято читать.

— Это не так. — Начало привычной перебранки отвлекло Линн от ее мечтаний.

— Именно так! Все богатые люди из высшего общества всегда делают то, что принято.

Ее охватило искушение ударить Дэвида книгой.

— Полная ерунда, к тому же мы не так уж богаты!

Дэвид тихонько засмеялся, не открывая глаз.

— Твои родители, вероятно, так богаты, что в детстве ты играла не в камушки, а в нешлифованные алмазы.

— А почему же не в шлифованные? — ехидно спросила она. — Они ведь гораздо красивее.

— Ради приличия. Шлифованные алмазы в качестве детской игрушки можно квалифицировать как снобизм. В то время как нешлифованные…

— Сам ты нешлифованный идиот! — вскипела она и швырнула книгу в пляжную сумку. — А в искусстве ты вообще не разбираешься!

— Нет, разбираюсь!

— Не разбираешься! — заявила она. — Две недели мы занимались всем, чем угодно, от солнечных ванн и плавания до экскурсий и дискотек, но ни разу не посетили ни одну художественную галерею.

— Да пожалуйста, если ты хочешь! — Он выпрямился. — Сию же минуту отправляемся в ближайшую галерею!

— Сейчас? Среди бела дня? Когда такое солнце?

Он был уже на ногах.

— Ах так, если я из-за такого солнца не шатался с тобой в течение двух недель по галереям, то это, разумеется, означает, что я совершенно не разбираюсь в искусстве. Но когда ты предпочитаешь выпаривать на солнце мозги, вместо того чтобы пойти в галерею, это, безусловно, нечто другое!

— Конечно, другое! — Линн вскочила, шипя, как дикая кошка. — Я-то кое-что понимаю в искусстве!

— Не понимаешь!

— Нет, понимаю и докажу тебе это во всех художественных галереях Акапулько и, если хочешь, всей Мексики!

Обоим вдруг приспичило срочно мчаться по галереям, а поскольку их было превеликое множество, то и поводов для споров появилось предостаточно.

Излишне упоминать о том, что мнения у них всегда оказывались диаметрально противоположными, и каждый до хрипоты отстаивал свою точку зрения.

— О-о, сейчас тебя ждет твое Ватерлоо! — воскликнула Линн, когда Дэвид восхищенно остановился перед выставочным залом, где экспонировались работы известного американского художника. — Вряд ли можно утверждать, что он создал что-то существенное. Он разменял себя, превратился в «свадебного генерала», специализирующегося на презентациях — кинофестивали, телеконкурсы, театральный фестиваль, конкурсы красоты, — он везде вручает призы.

— Тебе не понять, — презрительно отозвался Дэвид.

Линн вышла из себя.

— А малевать он начал только потому, что ни в одной другой сфере ничего не добился.

В одной из ниш выставочного зала Дэвид обнаружил картину художницы, которая с недавних пор слыла любимицей средств массовой информации.

— Она великолепна и очень сильна в цвете… сейчас она ходит с зелеными волосами, украшенными розовыми сердечками!

— Звучит как описание ходячей бонбоньерки из тех, что дарят на День матери. — Линн выскочила на улицу, чтобы лишить Дэвида возможности возразить.

Он без труда догнал ее, что было неудивительно при его длинных ногах, на которые она исподтишка заглядывалась, несмотря на все споры по искусству.

— В ваших денежных кругах всегда так поступают? — подколол он. — Убегают, если больше ничего не приходит в голову?

Она и виду не подала, что шпилька ее задела, и остановилась у книжного магазина.

— Не будешь ли ты так любезен взглянуть на эту стопку книг и фотографию автора? — спросила она настолько учтиво, что Дэвид скрипнул зубами. — Ты знаешь этого писателя?

— Помимо восьмидесяти часов занятий спортом в неделю, еще один час я учился. — Он показал на фото. — Твоя тайная страсть?

Она закатила глаза.

— Он невероятно хорошо выглядит и невероятно глуп, его рассказы отличаются изысканной скукой, а пища состоит преимущественно из коктейлей с шампанским, икры и кокаина!

Дэвид скорчил глубокомысленную мину.

— Насколько я информирован, он бисексуален…

— Если правда, то это его единственное позитивное качество.

Дэвид сухо усмехнулся.

— Эпитет «позитивное» я не стал бы употреблять здесь с такой легкостью.

Линн поперхнулась и громко расхохоталась.

Дэвид принял это за знак временного перемирия, и остаток дня прошел по заведенному порядку. Свобода, отдых, развлечения, споры, флирт, поцелуи. И ни секунды скуки.


— Сегодня во второй половине дня он уезжает? — Дядя Карл, сидевший на террасе за столиком для завтрака, непроизвольно посмотрел в сторону нижней балюстрады. — И?