— Что значит «и»? — Линн дернула плечом, не понимая, несчастна она или нет?

— «И» значит «и». — Дядя Карл напрасно ждал ответа. — Что будет с вами дальше?

Линн взглянула на дядю в некоторой растерянности.

— А что может быть дальше? Был приятный отдых. Дэвид улетает сегодня, а мы с тобой послезавтра. Вот и все.

— Вот и все? — эхом откликнулся Карл Корнблум и нетерпеливо откинулся на спинку стула. — Так просто? Стало быть, все мои усилия, которые я приложил вначале, чтобы свести вас, были напрасными?

— Нет, конечно, нет… хотя я должна была бы высказать тебе все, что думаю по поводу твоего сводничества.

— Доверься доброму глазу своего дяди. — Он лукаво ухмыльнулся. — Я вижу, когда попадается что-то подходящее для моей племянницы. — Внезапно его лицо стало серьезным. — А теперь выходит, что никакого продолжения не будет?

Линн не знала, что ответить, поскольку вообще не думала ни о каком продолжении.

— Именно так, — наконец подытожила она и не удивилась неудовольствию, отразившемуся на дядином лице.

Салли Бакли в это время, тоже за завтраком, вела с братом похожий разговор.

— Готова поклясться, что вы идеально подходите друг другу.

— Тогда можно сказать, что мясник и свинья идеальная пара, потому что оба нужны, чтобы подать на стол отбивную.

Салли поморщилась, словно нечаянно наткнулась в булочке на камешек.

— Это самое дурацкое сравнение из всех, что мне доводилось слышать.

Дэвид пожал широкими плечами.

— Но дело обстоит так, а не иначе. Между Линн и мной никогда ничего не будет. И это к лучшему. Мы — из разных миров.

— Вы оба — из Соединенных Штатов Америки!

— Ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Между нами такая же разница, как между…

— Как между мясником и свиньей. — Салли презрительно фыркнула. — Вот только вопрос, кто мясник, а кто свинья.

Дэвид раздраженно взглянул на нее.

— Иногда я жалею, что сестер и братьев не выбирают, а получают, что достанется.

Салли подвела итог дискуссии.

— Идиот!

Спустя час Линн, сидя в такси по пути на пляж, посмотрела на Дэвида так, словно хотела присоединиться к характеристике, данной ему сестрой.

— Зачем нам по возвращении писать друг другу? — все-таки спросила она. — Это ничего не даст.

— Верно, это ничего не даст, — согласился Дэвид чуть быстрее, чем следовало бы. — К тому же я не большой мастер писать письма.

— А ты вообще-то умеешь писать? — съехидничала Линн, правда, без обычного в таком случае вдохновения. — Тебе приходилось хоть раз держать в руке не бейсбольную биту, а карандаш?

— Нет, ни разу не приходилось. — Дэвид и глазом не моргнул. — Зато ты как минимум умеешь без ошибок написать свою фамилию. По крайней мере, должна уметь. Ведь ты постоянно упражняешься, подписывая чеки с папиного счета.

— Ты просто золото! — вскинулась она.

— Такое же золото, как твоя золотая кредитная карточка? — спросил он и сам махнул рукой. — Нет, где уж там. Она для тебя на первом месте. — Однако и в его уколах на сей раз не хватало желчи.

На пляже они вели себя непривычно тихо, а через три часа Дэвид собрал свои вещи.

— Салли, наверно, уже готова. Мне пора. — Он нерешительно посмотрел на Линн и наклонился к ней. — Приятный был отдых, правда?

— Да, очень приятный. — В голове у нее промелькнули разные фантазии, которые всегда возбуждало в ней его присутствие, но теперь они стали беспредметными, поскольку все равно не оставалось времени, чтобы воплотить их в действительность.

— Ну что ж… — Дэвид на мгновение испытал искушение попрощаться с ней поцелуем, подобным их первому поцелую после ужина в ресторане. Но, поскольку они расставались навсегда, это не имело никакого смысла, и он не захотел в последнюю секунду разбудить то, что потом не успокоишь.

— Всего хорошего. — Линн подалась к нему.

— Тебе тоже. — Он небрежно коснулся ее губ и выпрямился. — И желаю весело провести оставшиеся дни.

— Да. Удачного полета. И привет твоей сестре.

— Спасибо. Привет твоему дяде.

Он махнул рукой, уходя. Она махала ему вслед, когда он еще дважды обернулся. Потом он исчез. Общий отдых закончился. Окончательно и бесповоротно.

3

Небо над Кармелом было высоким, ясным и очень синим, но с океана дул сильный холодный ветер, заставляя шуршать и потрескивать сухую осеннюю листву на деревьях. Уже опавшие листья, спасшиеся от бдительных мусорщиков, кружились по почти обезлюдевшим улицам.

Дэвид поднял воротник ветровки, закрыв молнию до самого верха, и пожалел, что не надел под нее ничего, кроме майки. При выходе из отеля его сбило с толку яркое солнце.

Знакомый фирменный знак сети быстрых закусочных сулил не только что-то горячее для желудка, но и защиту от ветра. Дэвид, недолго думая, пропустил почти беззвучно проскользнувший мимо него «шевроле» и перешел через дорогу.

Закусочная соответствовала общей картине, характерной для Кармела в это время года. Она была почти пустой. Молодая официантка за стойкой оказалась, правда, красоткой, но излучала не только осознание данного факта, но и безграничную лень, и ее движения, когда она обслуживала посетителя, напоминали искусную имитацию замедленного показа работы официантки в кино.

Дэвид молча положил на стойку оплаченный чек, взял поднос, сел на скамейку у окна, раскрыл упаковку, надкусил гамбургер…

…и застыл в этой позе, поймав взгляд молодой женщины за соседним столом, направленный прямо на него. У нее были темно-карие глаза, затронувшие в нем первую струну. Глаза на красивом лице под копной черных вьющихся волос, разбудивших вторую струну. Третья струна зазвучала, когда молодая женщина с усмешкой передразнила его, изображая хватку его пальцев вокруг гамбургера, а зубами, словно вгрызаясь, в воображаемую булочку вместе с ее начинкой.

Все три струны мгновенно слились для Дэвида в аккорд под именем Линн Уильямс, и в следующий миг носительница этого имени уже садилась на скамью напротив него и ставила на его стол свой поднос.

— Я бы на твоем месте наконец откусила, — улыбаясь, посоветовала Линн. — Хотя в этой позе ты легко можешь сойти за произведение искусства. «Юноша, жующий гамбургер». Мне следовало бы запаять тебя в целлофан и за большие деньги продать какой-нибудь галерее.

Дэвид энергично задвигал челюстями и поместил откушенный кусок за левую щеку.

— Я тебе еще в Акапулько говорил, что твои познания в искусстве — на нуле. Привет, Линн! Как дела?

— Пока я с тобой не повстречалась, все шло хорошо. — Она продолжала улыбаться, но между бровей залегла маленькая недовольная складочка. — Теперь я уже не уверена, что так будет и дальше.

— Узнаю Линн Уильямс. — Он говорил и одновременно с наслаждением жевал, на удивление, успешно совмещая эти действия. — Вместо того чтобы сказать: «Привет, Дэвид, рада тебя видеть», — сразу выдаешь скрытую колкость.

— При чем тут колкость, — ощетинилась она. — Меня еще в Акапулько вывело из себя твое бессовестное утверждение, будто я ничего не понимаю в искусстве, я до сих пор сержусь.

Дэвид оторвал великолепными зубами очередной мощный кусок ни в чем не повинного гамбургера.

— Полное отсутствие чувства юмора что тогда, что сейчас! — неразборчиво пробормотал он, сделал глоток и продолжал более внятно: — Сколько времени прошло? Два года! А ты ни капли не изменилась.

— Ты тоже. — Ее улыбка стала чуточку теплее. — Остался по-прежнему большим ребенком.

Дэвид основательно набил рот гамбургером, чтобы избежать искушения и не обозвать ее «заносчивой дурой». Однако думать так полный рот ему не мешал.

Линн смотрела на симпатичное, хорошо знакомое лицо со сказочно голубыми глазами и злилась. Дэвид разглядывал ее совершенно спокойно, невозмутимо, но в том, что он одновременно жевал, было что-то обидное, пренебрежительное. Ей пришлось сдержать себя, чтобы не высказаться по этому поводу. В конечном счете она бы только поставила себя в глупое положение, упрекая его в том, что он жует во время разговора.

Дэвид прекрасно знал недобрый огонек в темных глазах. Она сердилась. Это настроило его на такой миролюбивый лад, что он отпил кока-колы и улыбнулся.

— Что ты делаешь в Кармеле?

Она расценила его улыбку как сигнал примирения.

— Отдыхаю. А ты?

— Тоже отдыхаю.

— Снова? Акапулько, Кармел… Больше ты ничем не занимаешься?

Он с недоумением взглянул на нее и понял, что она говорит всерьез.

— Линн, между Акапулько и Кармелом прошло два года! Два года, в течение которых чем только я ни занимался! Почему ты считаешь, что я ничего не делаю, а только отдыхаю?

Она искренне смутилась и растерянно пожала плечами.

— Я… не знаю… Мне показалось, что мы расстались всего пару недель назад.

Его улыбка стала еще ослепительнее благодаря ямочкам, образовавшимся в уголках рта, которые она до сих пор помнила.

— Это означает, что время, проведенное без меня, было не в счет и потеряло всякое значение, как только ты меня опять увидела.

Линн прекрасно понимала, что он всего лишь шутит, но не засмеялась и ничего не ответила.

Конечно, за прошедшие два года многое что случилось, и это были для нее важные годы, и все же его слова содержали долю истины. Когда она сидела в этой закусочной напротив Дэвида Бакли и смотрела в его улыбающееся лицо, ей казалось, что после Акапулько вообще ничего не происходило. Дэвид неправильно истолковал ее молчание.

— Эй, я просто пошутил. Не обязательно лопаться от смеха, но улыбнуться не помешало бы. — Она послушно улыбнулась, и он удовлетворенно кивнул. — У меня еще тогда возникло ощущение, что у тебя совсем неплохие задатки, и, приложив некоторые усилия, из тебя можно было бы сделать вполне приличного человека. Как поживает дядя Карл? — быстро спросил он, прежде чем она успела вскинуться на него за наглость.