Вожак чуть попятился, не отводя своих горящих глаз от ножа. И едва он отступил, как Атувье снова молниеносно развернулся, выставив нож.

Не ожидавшие такого маневра, волки отпрянули, поджав хвосты: сейчас Человек был сам похож на разъяренного Вожака..

Не давая им опомниться, Атувье резко крутанулся и прыгнул на Вожака, выкинув руку с ножом. Вожак метнулся в сторону, но, сохраняя достоинство перед стаей, сразу же остановился и снова ощерился.

Атувье носком почти совсем босой ноги поддел остаток печени, и тот упал возле самой морды Вожака.

- Ешь, Вожак, ешь! Только не подавись, — гордо сказал Атувье и выпрямился. — Я не жадный. Но я возьму свою долю. Возьму! А если ты снова захочешь вырвать у меня мой кусок - я вырву твой язык! — Он опять резко повернулся к стае, которая совсем близко снова подступила к нему, и, выставив нож, втянув голову в плечи, пошел на четверку. Во рту у него стало так сухо, что он услышал, как шуршит язык, задевая о зубы.

Волки, не спуская настороженных взглядов с ножа, вдруг попятились, расступились и, развернувшись, дружно кинулись к туше уже растерзанного оленя.

Атувье бросился за ними. Подбежав к рычащим волкам, он ударил по голове рукояткой ножа волчицу, потом молодого волка. Те отскочили в сторону, взвизгнув от боли. Два других отступили сами. Атувье отрезал голову оленя и кусок ляжки. К нему подошел Черная спина. Атувье бросил ему кусок ляжки.

- Ешь, Черная спина. Это твое. А это, — Атувье поднял за рога голову оленя, — это мое!

После стычки с Человеком Вожак стал еще злее. Он словно вымещал обиду на собратьях, которые были свидетелями его страха, его позора. Еще никогда ни перед кем Вожак не отступал. Теперь он держался от пленника стаи и вовсе на расстоянии. Но Атувье часто ловил на себе его взгляд, тяжелый, прожигающий насквозь. «Вожак не простит мне своего позора перед стаей. Он затаил на меня злобу, и когда злоба переполнит его печень, он бросится на меня», — догадывался Атувье. По ночам пленник стаи почти не спал, забиваясь в самый угол пещерки. «Вожак боится моего ножа, но если я засну, он может решиться», — мудро рассуждал Атувье и лишь изредка впадал в дремоту. Нервы его были напряжены и он вздрагивал при каждом шорохе, который издавал Черная спина, дремавший у его ног. Однако Черная спина, как и остальные волки, по ночам нередко промышлял зайцев, мышей. Тогда Атувье даже вздремнуть не решался. Но человек долго без сна не может жить. Даже если он оленный человек. На пятую ночь после стычки с Вожаком Атувье все же заснул. Его, наверное, успокоил Черная спина, который вместе с ним улегся в пещерке. У самого входа.

Ночь уже таяла, когда Атувье проснулся оттого, что его кто-то сильно тормошил. Спросонок парень ничего не понял и, перевернувшись на другой бок, снова провалился в желанную темноту... И почти сразу почувствовал боль в руке повыше локтя. Остатки сна вспорхнули, как вспугнутые кулики, - его разбудил Черная спина, тихо, без рычания. Почуяв недоброе, Атувье выглянул из пещерки и тут же снова вжался в нее: перед входом стояли волки. В центре, ближе всех к входу, — Вожак. Глаза волков горели, словно желтые звезды.

Атувье выхватил нож и громко крикнул:

— Ты трус, Вожак! Ты трус! Ты хотел убить меня спящим, но я не сплю! Подходи, и ты узнаешь, какой острый у меня нож.

Услышав голос пленника, волки отбежали.

Черная спина наполовину высунулся из логова Человека и принял оборонительную стойку. У Атувье гулко забилось сердце. «Если стая бросится на меня, Черная спина станет меня защищать», — обрадовался он.

Побродив немного возле логова Человека, волки удалились.

Атувье догадывался, что стоит ему сейчас выйти, как волки исполнят то, что задумали: в темноте глаза человека не страшны им. О, Атувье теперь знал, что эти звери не выносят долгих смелых взглядов человека. Да, ему надо остерегаться ночью. Пленник больше не сомневался, что стая не покинет его просто так: Вожак не может уйти, не отомстив ему. Иначе волки перестанут считать его своим предводителем. Скоро должно все решиться, и его плену придет конец. Конец страшный, кровавый...

Перед восходом солнца Атувье вновь уснул. Слишком многое пережил он в последние дни и ночи. Особенно в эту ночь. Возможно, «повинен» был и Черная спина, предостерегший от нападения стаи. К счастью, Атувье все же не улетел далеко на белых крыльях сна. Очнулся он от хриплого рычания и пронзительного воя, доносившегося откуда-то снизу. Услышав шум, Атувье выхватил нож и выглянул из пещерки. Совсем недалеко, в низине, он увидел, как четверо волков нападали на одного. Атувье сразу догадался, на кого ополчилась стая... Там, в низине, отчаянно сражался его друг Черная спина. Один против четырех. Волки не простили ему привязанности к пленнику, и вот теперь «глаза стаи» бился за свою жизнь и за жизнь Человека. Он дорого отдавал свою жизнь: волчица уже лежала недвижимая, из ее разорванной шеи теплой тонкой струйкой уходили последние капли жизни.

Но и у Черной спины была перекушена задняя лапа, а из разорванного плеча сочилась кровь.

Атувье ринулся на помощь другу. Никто из волков не услышал его шагов: увлеченная схваткой, осатаневшая тройка, хрипя и рыча, кидалась на Черную спину, и лишь сметка, необыкновенная даже для волка, пока спасала его. Но и трое нападавших тоже были не какими-то шавками из стойбища. Каждый из них был храбрым бойцом и уже не раз бился с собратьями во время дележа добычи. Чего стоил один Вожак, почти не уступавший в силе Черной спине. Правда, он был не столь проворный: все-таки сказывались годы. Окровавленное ухо Вожака напоминало сейчас изодранный кусок кухлянки: друг человека при первом же выпаде главаря сумел увернуться от его клыков, при этом успев пустить в ход свои... Да, пока Черной спине везло. Но силы были слишком уж неравны. И настал тот миг, когда его не могли спасти ни реакция, ни сметка, — по команде Вожака тройка сначала отскочила от затравленного собрата, а потом мгновенно расположилась с разных сторон.

Черная спина растерялся: нельзя уследить сразу за всеми.

Волки, совсем обезумевшие от злости и запаха крови, одновременно бросились на «глаза стаи». Послышался тчаянный визг, хриплое рычанье, и на белый, легкий, выпавший ночью снег упали свежие алые капли крови.

Атувье подоспел в самый раз: клыки одного из молодых волков уже сжимали горло Черной спины, судорожно извивавшегося под телами заваливших его собратьев. Но окончательно сомкнуть челюсти молодой волк не успел — Атувье вонзил ему под левую лопатку нож. Как и всякий оленный человек, он убивал оленей и собак одним ударом.

Вожак и другой молодой волк отпрянули.

Атувье опустился на колени перед бездыханным Черной спиной, но сразу почувствовал сильный удар в бок. Он упал ряддом с «глазами стаи» и в тот же миг увидел совсем близко от своего лица горячую пасть Вожака!

Пленник все же успел заслонить лицо рукавом, но тут же вскрикнул от боли: Вожак вцепился в рукав, легко прокусил к его. Нож выпал из руки Человека. Острая боль пронзила и левую ногу выше колена — в бедро вцепился молодой волк. Словно горячими челюстями капкана, он свирепо терзал первого бойца стаи. Атувье рванулся, почти поднялся на ноги, но снова был смят, повержен остервеневшими волками. Они рвали его кухлянку, раздирали остатки торбасов и только чудом не добрались пока до горла, до затылка.

Атувье катался по снегу, загораживал рукавами лицо, пинал ногами разъяренных врагов, но никак не мог подняться. Все тело его горело, словно обсыпанное раскаленными углями. Он судорожно хватался за ножны, забыв, что они пусты.

А волки, ослепленные яростью и запахом крови Человека, совсем осатанели, желая поскорее покончить с ним.

Силы покидали Атувье, Тело его так ныло и горело от боли, что он уже не чувствовал новых укусов. И когда ему показалось, что все кончено, левая, еще здоровая рука вдруг нащупала на снегу нож! Атувье крепко сжал рукоятку и почти наугад ударил. Острое, необыкновенной прочности клиновидное лезвие, закаленное в нерпичьем жире пареньским кузнецом, легко вошло в бок молодого волка. Зверь взвизгнул, отшатнулся и упал. Лапы его мелко-мелко задрожали, по телу прошла судорога.

Отскочивший Вожак, тяжело дыша, тупо уставился на притихшего собрата.

Атувье вполне хватило этого замешательства Вожака, чтобы подняться. В его голове стоял странный гул, словно там сидел старый шаман Котгиргин и колотил в бубен. Белый, свежий снег был сейчас почему-то необычным — красноватым, а земля под ногами раскачивалась. Атувье хотел видеть Вожака, И увидел.

Тот стоял чуть в стороне, зловеще оскалясь. В его глазах пылала ярость. И еще в них затаился страх.

В глазах Атувье тоже плескалась злоба. Но страха не было. Пленник все сильнее сжимал рукоятку ножа. Рука и кож были в липкой крови.

- Ты трус, Вожак, — хрипло сказал Человек, «Я знал, что ты трус. А если не трус, то... давай сразимся.

Теперь они стояли в распадке один на один — человек и волк. Оба тяжело дышали, собираясь с силами. Никто не хотел показывать спину врагу.

А кругом царила великая тишина, которая бывает только в горах Камчатки. Такая тишина, что было слышно, как плакали горы: солнце выжимало холодные звонкие слезы из сугробов, нависших козырьками над обрывами.

Лицо Атувье окаменело. Он смотрел прямо в глаза Вожака, в самые зрачки его налившихся кровью бешеных глаз. Атувье знал, что в последнее время Вожак не выдерживал его взгляда. И не только Вожак — все волки, кроме Черной спины. Да, это было так, ибо в глазах пленника стаи, ее главного бойца, пропал страх. А когда в глазах человека нет страха, никто из зверей не может выдержать их силу.

Но сейчас Вожак не отводил взгляда. Ярость, эта великая сила волков, клокотала в нем от кончика хвоста до влажного носа. Она переполняла его, заглушая чувство страха перед пристальным взглядом Человека, виновника его позора, убившего на его глазах последних сородичей стаи.