– Хмм. Она завела с ним дружбу. Она…

Бойд тихонько засмеялся.

– Однажды она одолжила ему пятьдесят долларов. Ты можешь себе представить, как дед был тронут!

– Чёрт меня побери, если она не получит свои деньги назад с хорошими процентами!

– По каким бы причинам он ни оставил ей эти деньги, он хотел, чтобы она их получила.

– Речь не о деньгах! – прогремел Бук. – На деньги мне наплевать. Чёрт побери, этому посыльному из Флагстаффа он оставил десять тысяч. Но сто тысяч… Газеты накинутся на это как на лакомый кусок!

Бойд задумчиво потёр подбородок.

– Полагаю, скрыть это не удастся?

– Нет. Но мы не можем пользоваться такого рода популярностью! Одинокий старик влачит жалкое существование на веранде отеля, благодарный за приветливость и любезность хорошенькой молодой дамочке, которой он оставляет кучу денег! Люди будут думать, что мы его забросили, или что отец впал в слабоумие. Чёрт побери, полстолетия он был в этом штате силой, с которой должны были считаться, и я хочу, чтобы он таким в памяти и остался. – Наступила пауза, после которой Бук продолжил:

– Бойд, я не хочу, чтобы эта женщина говорила с репортёрами или с кем-либо ещё, ты меня понял?

Бойд нахмурился:

– И каким же образом я должен этому помешать?

– Не спускай с неё глаз. Я имею ввиду буквально. Не давай ей ни с кем общаться. А завтра утром ты привезёшь её сюда, она будет под нашим присмотром. Я хочу, чтобы она была здесь, пока не утихнет грозящий скандал.

– Ах, оставь, отец, сейчас неподходящий момент, чтобы играть роль сторожевой собаки. На следующей неделе начинается загон скота, и мы все будем более чем заняты.

– Меня это не интересует. Я хочу, чтобы она была здесь.

Бойд скрипнул зубами.

– Папа, тут ты имеешь дело не с каким-нибудь послушным ребёнком. Одри Гамильтон – взрослая женщина, и она вряд ли будет в восторге, если ею начнут командовать. Я не могу надеть ей наручники, связать и притащить на ранчо «Три Б».

– Нет, ты сможешь, если тебе не удастся привезти её сюда каким-нибудь другим способом, – ответил с нажимом Бук. – Она должна приехать. Дай ей понять, что благодаря нашей семье она будет хорошо обеспечена, и поэтому она нам кое-что должна. Мне всё равно, как ты её сюда доставишь, просто сделай это!

Бойд знал лучше чем кто-либо другой, что возражать Буку Бенедикту бессмысленно.

– Я посмотрю, что я могу сделать. – ответил он примирительно.

– Узнай о её семье. В худшем случае у неё есть родственники в каждом углу и под каждым кустом в этой стране, и все они прибегут с распростёртыми объятьями. Привези её, Бойд! И не спускай с неё глаз!

– Может, я ещё должен с нею переспать? – Бойд пытался шуткой снизить накал разговора.

– Если будет необходимо. – В голосе Бука не было и тени юмора.


Одри подняла голову, когда дверь спальни отворилась и появился Бойд. На его лице застыло решительное выражение, но разгадать это выражение она не смогла. Во время его отсутствия она обдумала и взвесила всё со всех сторон и пришла к выводу, что деньги не стоят неприятностей. Если дойдёт до судебного разбирательства… Она содрогнулась при одной только мысли об суде. Поэтому, как только Бойд вошёл в комнату, она перехватила инициативу.

– Мистер Бенедикт, я пойму, если ваша семья не захочет, чтобы я получила эти деньги, и я, собственно, не стану ни на кого обижаться. Если вы опасаетесь, что из-за меня могут возникнуть сложности…

Бойд небрежно отмахнулся:

– Мой дед был вправе распорядиться деньгами так, как ему было угодно. Примите их и пользуйтесь ими.

Теперь она была действительно ошеломлена.

– Тогда я не понимаю, зачем вы здесь. Вы могли поручить это вашим адвокатам…

В этот момент Бойд решил, как он будет разговаривать с Одри. Он скажет ей правду. Правду не только о том, что она должна будет сделать, но и о том, почему. Его инстинкт подсказывал ему, что так будет лучше всего. Он хорошо разбирался в людях, и она была не глупа.

Он присел рядом с ней и осторожно тронул её за руку.

– Мисс Гамильтон… м-м-м… могу я звать вас Одри?

Одри напряглась. Прикосновение его руки было как лёгкий удар тока. Бойд сидел так близко, что она могла почувствовать тепло его тела и уловить терпкий запах его парфюма. Он наклонил голову ещё ближе, и она волевым усилием взяла себя в руки.

– Я… буду рада.

– Одри, – сказал он серьёзным, тёплым и доверительным тоном. – Абсолютно необходимо, чтобы вы никому не рассказывали об этом наследстве.

– Хорошо, договорились.

– Это настолько необходимо, что мой отец хочет, чтобы вы приехали со мной на наше ранчо и остались там до тех пор, пока всё не уляжется.

– Что? – Одри не верила своим ушам. – Но это же смешно! Я не могу этого сделать! У меня работа, и…

– Когда я объясню Питеру ситуацию, он, конечно же, охотно даст вам отпуск.

Это само собой! Одри нисколько в этом не сомневалась. Питер будет делать всё, что захотят Бенедикты.

– Не делаете ли вы из мухи слона? Я вам обещаю, что ни с кем об этом говорить не буду. Я очень молчаливый человек и к тому же не слишком общительный. Мне не хотелось бы ехать с вами.

– У нас прекрасное ранчо, Одри. И оно расположено в стороне, оттуда мы можем контролировать, кто приезжает и кто уезжает. Я думал, собственно, что вы сами были бы рады улизнуть отсюда. Противостоять этим хищникам из прессы – это может стать пыткой для неопытного человека.

Одри тяжело сглотнула.

– Пресса? – спросила она испуганно.

Он серьёзно кивнул.

– Как только информация о наследстве попадёт в газеты – а это может произойти в любой момент, – все захотят услышать ваши объяснения. К сожалению, мы, Бенедикты, являемся объектом бесконечных слухов. Это наследство послужит поводом для множества шумных статей. Вас будут бомбардировать день и ночь.

Одри почувствовала, что её прошиб холодный пот. Хаос, шумиха, камеры и репортёры! Наверное, он преувеличивает.

– Неужели завещание Берта заслуживает упоминания в новостях?

– Около двенадцати лет назад мой дед занимал третье место в списке людей, заслуживающих упоминания в новостях Аризоны. Впереди были, насколько я помню, губернатор и Барри Голдуотер.

– Просто оставьте меня в покое, – прошептала она. – Я никому ничего не скажу.

– Я уверен, что вы искренне так считаете, Одри, но любой ловкий репортёр обработает вас так, что вы скажете и то, чего не хотели говорить. – Он заметил, что это соображение вызвало её реакцию, и продолжал наращивать преимущество. – И не только пресса начнёт гоняться за вами. Появятся давно забытые друзья. Вам будут предлагать всевозможные проекты, в которые надо вложить деньги, и надоедать просьбами о пожертвованиях.

Он не мог сказать ничего, что произвело бы на Одри большее впечатление. Во что, ради всего святого, она вляпалась? Почему Берт не подумал о последствиях, когда составлял своё завещание? Но он, конечно же, ничего не знал о её жизни до «Гринспойнта». Она снова почувствовала себя впутанной в обстоятельства, которые не могла контролировать.

– Как… как долго я должна оставаться на вашем ранчо?

Бойд улыбнулся. Всё оказалось очень просто.

– Трудно сказать. Одну–две недели. Общественный интерес спадает быстро. Эта новость долго сенсацией не останется.

– Но я не могу оставить свою работу на две недели! Приближается большая конференция, и я отвечаю за её проведение…

Бойд продолжал напирать.

– Я говорю это неохотно, но мне кажется, вы должны нам небольшую любезность. Мы ведь всего лишь просим вас на короткое время воспользоваться нашим гостеприимством. Затем вы будете совершенно свободны и сможете делать всё, что захотите.

Одри вздохнула. Ей не хотелось уступать Бенедиктам. Она привыкла сама распоряжаться своей судьбой. Уже три года она сама принимала решения, и свою независимость она ценила больше чем что-либо другое.

С другой стороны, она нуждалась в защите и укрытии, которое ей смогли предложить Бенедикты. Ей хотелось бы, чтобы всё закончилось как можно быстрее и причинило бы ей как можно меньше беспокойства. Ради Берта она не хотела создавать проблемы его семье, и, разумеется, ей меньше всего хотелось внимания со стороны средств массовой информации.

Кроме того, она подозревала, что без неё Бойд из «Гринспойнта» не уедет.

– Ну хорошо, мистер Бенедикт. Если это не помешает моей работе, я буду сопровождать вас на ваше ранчо.

Бойд поднялся и довольно потёр руки.

– Отлично. Мы выезжаем завтра утром. Сегодня уже поздно. Будет ли кто-либо беспокоиться, если вы уедете на одну-две недели?

Она отрицательно покачала головой.

– Родители?

– Нет, у меня нет родителей.

– Братья, сёстры, тёти, кузены?

– Тоже нет.

– Почти у всех есть родственники, – настаивал он.

– У меня нет. – Никого, кроме тётушки Марты из Хьюстона, которая скорее предпочла бы оказаться в колонии для прокажённых, чем признать своё родство с Гамильтонами.

– Может быть, мужчина?

– Нет.

– Это удивительно. От женщины вашего возраста и вашей внешности обычно ожидают, что у неё обязательно кто-то есть.

Одри восприняла это как комплимент.

– Конечно, я общаюсь с мужчинами, но кого-то особенного у меня нет.

Бойд едва мог поверить своей удаче. Она была настолько ничем не связана, насколько это вообще было возможно.

– Ну хорошо, Одри, тогда я сейчас посвящу в дело Питера. Потом мы сможем поехать к вам, чтобы вы уложили вещи.

– Я смогу их уложить сегодня вечером, раз уж мы всё равно отправляемся завтра.

– Нет, вы соберётесь сейчас и потом вернётесь со мной в отель. Вы будете ночевать сегодня здесь.