Глава 11


– Я родилась с пресловутой серебряной ложкой во рту, – начала Одри.

– Я был в этом уверен, – пробормотал Бойд.

– Всё началось с моего деда по отцовской линии. У него была фирма, изготовлявшая детали самолётов, и во время второй мировой войны он заработал состояние. Он умер относительно молодым, и мой отец унаследовал его миллионы. Вскоре после моего рождения фирма выпустила прибор, который измерял температуру топлива. Они назвали его FP44, запатентовали и начали продавать военно-воздушным силам и флоту для Джетов. Поскольку фирма была единственным производителем FP44, прибор стал приносить колоссальную прибыль.

– Могу себе представить, – ввернул Бойд.

– Моя жизнь была сплошной идиллией. У нас был прекрасный дом в Далласе, дом на побережье и ещё ранчо. Оно было, конечно, не таким, как «Три Б», но это было настоящее, работающее ранчо, моё любимейшее место на земле. Я умела ездить верхом задолго до того, как освоила велосипед.

– Я был и в этом уверен. Мне с самого начала показалось, что ты либо жила на ранчо, либо провела там какое-то время.

Одри была поражена:

– В самом деле?

– В самом деле. Многое указывало на то, что жизнь на ранчо тебе не чужда.

Она кивнула и вздохнула.

– Моя мама пыталась искоренить во мне сорванца. Она хотела сделать из меня леди. Я училась в лучших школах. Она брала меня с собой в Европу и Дальний Восток, прививала мне светский лоск. Я думаю, что я была избалованной принцессой, и я могла стать настоящим снобом, если бы не влияние ранчо.

– Такая жизнь кажется весьма далёкой от жизни ассистента управляющего отеля, – заметил Бойд с интересом. – Даже такого хорошего отеля, как «Гринспойнт».

– Я знаю. Иногда меня удивляет, что я вообще сумела перестроиться. Вначале это было не так просто.

– Что же произошло, любимая?

Воспоминания были для Одри мучительны.

– Это началось около пяти лет назад. В один прекрасный день в бюро отца пришли агенты ФБР с ордером на обыск. Кто-то дал ФБР наводку. Отцу было предъявлено обвинение в обмане с контрактом на FP44. Информатор сообщил, что отец ведёт двойную бухгалтерию и выставляет правительству в счетах на прибор сильно завышенную цену. Естественно, отец объявил себя невиновным и был даже возмущён, но после нескольких месяцев следствия федеральный прокурор довёл дело до Большого Жюри, и отцу было предъявлено обвинение. Процесс длился два месяца и стал для мамы и меня сплошным кошмаром.

На этом месте она запнулась, и Бойд был близок к тому, чтобы попросить её прекратить рассказ – так мучительны были для неё воспоминания. Но он не мог этого сделать.

Одри глубоко вздохнула и продолжила свой рассказ.

– Защита опиралась на репутацию отца, его характер, на его богатство и добрые дела. Наш адвокат спрашивал у суда, неужели такой человек, как Джек Гамильтон, мог обкрадывать правительство и ставить под угрозу контракт, приносящий миллионы долларов в год? В этом не было никакого смысла. Отец мог вести свои дела со скрупулёзной честностью и зарабатывать при этом больше, чем он мог потратить.

– Как раз об этом я сейчас подумал, – сказал Бойд.

– Все поначалу так и думали. Общественное мнение склонялось в пользу отца. Но в один прекрасный момент всё изменилось. Следствие выяснило, что бизнес отца стоял на грани банкротства. Невыплаченные долги, невыполненные контракты. Он взял большой кредит в банке, который не мог выплатить, потому что вложил слишком много денег в ранчо, а доходов это не принесло. Мама и я жили как миллионеры, которыми мы себя, собственно, и считали. Я просто не могу себе представить, сколько нужно денег, чтобы поддерживать такой образ жизни. – Одри нахмурилась. – И ещё я не могу себе представить, почему отец нам ничего не сказал. Возможно, он боялся, что из-за его финансовых трудностей он упадёт в наших глазах. Но он должен был нам об этом сказать! Мы могли бы потуже затянуть пояса! Тогда, может быть, ничего бы не случилось… Всё было бессмысленно.

Её голос стал тише. Бойд ободряюще сжал её руку, чтобы она могла собраться и продолжить рассказ.

– Во всяком случае, отец каким-то чудесным образом раздобыл денег и сумел реанимировать свой бизнес. Это произошло как раз в то время, когда начался этот якобы обман с контрактом. Доказательств его вины становилось всё больше. Ещё одна проверка показала, что отец обманывал правительство примерно на миллион долларов в год, и это продолжалось около десяти лет.

Бойд выдохнул:

– Десять миллионов?

– Да, десять миллионов. И тут прокурор предъявил суду нового свидетеля – бухгалтера отца. Оказалось, он был в деле. Он испугался тюрьмы и во всём признался. Более того, он предоставил прокурору все книги с двойной бухгалтерией – чтобы обелить себя сотрудничеством со следствием. Оказалось, что вся бухгалтерия велась с такой ловкостью, что обман никогда бы не раскрылся, если бы не было наводки. Вердикт суда был, естественно, «виновен».

Бойд задумался. Итак, информация Скита была верной, как он и предполагал. Бойд не мог отвести глаз от Одри. С одной стороны, он жалел, что спросил её. Всё это его не касалось и не имело значения для их общего будущего. C другой стороны, он всё-таки её спросил, и у Одри как будто прорвало плотину. Бойд боялся сказать хоть слово, чтобы её речь не прервалась. Очевидно, Одри нужно было это выплеснуть.

– Всё это было ужасно, и это убило мою мать, – сказала она. Во время процесса она была стойкой и крепкой, как скала. Никто не был так уверен в благополучном исходе, как она. Но когда появился бухгалтер, она сломалась. Вечером в день вынесения приговора у неё был удар, и через пару дней она умерла. – Голос Одри был наполнен болью. – Она была самым мягким человеком из всех, кого я знала, леди до кончиков ногтей. Никогда не сделала ничего недостойного. Твоя мама напоминает мне её.

Насколько Бойд помнил, Скит рассказал, что Джек Гамильтон так и не попал в тюрьму. Бойд не хотел причинять Одри ещё больше боли, но он должен был выслушать её историю до конца.

– Твой отец, родная… Его посадили?

Одри вытерла глаза.

– Нет. У него было снотворное, его прописал врач во время следствия. Он проглотил все сразу и умер от остановки сердца.

Сердце Бойда обливалось кровью.

– Одри, а что стало с тобой?

– Ты можешь себе представить, какая поднялась шумиха, – сказала она глухо. – В Техасе мой отец был почти так же известен, как твой здесь. Пресса преследовала нас месяцами. Похороны моей матери вылились в балаган. В день, когда умер отец, репортёры пытались силой ворваться в дом. Персонал и я были практически пленниками. Повару не из чего было готовить, было невозможно и шагу ступить из дома.

– Кошмар!

Одри горько засмеялась, вспоминая всё это.

– И это ещё мягко сказано…

– Неудивительно, что ты так отреагировала, когда я упомянул репортёров.

Одри кивнула.

– В конце концов нам понадобилось защита полиции. Один из полицейских ходил за покупками. Кроме того, всех так называемых «старых друзей» как ветром сдуло.

– Но почему?! – вскричал Бойд. – Ты же ничего не сделала!

Она посмотрела на него своими печальными глазами.

– Бойд, я очень рада, что ты никогда не был в ситуации, когда дела идут плохо, и не знаешь, как могут вести себя люди. Ты бы удивился, как много людей считает, что яблочко от яблони недалеко падает.

Он медленно покачал головой. Он не был уверен, что он бы выдержал всё так, как она. Сейчас к его любви добавилось бесконечное восхищение.

– Ты уехала из Далласа?

– Нет, не сразу. Всё постепенно улеглось, и я надеялась, что смогу снова вести нормальную жизнь. Но потом последовал новый шок: налоги. Отец заработал примерно на десять миллионов больше, чем указал в налоговой декларации. Его долг был очень велик. Огромная сумма, намного больше, чем у меня было, поскольку пришлось платить астрономические гонорары адвокатам. В приговоре было указано, что фирма больше не имеет права вести дела с правительством, и это означало банкротство. Ранчо конфисковали, а затем и дома. Короче говоря, всё, что, как я думала, принадлежит мне.

Она немного помолчала.

– Я ходила тогда как оглушённая. У меня были сильные головные боли и проблемы с желудком. Ещё хуже было моё душевной состояние. Я начала презирать отца, которого всегда обожала. Наш домашний врач боялся за мои нервы и мою психику. Он настойчиво уговаривал меня уехать и начать новую жизнь где-нибудь в другом месте. Но я не имела ни малейшего представления, как это сделать. Мне было двадцать три, но мне не приходилось ни убирать свою одежду в шкаф, ни напускать себе воду в ванну, чтобы помыться. Никого из близких рядом, почти без денег – только маленький счёт в банке, который отец завёл на моё имя, ещё когда я училась в школе. Я до сих пор не знаю, чтобы я делала, если бы не телефонный звонок моей подруги.

– Ты имеешь ввиду подругу из Фенкиса?

Она кивнула.

– Возможно, она жила слишком далеко, чтобы чувствовать себя «замаранной» нашей дружбой. Она пригласила меня пожить у неё, пока я не приду в себя. Через пару месяцев в Фениксе здоровье моё поправилось, я поступила на работу в отель, ну и остальное ты знаешь. – Она вздохнула, эмоционально опустошённая. – Для человека, который никогда в своей жизни не беспокоился о деньгах, я справлялась вполне неплохо. Я научилась заботиться о себе, экономить, обращаться с деньгами и обходиться без денег. Моя жизнь была на удивление спокойной и безмятежной – до того дня, когда ты появился с новостью о завещании Берта.


Бойд чувствовал себя почти таким же опустошённым, как и Одри. Он обнял её и прижал к себе, неспособный в этот момент что-нибудь сказать. Затем он вспомнил, с чего, собственно начался её рассказ.