Одним словом, расстались мы лучшими друзьями, договорившись на завтра встретиться в Летнем саду, где Владимир пообещал представить нас своей кузине — Полине Кашиной и ее отцу — герою 12-го года генералу князю Матвею Ильичу. Никак не ожидая такого успеха, мы вышли с фон Мерком в крайне возбужденном состоянии — нам уже грезились светские красавицы, балы, томные взгляды и новый круг общения, в котором наверняка нам найдутся достойные места. По мечтательному взгляду барона я угадывал, что именно там он рассчитывает отыскать свою томную блондинку, и, готов был биться об заклад, он думал обо мне то же самое, только, зная мои вкусы, непременно приписывая мне страстное желание познакомиться с живой непосредственной брюнеточкой.

— Иной раз, Павел, такая досада берет, глядя на этих ловких молодых штатских, — с некоторою грустью молвил барон. — Подумай сам, ему еще нет и тридцати, а уж скоро перейдет в восьмой класс. Нам с тобою не скоро еще грозит такая карьера, и то, ежели отличимся при каком-нибудь деле. Опять же — родственники у него, каких нам не сыскать, даже если поднимем всю родословную до двадцатого колена.

— Август, так за чем же дело стало? — коварно спросил я барона, зная его крайнюю нелюбовь к сражениям и войнам. — Тебе стоит только попросить о переводе на Кавказ, и, уверен, там ты найдешь достойное применение своим лучшим качествам, а уж награды и чины не заставят себя ждать.

— Благодарю, — несколько обиделся фон Мерк. — Ежели государь прикажет, то, конечно, я с честью приму этот жребий, но сам, по своей воле, да на Кавказ? Это у вас, русских, в крови такое безрассудство, я же не могу рисковать собою, не озаботившись своим потомством. Род баронов фон Мерков не должен угаснуть.

Уже улегшись спать, я долго ворочался, с бьющимся сердцем представляя себе кузину Владимира и те приятные перспективы, которые сулило мне завтрашнее знакомство.

2

Писано В.В. Беклемишевым


Прошу прощения у любезного читателя за то, что вынужден прервать здесь записки г-на Толмачева. Делаю это не по своей прихоти, а только лишь из-за природной скромности автора, совершенно опустившего ряд последующих событий, либо ввиду утраты по неведомым мне причинам весьма порядочного куска его записок. Так как, ежели вы догадались, упомянутый Павлом Никитичем титулярный советник Беклемишев — это я, то позвольте мне восстановить истину и поведать то, о чем умолчал мой покойный друг.

На следующий день мы несколько ранее уговоренного времени встретились с обоими героями у входа в Летний сад. Надобно тут заметить, что Август фон Мерк выглядел несколько загадочно, уже позднее я догадался, что сия загадочность была заранее отрепетирована подле зеркала и должна была символизировать в глазах моей кузины некий романтический демонизм уставшего от Марсовых утех пожившего мужчины. Внутренне хохоча, я обратил свое внимание на подпоручика Толмачева — там все было гораздо проще, натура природного русака проявилась в нем во всю ширину, глаза сияли нетерпением, и вся физиономия, казалось, вопрошала меня: ну что, скоро уже? Прогулявшись пару раз вдоль главной аллеи, возле мраморной то ли Терпсихоры, то ли Авроры, мы вскоре поравнялись с группою, ради которой я и назначил друзьям встречу. Во главе шел мой дальний родственник, которого я по обоюдному согласию называл «дядюшкою», генерал Матвей Ильич Кашин — нестарый еще, полный сил и оптимизма, как всегда припадающий на одну ногу — последствия ранения под Тарутиным, и шумно что-то рассказывающий спутникам. Чуть поодаль тихою незаметной походкой семенила его супруга Марья Захаровна. Она выполняла в семье роль домашнего ангела, вечно заступаясь за обиженных невоздержанным дядюшкой, успокаивая самого генерала и ведя жизнь серенькой утицы. Внешности она была самой обыкновенной, как бы в противовес яркому и шумному селезню-мужу. За нею шел англичанин-гувернер mr. Raily с их девятилетним сыном Аркадием. Под руку Марья Захаровна вела дочь Полину Матвеевну, создание поистине необычайное, о котором я должен рассказать подробнее.

Три года назад по приезде из Москвы, откуда я сам родом, будучи направлен с рекомендательным письмом в дом к дядюшке, я и сам не ожидал встретиться со столь очаровательной непосредственной особой. Представьте себе девушку лет пятнадцати — всю в воздушных русых локонах, с лицом не то чтобы красивым, но столь живым и выразительным, что способно затмить самых записных столичных цариц, с огромными серыми глазами, — это и будет моя кузина Полина. Поначалу я откровенно потерял голову, но затем, поразмыслив, понял, что разумнее для меня будет сохранение дружеских отношений. Вдобавок, разъяснив для себя к тому времени характер кузины, мысленно перекрестился, так как попросту не смог бы за один день перенесть все особенности переменчивого нрава Полины. Из задумчивого состояния она могла тотчас перейти в шаловливое, затем целый час хохотать не знамо над чем, затем проплакать до обеда над книжкою, выйти из девичьей с видом королевы английской — не меньше, не удостоив никого даже кивком, а после с детской непосредственностью поведать вам с самым серьезным лицом какую-то глупость и вновь пуститься в пляс со старой нянюшкою — вот такова была Полина Матвеевна. Право, не знаю, мне было тяжело представить будущего супруга кузины, но, по моему разумению, через полгода он либо спятил бы, либо вознес бы хвалу Господу за то, что сделал его счастливейшим из людей. Я по складу характера принадлежал к первым, потому предпочел сделаться подружкой Полины, чуть ли не ежедневно посвящался в ее полудетские тайны и был весьма доволен своею ролью.

Что до генерала — то я бы предпочел рассказать о нем чуть поподробнее несколько позднее, посему прошу не укорять меня за столь краткий эскиз.

Вот с этим семейством и намеревался я познакомить своих давешних друзей, рассчитывая совершенно бескорыстно ввести сих достойных молодых людей если не в высший свет, то хотя бы в круг общения, далекий от казарм и учений.

— Ба! — вскричал Матвей Ильич, хотя мы расстались с ним не далее как позавчера. — Друг мой, как я рад тебя видеть!

Представив по очереди Толмачева и фон Мерка всему семейству, я не без ехидства отметил, что на сей раз Полина решила войти в образ светской дамы, удостоив обоих лишь милостивым холодноватым кивком. Решив разрушить ее коварные планы, я, незаметно для остальных, скорчил ей самую уморительную физиономию, отчего кузина так и прыснула, к изумлению новых знакомых, не привыкших еще к столь разительным переходам ее характера. Мы пошли далее уже все вместе, причем барон присоединился к генералу, а бесхитростный подпоручик — к нам с кузиною.

— Это прекрасно, что вы служите именно в Преображенском, — с жаром говорил Матвей Ильич, поддерживая фон Мерка за локоть. — Уважаю молодежь, посвятившую лучшие годы свои служению Отечеству, да еще и в полку, где помнят имя Петра Великого и победу под Кульмом. Однако не шалите ли вы там? Столица, юноша, таит в себе множество соблазнов и крайне важно пройти эти испытания, не запачкав честного имени родителей всякими глупостями.

Мельком убедившись в отрицательном ответе барона, я вернулся к милому щебету кузины с Толмачевым, вспоминавших недавние летние деньки и сетовавших на наступившую осень, причем вели себя оба так, будто были знакомы уж не один год. Младший же сын генерала Аркадий восторженно смотрел на обоих офицеров, очевидно, представляя себя в скором будущем столь же блестящим и статным.

— Наверное, это ужасно скучно — быть военным? — вдруг оборачиваясь к Толмачеву, спросила Полина Матвеевна, пряча в уголках глаз еле заметную смешинку.

— Всякая служба хороша, ежели знать, чего ждешь от нее, — нашелся тот.

— А чего же вы ждете от своей службы? — невинным голоском продолжала допытываться Полина Матвеевна. — Хотя, впрочем, не продолжайте! Я знаю наперед, что вы можете сказать, прикрываясь высокими фразами о желании отдать жизнь за Отечество или положить ее на алтарь служения государю. Звучит красиво, но, право — тоска смертная! Честнее поступать как мой любезнейший кузен Владимир — он терпеть не может свой департамент, но, по крайней мере, этого не скрывает.

— Совершенная правда. — Я со смехом поцеловал ручку кузине. — Моя мечта — дослужиться до коллежского советника и выйти на покой, но благо еще не скоро суждено мне достигнуть сих высот, вынужден водить дружбу решительно со всеми столоначальниками и зубрить даты именин их супруг и детей.

— Я, право, не сопоставлял потребности Отечества и свои скромные возможности, — смутился Толмачев, приняв за чистую монету пренебрежительные слова Полины. — Но уверен, что ежели государь потребует от меня подобных жертв, то, не задумываясь, сделаю это.

— Ваш товарищ хитрее вас, — снова уколола его Полина, причем так, чтобы фон Мерк слышал ее слова. — Он не касается таких скользких тем, а тихо беседует с papa о былом.

— Предпочитаю прослыть хитрецом, сохраняя нейтралитет, — с полупоклоном отвечал барон, — нежели служить мишенью для стрел вашего остроумия.

— Да вам бы в дипломаты, — расхохотался Матвей Ильич.

Одним словом, прогулялись мы тогда славно! Прощаясь, генерал от души пожал руки обоим и пригласил в пятницу на обед, попросив, впрочем, держаться запросто и без церемоний.

— Я, молодые люди, сам гвардеец, и знаю, каково в вашем возрасте служить вдали от дома. Не навязываюсь в родню, но прошу наведываться к старику.

— Благодарю, князь! — учтиво склонил голову фон Мерк. — Поверьте, для нас — высокая честь быть принятыми в доме героя, который, не щадя жизни, бился с Наполеоном.

— Приходите непременно, — присоединилась Полина Матвеевна, блестя широко распахнутыми глазами. — Гувернер Аркаши mr. Raily просто необыкновенно исполняет вальсы, возможно, я позволю вам пригласить меня… на один, не более! А впрочем, не обещаю, — и, пожав плечами, величаво удалилась.