Какая досада. Жизнь с Хью, какой Элеонора себе ее представляла, – лето в поместье Ледси, переезд в особняк Ледси на время светского сезона, никаких забот о поисках достойного супруга – досталась не ей, а леди Алисе.

У девушки перехватило дыхание и выступили слезы.

Раздался едва слышный стук в дверь комнаты. Она поспешила сунуть газету под подушку кровати, несколько раз моргнуть и взять книгу.

– Войдите.

Появилась графиня Вестикс, за ней лакей с большой коробкой в руках.

Мать Элеоноры махнула рукой, указывая на туалетный столик, и обратилась к дочери:

– Нам надо поговорить.

Слуга положил коробку на стул и вышел, осторожно закрыв за собой дверь. Элеонора с любопытством оглядела коробку и перевела взгляд на мать. На графине было вечернее платье лавандового цвета, украшенное черным кружевом с вышивкой бусинами. Дама выглядела превосходно, несмотря на легкую седину, тронувшую золотистые волосы, уложенные, как всегда, в идеальную прическу. На лице Элеонора не заметила ни единого признака гнева или недовольства, но все же внутренне сжалась, как было всякий раз при появлении графини в ее комнате.

Девушка опасалась, что ей опять предстоит выслушать нотацию.

Но что значит неожиданный подарок?

– Что ты читаешь? – Мать пригляделась к обложке книги в руках дочери.

– «Праздник святого Иакова», – медленно ответила Элеонора.

Матушка ведь пришла не для того, чтобы обсуждать литературные предпочтения своей дочери?

Графиня вскинула голову.

– Ты держишь книгу в перевернутом положении.

Элеонора посмотрела на страницу и буквы вверх тормашками. Надо же, и правда.

– Видимо, ты читала что-то другое.

Графиня приподняла одну бровь, как делала всякий раз, когда уличала кого-то во лжи. Элеонора боялась этого взгляда с самого детства. Точнее, со времен учебы в школе, куда ее отправили после трагедии с отцом, тогда жизнь стала невыносимо тяжелой. Она осторожно отложила книгу. Лист «Леди Обсервер» шевельнулся под подушкой, издавая шуршание.

– Я тоже это читала. – Графиня опустилась на кровать рядом с дочерью. – И слышала, что о тебе болтают.

Элеонора принялась с силой давить ногтем на подушечку большого пальца руки, пока боль физическая не стала сильнее душевной боли унижения. Этот способ помогал с ранних лет, когда необходимо было сдержать рвущиеся наружу очень сильные эмоции. Разговор с матерью совсем некстати, он заставляет вспомнить до тошноты неприятные моменты. Разве недостаточно того, что ей пришлось их пережить?

– Я горжусь тобой, дочь. Ты смогла сохранить самообладание. – Графиня положила ладонь на руки Элеоноры – неловкий, несвойственный ей жест. Затем поспешно убрала сухие холодные пальцы и прижала к животу.

– Иначе и быть не могло, ты ведь Мюррей.

Элеонора была шокирована словами матери, ведь та всегда требовала неукоснительного соблюдения правил приличий.

– Мой брак с твоим отцом нельзя назвать счастливым, упокой Господь его душу. – Графиня окинула дочь ледяным взглядом. – До получения дворянского титула в Англии его семья была частью влиятельного клана. Он считал, что проявление эмоций – слабость, признак низкого происхождения. А его семья много сделала для того, чтобы добиться высокого положения. Они должны отличаться от остальных. Мюрреи сильны. Они не испытывают страха.

Элеонора слегка улыбнулась с горечью во взгляде. Она часто слышала от отца эти слова и хорошо их запомнила. Как и то, что отец никому не позволял смотреть на них свысока из-за шотландских корней и того, что они не всегда принадлежали к знати.

– Я принесла в жертву частичку себя, когда вышла замуж за твоего отца, – продолжала графиня. – Я тогда не осознавала… – Глаза матери увлажнились, она замолчала, поджала губы и несколько раз моргнула, прежде чем продолжить. – Я не осознавала, что и моим детям придется сделать то же самое.

От столь откровенного проявления чувств Элеоноре стало не по себе, захотелось убежать, спрятаться, не слушать, не знать… Но она тут же устыдилась своей слабости. Мама открылась ей – редкий случай, когда она позволила заглянуть за завесу, узнать тщательно скрываемое, – а Элеонора думает о том, как справиться с растерянностью и как вести себя в этой незнакомой, странной ситуации.

Графиня внезапно поднялась, и напряжение немного спало.

– Я всегда помогала тебе, учила справляться с эмоциями, и ты в этом преуспела. До столь неприятного случая я не замечала, что ты можешь быть похожей на… ледяную статую. – Она вздохнула, и локон на плече шевельнулся. – Я сожалею о случившемся, дочь. Сегодня вечером я все исправлю. – Она подошла к стулу и открыла крышку коробки.

Не удержавшись, Элеонора подвинулась на край кровати и, потянувшись, заглянула внутрь. На дне лежал кусок черного шелка.

– Маскарадный костюм и маска. – Изящным жестом графиня извлекла из волн ткани шелковую маску. – И еще парик, чтобы тебя невозможно было узнать.

Конечно. Ее волосы просто необходимо скрыть, ведь каждый, кто увидит огненно-рыжую шевелюру, сразу подумает об Элеоноре Мюррей. Цвет волос достался ей от отца и, надо сказать, до сего момента ничем не помог ей в жизни. В отличие от ярких зеленых глаз, унаследованных от матери.

Элеонора перевела взгляд с матери на шелк. Сердце подпрыгнуло и упало.

– И где же мне понадобится такая маскировка?

– Я заплатила куртизанке, чтобы она научила тебя тому, чему я не могу.

Теперь Элеонора смотрела на мать с ужасом.

– О, она не всегда была куртизанкой. Когда-то вполне благочестивой дочерью викария, в ту пору мы и познакомились. Тяжелые времена бывают немилосердны к женщинам, иногда не оставляя им выбора. – Графиня поджала губы, приняла благопристойный вид и выдержала паузу. – Она женщина разумная и не болтливая, научит тебя чувственности и живости в проявлении эмоций. Я не хочу, чтобы ты была такой, как я, чтобы твой брак и жизнь подчинялись суровым законам и контролю, чтобы просчитывалась каждая мелочь. – Сжимавшие маску пальцы матери задрожали. – Я давно не позволяла себе быть ласковой и нежной, боюсь, из меня выйдет плохая наставница.

Графиня вложила маску в руки Элеоноры, и та, не раздумывая, приняла ее.

– Но куртизанка? Что с нами будет? Мы навлечем на себя позор.

Мать остановила ее взглядом.

– Твой отец в могиле, брат пропал. Я стара, и тебе уже двадцать два года. Половина сезона позади, а твой единственный поклонник нашел другую даму сердца. Ты же знаешь: если Эвандер не появится в ближайшие три года, его признают погибшим, и все унаследует твой кузен.

Элеонора вздрогнула при упоминании имени брата. Мысли о нем причиняли боль. Он уехал четыре года назад посмотреть мир, так же как делал не раз отец – прежний граф Вестикс. В неспокойном мире шли войны, и затянувшееся отсутствие Эвандера давало немало поводов для тревоги. Разумеется, их не оставила надежда. Пока не оставила. Но все же они очень волновались.

Мама права, делая мрачные прогнозы. Будущее Элеоноры видится безрадостным.

Не ошибалась графиня и в оценке кузена дочери Леопольда – молодого повесы, ожидавшего, как хищник, возможности получить титул и состояние Эвандера, чтобы спустить одну его часть на эксцентричные наряды, другую оставить за игорным столом. Элеонора если и получит что-то, то, скорее всего, ничтожно мало.

– Может быть, мне повезет в следующем сезоне. Шансов у меня все меньше, однако я надеюсь…

– У нас нет денег на следующий сезон. – Графиня прижала руку к животу и перевела дыхание. – Твой отец потратил их на путешествия по миру. Эвандер не последовал его примеру, напротив, он уехал, чтобы найти способ спасти наше финансовое положение, уберечь нас от краха.

Элеонора смогла сохранить самообладание – сделать невозможное, когда мир ее перевернулся.

– Я не знала…

– Разумеется. Я старалась оградить тебя. К счастью, твой отец осмотрительно подписал доверенность на мое имя, когда мы поженились. Только поэтому сезоны тебе доступны.

Уверенно вскинутый подбородок дрогнул, голова склонилась, правда, всего на дюйм. Усталость подчеркнула морщины на лице, и впервые в жизни Элеонора заметила, что мать ее действительно стара. Выходит, их положение плачевно.

Она перевела взгляд на маску, скомканную в потной ладошке.

– Возможно, это твой единственный шанс, Элеонора, – произнесла графиня. – Научись быть не такой холодной, располагать к себе людей. Развей слухи, сбрось ярлык, который на тебя навесили в обществе. Стань хозяйкой своей судьбы.

Мать коснулась щеки дочери ледяными пальцами, но та не отстранилась, а уверенно посмотрела в грустные глаза.

– Я желаю тебе лучшей жизни, – нахмурившись, произнесла графиня.

Сердце Элеоноры забилось сильнее. Бог мой, неужели покраснели щеки?

– Вы доверяете этой куртизанке, матушка?

Графиня Вестикс уверенно кивнула:

– Доверяю.

– Значит, я тоже. – Страх дрожью взбирался по спине, но Элеонора сумела его преодолеть. – Когда я должна начать?

Графиня повернулась к окну, небо за стеклом стало темнеть.

– Сегодня, – ответила она, не оборачиваясь.


Чарльз Пембертон стал новым герцогом Сомерсвиллем. Новость не радовала, поскольку означала, что за те шесть месяцев, которые потребовались ему для возвращения в Лондон, отец скончался.

Он стоял у массивного стола в библиотеке огромного Сомерсвилл-Холл, сжимая в руках письмо отца. Сесть за стол не решался, ведь на протяжении многих десятилетий за этим гигантом из красного дерева восседал только прежний герцог. Помещение было недоступно для Чарльза большую часть его жизни, оттого все здесь казалось чужеродным, слишком тяжелым и давящим, неспособным дать хоть малейшее утешение.

Чарльз вновь пробежал глазами письмо. Другое, не то, что несколько месяцев добиралось до отдаленного уголка Египта, куда молодого человека завело любопытство путешественника. В том сообщалось, что ему надлежит незамедлительно вернуться домой. Это же напоминало о данном и несдержанном обещании.