Через двадцать шагов она оказалась у дверей в контору надсмотрщиков.

Затаив дыхание, Томми взялась за ручку и открыла дверь. В освещенной двумя лампами комнате стоял полумрак, веяло теплом.

За столом сидел Джонатан, взгромоздив на тот длинные ноги. Руки он сцепил за головой. Расслабленно и очень по-хозяйски.

Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга. Невозможно было произнести хотя бы слово, пока не опала первая волна радости и желания, которая накрыла обоих с головой. И вот они снова смогли свободно дышать и постепенно пришли в себя.

Джонатан заговорил первым.

– Ты управилась довольно быстро. Торопилась увидеть меня, Томми?

Звук его голоса, тихого и протяжного, словно укутал ее в шелковую шаль.

Но Томми услышала в нем и легкую дрожь. И напряженные руки не просто так были сцеплены за головой.

Ей стало понятно: Джонатан не был уверен, что она придет.

– Неужели это ты? – с деланной скукой спросила Томми.

Он не улыбнулся. Изысканным движением опустив ноги, встал и медленно приблизился к ней, как будто тоже балансировал на натянутой проволоке.

Джонатан остановился перед ней.

– Вот что мне нужно тебе сказать, Томми. – Его голос был так же тих. Каким несказанным удовольствием было для нее слышать этот голос! – Ты хотела, чтобы у тебя был выбор. Я предлагаю тебе два варианта.

Джонатан сунул руку во внутренний карман сюртука и вытащил сложенный лист бумаги. Тот слегка дрожал в его руке. Джонатан набрал воздуха в грудь, а потом резко выдохнул. И протянул лист Томми.

– Это акт владения фабрикой. Он выписан на твое имя. В двух словах – теперь она принадлежит тебе, если ты не откажешься.

Томми побледнела от неожиданности. Несколько мгновений она не могла пошевелиться.

Потом все-таки взяла документ трясущимися руками. Чувства переполняли ее, строчки плясали перед глазами.

Наконец она смогла вчитаться в текст. В полумраке. Джонатан стоял рядом совершенно неподвижно.

И Томми поняла, что он сказал правду.

Она подняла на него глаза.

– Но… Как?…

– Я купил ее. И причина, по которой я смог это сделать, косвенно связана с тобой. У меня с собой есть другой акт на владение, – я уговорил стряпчего выписать два одинаковых. В нем говорится, что фабрика принадлежит мне. Так что все зависит от твоего выбора. Во-первых, я хочу, чтобы ты знала, Томми… Вчера я выбрал себе невесту из карточной колоды.

Томми отшатнулась. У нее похолодели руки. Ей показалось, что заледенело все внутри. Она оглянулась через плечо, чтобы бежать отсюда. Но выхода не было.

Это что, жестокая шутка?

Ее охватила паника. Она начала задыхаться.

– Не хочешь взглянуть, кого я вытянул? – Выражение лица Джонатана ни о чем ей не говорило.

Томми смотрела на него во все глаза. Лед сменился лихорадочным жаром. Щеки запылали. Ладно! Нет ничего такого, чего бы она ни вынесла. Томми выпрямила спину, вздернула подбородок и протянула вперед руку.

Джонатан сунул руку в правый карман и достал карту. Томми стояла, едва дыша.

Он положил карту ей на ладонь.

– Взгляни, Томми, – приказал Джонатан, когда уже стало казаться, что она никогда не посмотрит на нее.

Томми посмотрела.

А потом всмотрелась внимательнее.

Это была дама червей. Облаченная в зеленое платье, зеленоглазая, с подбородком с ямочкой и изящными бровями вразлет.

Но наибольшее внимание привлекали ее волосы.

– Медные, – шепнул Джонатан.

Томми ничего не видела от слез.

– Медные! – с удивлением повторила она. – Да!

– Огненно-медные. – Он торжествовал.

Томми неуверенно улыбнулась.

– Да! – согласилась она шепотом. – Но… как?

Судя по всему, она была в силах произносить только эти слова.

– Я заказал отдельную колоду. Виндхэм уже писал твой портрет. Вот с него он и сделал все эскизы. Я заставил работать его день и ночь, и так несколько дней подряд, чтобы быть уверенным, что никого другого в колоде не окажется. Это не единственный экземпляр. Ты можешь сама купить колоду с Томасиной де Баллестерос в «Берлингтон-Аркейд».

Томми наконец пришла в себя и принужденно засмеялась.

– Надеюсь, прибыль мы получим немереную.

Джонатан отметил для себя это «мы» и настороженно замер.

Так мог среагировать лишь человек, живущий надеждой, но не смеющий думать, что она осуществится.

Томми больше не могла откладывать разговор с ним. Она должна сказать ему то, ради чего приехала сюда.

– Джонатан… – Томми замялась. – Мне тоже нужно кое-что сказать тебе.

Еще несколько мучительных мгновений он переживет. Мерзавец! Потому что заслужил!

И она почти пожалела Джонатана, когда увидела, сколько муки отразилось на его вдруг посеревшем лице. «Он любит меня! Он любит меня! Он любит меня!» Пришедшая в голову мысль была для Томми и похвалой, и торжеством.

Однако небольшое представление не помешает им обоим. Она быстро забыла о своих мучениях.

– Хорошо. Говори, что хотела сказать, – отрывисто приказал Джонатан. Лицо оставалось таким же напряженным, бледным, глаза прищуренными. Как у человека, у которого извлекали пулю из тела.

– Закрой глаза и вытяни руку.

Он колебался дольше, чем она. Потом для храбрости набрал воздуха в грудь и протянул руку.

Медленно, с величайшей торжественностью Томми опустила жемчужную нитку ему на ладонь.

Джонатан растерянно заморгал. Взглянув на жемчуг, он сдвинул брови.

– Я не… Почему?

– Когда ты положил деньги на мой счет, я выкупила ожерелье у «Эксалл-и-Морроу». Я собираюсь завтра вернуть его Прескотту.

На него вдруг снизошло прозрение. Джонатан просиял.

– Ты поверила мне, – медленно проговорил он. – Ты доверилась мне!

– Конечно, как же иначе. Я ведь люблю тебя больше жизни.

Томми видела, что эти ее слова вошли в него, как стрела амура. Он зажмурился, словно пытаясь противостоять обуревавшим его чувствам. Губы шевелились, беззвучно произнося что-то похожее на «Аллилуйя!».

Джонатан тут же открыл глаза, словно ему было трудно долго не видеть ее после такого признания.

– Повтори!

– Я люблю тебя, – произнесла Томми еще раз эти полные магической силы слова. Она уже давно перестала мечтать о том, что сможет сказать их кому-нибудь.

И что они сотворили с Джонатаном Редмондом! Какая мощь оказалась в ее распоряжении!

Он пришел в себя и улыбнулся медленно, удовлетворенно.

– Конечно, ты меня любишь. Как могло быть иначе?

Джонатан неожиданно схватил ее в охапку и принялся неистово целовать.

– Выйдешь за меня? – захотелось ему узнать немедленно. Он задал вопрос шепотом, а потом сунул ей в ухо язык.

От неожиданности Томми ахнула, потом повернула голову и прижалась губами к его горлу. Как быстро пульсировала жилка у него на шее! Это для нее. «Он любит меня!»

– Я выйду за тебя. – Томми дышала с трудом, ртом ловила воздух.

Потому что его руки спустились ниже и легли ей на грудь, и она почувствовала, как страсть неистовство овладевает ею.

Джонатан опять накинулся на нее с поцелуями, а в это время его руки занялись шнуровкой на ее платье.

– Вот и прекрасно. Потому что я так тебя люблю, Томми, что без тебя погибну.

– Твой отец не умрет, если мы поженимся?

Он расхохотался.

– Ты говоришь так, будто надеешься на это. Но не бойся. Отец тоже полюбит тебя.

– Разве это возможно? – В это время Томми принялась расстегивать пуговицы на его рубашке.

– Возможно. Я ему сказал, чтобы он тебя полюбил. И он полюбит. Ради меня, ради тебя, моя любовь, моя дорогая Томми, и ради наших детей, и ради детей наших детей, которые в один прекрасный день не только завладеют Англией… Мы еще будем править ею. Начнем с этой фабрики. Фабрика – наша! Начнем с закона о детском труде. Давай расскажу, как.

Джонатан поднял Томми и усадил на стол, задрал ей юбки, не прекращая целовать ее. Теперь она дотянулась до пуговиц у него на брюках и возмутительно быстро расстегнула их.

– Дети наших детей? – шепотом спросила она.

– Наши красивые, чудесные, бесстрашные, драчливые, безудержные дети с волосами цвета огненной меди. У нас будет по крайней мере десятеро. Мне это известно из достоверного источника.

В известном смысле, у них уже сейчас было несколько сотен детей, как он и сказал своему отцу. На фабриках по всей Англии, ожидавших помощи от них.

Представить только! Та девчонка-цыганка оказалась права!

– Десять? Тогда лучше начать прямо сейчас. – Томми, как всегда, была практична.

И тут – исключительно ради будущего Англии, конечно – они и начали.

И не останавливались несколько часов!