Вэнс прошаркал в прачечную и открыл дверцу сушилки. Присел, стараясь не кряхтеть и чувствуя себя маленьким, совсем крохотным, запертым в теле, которое было слишком ему велико.

Он сунул руку внутрь, ожидая наткнуться на гладкий холодный изгиб сушильного барабана, но вместо этого ощутил под пальцами что-то слизкое. Шевелящееся.

Вэнс отдернул руку и отшатнулся.

Из сушилки выскочила здоровая лягушка.

Он остолбенело уставился на нее.

Лягушка поскакала к выходу из прачечной, и старик проводил ее взглядом, почти ожидая увидеть туфли Лили. Он даже вскинул глаза, надеясь, что она со смехом появится на пороге, как в прошлый раз.

Но там никого не было.

Он опустил глаза — лягушка уже ускакала. Вэнс поспешно вышел из помещения, и когда он переступил через порог, ему показалось, что в лицо повеяло благоуханным ветерком. Он даже растрепал ему волосы и запутался в рукавах рубахи.

Старик закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

Лили.

Воздух был пронизан ее присутствием. Вэнс долго стоял неподвижно, не желая отпускать ее. Он делал один глубокий вдох за другим, и сердце у него разрывалось от боли, потому что с каждым вдохом аромат становился все менее и менее уловимым.

А потом она исчезла вновь.

Когда он открыл глаза, лягушка сидела на пороге кухни. Она развернулась и выскочила сквозь прореху в сетчатой двери. Вэнс машинально двинулся следом.

Он открыл дверь и увидел, что лягушка скачет по двору. Следуя за ней, Вэнс очутился на краю участка. Лягушка остановилась у беседки, тараща на него глаза.

Старик поколебался, потом огляделся по сторонам. Здесь явно побывала Эмили: кусты самшита вокруг беседки были аккуратно подстрижены. Ему вдруг вспомнилось, что, после того как Лили умерла, Далси взяла эту задачу на себя. Она так старалась управиться со всем сама, а ведь ей тогда было всего двенадцать. Он должен был быть рядом с ней, должен был взять все заботы на себя, вместо того чтобы откупаться от нее деньгами. А он развалился на части, и все вокруг него тоже пришло в упадок.

Лили бы этого не хотела. Может, именно это она и пытается дать ему понять? В прошлый раз она подложила лягушку в сушилку, чтобы сказать ему, что пора перестать цепляться за привычный уклад, перестать бояться перемен, естественного хода вещей.

Он должен прекратить попусту растрачивать оставшееся ему время. У него есть внучка, о которой нужно заботиться.

Вэнс глубоко вздохнул и кивнул лягушке в ответ на ее безмолвный вопрос. Он позвонит их старому садовнику. Его семья до сих пор занимается этим ремеслом. Нужно привести все здесь в порядок. Вэнс обернулся и посмотрел на дом. Не так он выглядел при жизни Лили. Нужно нанять кровельщика. И маляра.

Да.

Он начнет выдавать Эмили карманные деньги. И поговорит с ней насчет колледжа. Например, она поступит в колледж Северной Каролины, где училась Лили, — до него ехать всего ничего. И станет приезжать домой на выходные и каникулы. Может, она даже захочет вернуться сюда после окончания.

Да.

Хм, он даже построит ей дом на озере в подарок к свадьбе.

А вдруг она выйдет замуж за Вина Коффи?

Тогда не будет никакого свадебного вечера, это уж точно.

Впрочем, зная Вина, можно предположить обратное.

Вэнс улыбнулся при мысли о том, как будет выглядеть Эмили в день своей свадьбы. Свадебное платье Лили до сих пор хранилось на чердаке. Может быть, Эмили даже захочет его надеть.

Свадебный торт, разумеется, будет печь Джулия.

Вэнс фыркнул при мысли о том, как далеко вперед забегает.

Может, росту в нем и достаточно, чтобы заглянуть в будущее, но как же давно он уже этого не делал.

Он и забыл, какое оно сияющее, это будущее.

Такое, что сердцу вдруг стало тесно в груди.

Семь дней спустя Эмили начала чувствовать себя так, как будто живет внутри огромного мыльного пузыря в ожидании, когда наконец истечет срок наказания Вина. Она уже стала подозревать, что отец будет держать его под домашним арестом до конца жизни.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы ей нечем было себя занять все это время. На Вэнса вдруг ни с того ни с сего нашел приступ улучшения дома, и это было бы даже неплохо, если бы Эмили каждое утро не просыпалась то от грохота молотка по кровле, то от рева газонокосилки на заднем дворе, то от резкого запаха краски. Когда девочка поинтересовалась у деда, с чего вдруг такая спешка, тот ответил, что скоро пойдет дождь и он хочет, чтобы к тому времени все было готово.

В Маллаби как раз установилась страшная жара, поэтому Эмили трудно было поверить, что будет дождь. Однако всякий раз, когда она спускалась на первый этаж, раздраженная круглосуточным пеклом, дедушка Вэнс твердил ей, что волноваться не стоит, скоро пойдет дождь и станет прохладней. Когда она наконец спросила его, с чего он это взял, он ответил, что так ему сказали суставы. Спорить она не стала: ей не слишком хотелось задаваться вопросом, почему он разговаривает со своими суставами.

Каждый день, когда Вэнс укладывался вздремнуть после обеда, Эмили под предлогом, что не хочет ему мешать, отправлялась к соседям, чтобы побыть немного в кондиционированной прохладе. Впрочем, нельзя сказать, чтобы это ей удавалось. Несмотря на жару, Джулия каждый день пекла что-то у себя в кухоньке, открыв окно нараспашку. Когда Эмили спросила, зачем она это делает, та ответила, что зовет одного человека. Дальнейших вопросов Эмили не задавала. Ей достаточно было того, что в это верит Джулия. Пока она пекла, Эмили рассказывала ей про Вина. Джулия, похоже, была рада, что теперь девочке все известно. Эмили знала, что соседка простила ее мать за то, что та делала в школе. И вообще, похоже, за последнее время Джулия много кого простила. Она стала казаться почти умиротворенной.

Каждый день в пять часов вечера Джулия брала свежеиспеченный торт и куда-то уходила, сразу же после того как с работы возвращалась Стелла. На седьмой день Эмили наконец не выдержала и спросила Стеллу, куда Джулия уносит свои творения. Поначалу она думала, что в ресторан, но потом до нее дошло, что Джулия ни разу за все время не вернулась домой вечером, и ее одолело любопытство.

— Она носит их Сойеру, — пояснила Стелла.

— И что, он все их съедает? — поразилась Эмили.

— Не волнуйся. Ему нужна энергия для ночных упражнений. — Стелла в ужасе прикрыла рукой рот. — Я этого не говорила. Ты ничего не слышала. Вот черт. Мне нужно срочно выпить вина. И помни: не бери с меня пример.

Эмили любила эти вечерние посиделки на заднем крыльце у Стеллы после ухода Джулии, любила наблюдать, как день плавно перетекает в вечер, в ожидании ужина в обществе деда. Иногда Стелла рассказывала ей что-нибудь о маме. Стелла была непревзойденной рассказчицей, а ее бурное прошлое давало ей нескончаемую пищу для баек. И ни разу за все это время Эмили не показалось, что Стелла недовольна своей теперешней жизнью. У нее было такое чувство, что эти истории продиктованы чем-то бо́льшим, нежели желанием повернуть время вспять и что-то исправить.

В тот вечер, возвращаясь домой, Эмили вдруг подумала, что от жары жизнь в Маллаби замедлилась еще больше, если такое вообще было возможно. Толпы туристов никуда не исчезли, но в округе царила тишина, лишь время от времени нарушаемая гулом вентилятора или кондиционера, когда она проходила мимо очередного дома. Такое впечатление, будто все дружно погрузились в спячку в ожидании чего-то такого.

И в конце концов к ночи это произошло.

Едва стемнело, как разразилась чудовищная гроза. Она налетела так неожиданно и с такой яростью, что Эмили с Вэнсом наперегонки бросились закрывать окна, смеясь, как будто это была веселая игра. Потом они вместе стояли на крыльце и смотрели на плотную стену дождя. Эмили вдруг стало казаться, что исход дня приближает ее к концу истории, и от этого почему-то было грустно. Она изобрела какой-то предлог, чтобы остаться с дедушкой Вэнсом. Они играли в карты и разглядывали фотоальбомы, которые как по волшебству извлек откуда-то старик, — фотоальбомы, полные фотографий ее матери.

Наконец дедушка Вэнс сказал, что хочет спать, и Эмили неохотно пожелала ему спокойной ночи. Она поднялась на второй этаж, пошла к себе в комнату и только тут поняла, что забыла закрыть балкон. Дождь хлестал в окно, и на полу перед балконом растекалась огромная лужа. Примерно час Эмили вытирала пол, двери, стены и всю находящуюся рядом мебель. Потом побросала мокрые полотенца в ванну и стащила с себя влажную одежду.

Покончив с этим, она натянула хлопчатобумажную ночнушку и нырнула в постель. Температура резко упала, и укрыться на ночь простыней показалось ей почти неприличной роскошью. Дождевые капли барабанили по стеклу с таким звуком, как будто с неба сыпались монеты.

Несколько часов спустя она проснулась оттого, что во сне сбросила с себя простыню. Вокруг было тихо, и эта странная тишина производила впечатление оборванного на полуслове предложения. Гроза миновала, и в комнате снова стало неприятно жарко.

Эмили открыла глаза и увидела, что сквозь щели в шторах сочится лунный свет. Она медленно выбралась из постели, подошла к балкону и распахнула двери. Набухшие от дождевой влаги сучья деревьев так отяжелели, что почти распластались по полу балкона. Снова вернулась жара типичной южной летней ночи с ее влажной духотой, но лунный свет, искрящийся на влажных поверхностях, создавал иллюзию, будто все вокруг подернуто льдом.

А ведь поначалу все это казалось ей таким чужим. Когда Эмили только приехала сюда, она не знала еще, что так полюбит эти места.

Она вообще многого не знала, когда только приехала.

О вещах странных и поразительных…

Лунный свет, обрисовывавший прямоугольник балконной двери, выхватывал из темноты всего несколько дюймов стены, но этого оказалось достаточно, чтобы внезапно заметить, что рисунок в виде фаз луны на обоях, с которым она прожила всю эту неделю, исчез. Вместо него стену покрывал узор в виде длинных желтых полос на причудливом темном фоне, точный цвет которого назвать Эмили затруднялась. Выглядело это как открытые темные окна и двери, сквозь которые лился свет. Обыкновенно обои служили отражением ее настроения или положения дел, но разгадать значение этого рисунка Эмили не могла. Новая дверь, которая открывается перед ней? Освобождение от чего-то?