— Взгляни-ка на свое ожерелье, ангел.

Роберта опустила глаза вниз: ее звездный рубин, который уже много недель подряд был темнее, чем голубиная кровь, теперь снова обрел свой ярко-красный цвет.

Она подняла взгляд на мужа и сказала:

— Тетя Келли была права. Я думаю, что опасность, угрожавшая мне, исчезла за этой дверью несколько минут назад.

— Я люблю тебя, ангел, — сказал Гордон и, не в силах сдержаться, снова поцеловал ее зовущие губы.

— И я люблю тебя, — ответила Роберта.

Не обращая внимания на толпу придворных, все еще наблюдающих за ними, она схватила руку мужа и приложила к своему животу, который слегка зашевелился в этот момент от движений ребенка. И с сияющими глазами, в которых, казалось, отразилась ее душа, прошептала:

— Увези нас домой, Горди. Увези нас в Хайленд, в родные края.

Гордон кивнул и поднес ее руки к губам. Сначала поцеловал правую руку, а потом,

устремив свой взгляд на нежный цветок Афродиты, темнеющий на ее левой, приложился поцелуем и к нему.

— Миледи, я весь в вашем распоряжении. Ваше желание для меня закон.

С этими словами он подхватил Роберту на руки и вынес из аудиенц-зала.


Малыш появился на свет восьмого февраля, в первую годовщину со дня смерти Марии Стюарт, в такую ужасную хайлендскую пургу, какой не помнили даже старики. Гордон назвал сына Хантером , в честь того памятного лета в охотничьем домике, когда он сделал Роберту своей женой.

А вслед за тем появилась и она, их маленькая дочка. Совершенно неожиданно, через четверть часа после брата, который оказался проворней ее. И Роберта назвала свою дочь Марией в память о казненной шотландской королеве Марии Стюарт.

А на другое утро, когда все волнения, связанные с появлением на свет новых наследников Инверэри, были уже позади, мать и отец остались одни в своей комнате. Прислонившись к спинке своей кровати, Роберта баюкала дочь на руках, в то время как Гордон, сидя рядом с ней, прижимал к груди сына.

Когда раздался стук в дверь, Гордон взглянул на жену и спросил:

— Ты готова принять посетителей, ангел?

Роберта кивнула.

— Надеюсь, Гэвину понравится его сестренка.

— Входите, — позвал Гордон.

Дверь медленно открылась. И тут же мальчишеский голос приказал:

— Назад, Смучес!

Но Смучес не послушался и первым влетел в комнату. Вслед за ним вбежали Гэвин и Дункан. Затем вошел герцог и, подхватив собаку на руки, улыбнулся, глядя на гордых родителей.

С жадностью мальчики принялись разглядывать своих крохотных брата и сестру.

— Он такой маленький, — разочарованно сказал Дункан, стоя рядом с отцом.

— А она вся сморщенная, — трагическим шепотом проговорил Гэвин.

— Все младенцы маленькие и сморщенные, — успокоил их дед. — Как только они подрастут, кожа разгладится.

— А я никогда не был таким маленьким, — заявил Дункан.

— Я тоже, — поддакнул Гэвин.

— Вы готовы, ребята? — серьезно посмотрев на них, спросил герцог Магнус.

Мальчики кивнули и встали на колени перед отцом, держащим на руках их маленького брата. Герцог вынул из ножен кинжал с рукояткой, украшенной драгоценными камнями, и передал его старшему внуку.

Дункан взял кинжал и, подняв его высоко вверх, произнес торжественным тоном:

— Всем святым и этим родовым кинжалом Кэмпбелов я клянусь в нерушимой верности Хантеру Кэмпбелу, будущему господину Инверэри и Арджила.

Потом Гэвин взял из рук брата кинжал, поднял его вверх и… забыл свою речь. Он растерянно оглянулся на Роберту, она кивком подбодрила его, и тогда он произнес:

— И я тоже.

— Спасибо вам, сыновья, — сказал Гордон. — Я горжусь вами.

— Это было прекрасно, — подхватила Роберта.

— Я научу Хантера, как совершать набеги на другие кланы, — заявил Дункан.

— А я научу Марию танцевать, — с улыбкой сказал Гэвин.

— Ну а теперь пора за уроки, — вмешался герцог Магнус. — Вы сможете повидать ваших братика и сестричку завтра утром.

Гордон взглянул на Роберту, и она кивком ответила на его безмолвный вопрос.

— Дункан, мы с леди Робертой хотели бы, чтобы ты стал крестным отцом Хантеру, — сказал он сыну.

— Я согласен, — ответил Дункан, надувшись от гордости.

— Гэвин, подойди сюда, — позвала Роберта. А когда мальчик подошел к постели, спросила: — Тебе нравится твоя сестренка?

Гэвин кивнул. Он коснулся пальцем крошечной ладони малышки и, почувствовав, как та своей слабенькой ручкой вдруг ухватила его за палец, ласково улыбнулся ей.

— Ты бы хотел стать крестным отцом Марии? — спросила Роберта.

— Я буду защищать ее всю свою жизнь, — пообещал Гэвин, и его серые глаза, так похожие на отцовские, заблестели от волнения.

— А ты убьешь чудовище, если оно появится у нее под кроватью? — спросил Гордон.

Гэвин торжественно кивнул и, приблизившись к сестре, прошептал:

— Миледи, ваш защитник с вами.

Герцог Магнус повел внуков к двери, но в последний момент Гэвин снова подбежал к кровати.

— Я люблю вас, леди Роб, — сказал мальчик, целуя ее в щеку. — Спасибо вам за сестренку.

— Милый, — со слезами на глазах отвечала Роберта. — Я тоже люблю тебя.

Гэвин снова поцеловал ее в щеку и громким шепотом спросил:

— Как вы думаете, кроме братьев, Мария захочет себе и сестренку?

Гордон весело хмыкнул, и жена укоризненно взглянула на него. А повернувшись к мальчику, она сказала:

— Возможно, Мария и захочет сестренку. Но мы спросим ее об этом, когда она немного подрастет.

Как только отец и сыновья вышли, Гордон встал и бережно уложил Хантера в колыбельку. Потом взял Марию из рук матери и уложил рядом в другую колыбель.

Вернувшись к постели, он заключил жену в объятия и нежно поцеловал. А когда она удовлетворенно вздохнула, прижал ее голову к своей груди.

— Спасибо тебе за сына и за дочь.

— Пожалуйста, милорд. — Роберта улыбнулась, глядя в его потеплевшие серые глаза, но тут ей самой на глаза навернулись нежданные слезы. — И тебе спасибо, что подарил мне дом, где мне действительно хорошо.

— Хочешь, я опять повторю те слова? — тихо спросил Гордон.

— Да, ты ведь обещал говорить мне их каждый день всю нашу жизнь.

— Я люблю тебя больше жизни, мой нежный ангел, — прошептал Гордон голосом, хриплым от волнения. — Только тебя! Навсегда!..

— Я тоже люблю тебя, Горди, — отозвалась вслед за ним Роберта, и губы их встретились в нежном поцелуе. — И всегда буду любить. «Ты один, и никто другой».