— Чем могу быть вам полезна, леди Керр?

— Мне нужно с тобой поговорить.

Роберта удивленно подняла брови:

— О чем же это?

— Пожалуйста, я очень нуждаюсь в твоей помощи, — простонала Лавиния. Лицо ее было тревожным и озабоченным. — Можно мне войти?

Роберта на долю секунды заколебалась, но потом сделала шаг в сторону и распахнула дверь пошире, пропуская Лавинию. Та не замедлила проскользнуть внутрь.

Обе женщины уселись перед камином. Роберта ждала, пока гостья заговорит, с беспокойством думая: лишь бы Генрих Талбот не явился, пока Лавиния здесь.

— Я очень сожалею о твоих неприятностях, — начала неуверенно та. — Это все Мунго виноват. Он заставил меня затеять с тобой спор в тот вечер и украл твои перчатки, пока мы все были на поминальной службе в церкви.

Роберта с удивлением уставилась на нее.

— Мунго хотел, чтобы тебя обвинили в колдовстве, когда я притворно заболею, — пояснила Лавиния. — Я отказалась притворяться больной, но потом вдруг действительно заболела. Но ведь не ты накликала на меня болезнь, правда?

Эти слова переполнили чашу терпения Роберты.

— Я наслушалась достаточно, — коротко сказала она. — Прошу вас уйти, леди Керр.

— Прости меня! — взмолилась та, простирая к ней руки. — Я по твоему лицу вижу, что ты не виновата. Должно быть, сам Мунго подсыпал мне что-то в вино. Он ненавидит весь ваш клан Макартуров и всю свою жизнь только и ждал случая, чтобы отомстить.

— Почему он винит мою мать в смерти своего отца? — спросила Роберта.

— Много лет назад его отец похитил твою мать, — ответила Лавиния. — Но бог, видно, наказал его за это, и он утонул, переправляясь с ней через озеро. Макартуры так никогда и не узнали, что это был Маккинон, потому что похититель был в одежде клана Менци. В то же время твой отец враждовал с Менци из-за земли, и все решили, что твою мать увез кто-то из Менци.

Роберта откинулась к спинке кресла и устало закрыла глаза. Теперь она знала, кто пытался столкнуть ее в львиную яму в королевском зверинце в Лондоне, кто покушался на жизнь ее брата в Хэмптон-Корте.

— Если ты в самом деле сожалеешь об этом, — сказала она, пристально глядя на Лавинию, — ты должна пойти и рассказать обо всем королю.

— Я не могу этого сделать, — испугалась Лавиния. — Мунго пригрозил, что убьет меня. К тому же Яков не станет слушать меня, после того… — тут она заколебалась, — после того, как он видел твой знак.

— Тогда зачем ты рассказываешь все это мне? — спросила Роберта.

— Мне нужна твоя помощь, — призналась Лавиния. — Опасаясь постоянных угроз Мунго, я решила стать любовницей короля. Но мне никак не удается привлечь к себе внимание Якова. Я хочу, чтобы ты дала мне приворотное зелье.

Роберта разразилась смехом.

— Я же не колдунья, Ливи, и не умею готовить приворотное зелье.

Лавиния заметно упала духом.

— Я понимаю, почему ты не хочешь мне помочь. Несмотря на все зло, которое та ей причинила, Роберта не могла остаться безучастной к переживаниям Лавинии. Признание в любви, которое ей самой сделал сегодня муж, смягчило ее сердце. Ей было уже трудно не сочувствовать чужому горю.

— Я не могу приготовить тебе приворотное зелье, — сказала она, — но могу рассказать, что помогло мне завоевать Горди.

— Что? — встрепенулась Лавиния.

— Ты должна накормить короля хлебцем из заговоренного ячменя, — ответила Роберта и тут же представила, как муж молча трясется от смеха за пологом кровати.

— Я не понимаю.

— Этот хлебец еще называют пирожком Афродиты, — объяснила Роберта. — Ты замесишь маленький кусочек теста, приложишь его у себя между ног, а потом испечешь его. Накорми им Якова, и он с тебя глаз не будет сводить.

— Я должна… — Лавиния зарделась и опустила глаза. — Я должна сделать так, чтобы мои любовные соки пропитали это тесто?

Роберта изо всех сил сдерживала смех.

— Конечно, это не повредит, а может, даже и лучше поможет делу.

— Большое спасибо тебе, — вставая с кресла, с благодарной улыбкой сказала Лавиния. — Вот почему тебе удалось отбить у меня Гордона. Я так и думала, тебе что-то помогло. Я в долгу у тебя, Роберта, и обязательно пошлю Гордону столько золота, сколько смогу уделить для твоего выкупа.

— Любая монета не будет лишней, — сухо сказала Роберта. Она проводила гостью и заперла за ней дверь. Затем подошла к кровати и, отдернув полог, спросила:

— Ну как, ты слышал?

Гордон расхохотался, но тут же помрачнел.

— Я убью этого подонка Маккинона!

— Не делай глупостей, — сказала Роберта, бросаясь в его объятия. И, поцеловав, спросила: — Ты сможешь собрать столько золота?

— С этим не торопись, ангел. — Гордон в ответ поцеловал ее в губы. — Могу только обещать тебе, что ровно через три недели, начиная с сегодняшней ночи, ты будешь спать в особняке Кэмпбел в одной постели со мной. А на следующее утро мы уже будем вместе скакать по дороге, ведущей в Арджил.

Роберта протянула левую руку с родимым пятном и погладила его по щеке.

— Горди?..

Уловив в ее голосе просительную нотку, Гордон тут же поцеловал ей ладонь и поклялся:

— Я люблю тебя, ангел. И всегда буду любить. Помнишь, как написано на наших обручальных кольцах: «Ты, и никто другой»!

Их губы встретились в нежном упоительном поцелуе.

И тут раздался новый стук в дверь.

— Это Генри, — сказал приглушенный голос за дверью. — Откройте.

— Одну минуту, — откликнулась Роберта.

Гордон быстро поцеловал ее напоследок и встал с постели.

— Иди впусти его, пока я одеваюсь.

Роберта зашлепала босыми ногами к двери и впустила Генри. Потом заперла за ним дверь.

Генри подмигнул, склоняясь над ее рукой:

— Я вижу, что супружеский визит пошел тебе на пользу, дорогая. Твои щеки цветут, как розы.

— Спасибо тебе за помощь, — сказала Роберта. А румянец ее стал еще ярче от смущения.

— Я сделал это с радостью, — ответил он. — Ну, почти с радостью. Итак, ты уже готов, Инверэри?

Роберта поглядела на мужа и едва удержалась от смеха. Поверх штанов и рубашки Гордон напялил юбку и накидку, а лохматый длинноволосый парик довершил его сходство с какой-то нескладной и долговязой трактирной служанкой.

— Боже милостивый, Инверэри, ты самая уродливая женщина, которую я когда-либо видел, — критически оглядев его, заметил Генри. — Если меня увидят с тобой, моя репутация погибла навеки. Попробуй, докажи потом, что у меня есть хоть какой-то вкус.

На прощанье Роберта бросилась в объятия мужа.

— А я думаю, что ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видела, — сказала она.

— Спасибо тебе, любовь моя. — Гордон наклонился и поцеловал ее в губы.

— Гм, гм, — деликатно хмыкнул Генри.

Гордон взглянул на него:

— Хорошо, Ладлоу. Я иду. Только не лапай меня, пока мы выходим.

— Боже мой, Инверэри, да идти, просто обнимая тебя за талию, и то величайшая жертва с моей стороны, — не задумываясь, отпарировал тот.

Гордон еще раз торопливо поцеловал Роберту:

— Позаботься о нашем ребенке, ангел. Увидимся через три недели.

И с этими словами он исчез.

Заперев за ними дверь, Роберта плотно сомкнула веки, пытаясь сдержать слезы. Тугой комок подступил к горлу, и она тщетно пыталась проглотить его.

Гордон любил ее. Это главное. И теперь она найдет в себе силы, чтобы перенести то, что принесут ей следующие три недели.

19

«Я люблю тебя. Я люблю тебя больше жизни». Эти магические слова и в самом деле оживили Роберту; они дали ей внутренние силы, чтобы вынести еще целых три недели одиночества и тревожного ожидания своей участи. И вот пришел тот последний день, когда золото должно было решить ее судьбу.

Вечером, на сорок второй день ее плена, Роберта стояла между двумя офицерами королевской стражи перед возвышением в зале для королевских аудиенций. Все придворные Якова Стюарта собрались тут и переговаривались приглушенными голосами, гадая, что им предстоит увидеть: или жену Кэмпбела осудят как ведьму, или она обретет свободу.

В первом ряду гудящей толпы стояла Лавиния Керр. Неподалеку от нее держались вместе граф Босуэл, Генри Талбот и Роджер Дебре. А слева возле помоста, на противоположном его конце Мунго Маккинон ждал обещанного золота. Король Яков, с мокрым от слюны ртом, сидел на возвышении на своем почетном месте.

Хотя гордость вынуждала Роберту сохранять видимое спокойствие, каждый нерв ее был до предела напряжен, и все в ней трепетало от ужаса. Едва держась на ослабевших ногах, она молила бога только об одном: чтобы ей хватило сил не упасть сейчас в обморок.

«А где же Гордон? — билось у нее в мозгу. — Будет ли она сегодня ночью спать с ним в особняке Кэмпбел, как он обещал? Или толпа придворных набросится на нее, словно стая голодных волков и поволочет к странному эшафоту, что высится перед Эдинбургским замком?»

Пробило шесть, и тут же в дверях замка появился Гордон. С видом серьезным и даже мрачным, он подождал, пока наступит тишина, все взгляды устремятся на него, и выступил вперед.

Схватившись руками за свой уже заметно округлившийся живот, Роберта покачнулась на подгибающихся ногах. По лицу мужа она поняла, что ему не удалось собрать нужную сумму.

В нарушение всех правил придворного этикета, не обращая внимания на короля, Гордон подошел и остановился перед Робертой. Уж не в последний ли раз он обратил к ней свою улыбку и поднес ее руку к губам?

— Миледи, ваш защитник с вами, — прошептал он хрипловатым голосом, и эти слова, впервые услышанные ею когда-то от Гэвина, придали Роберте мужества.

Не в силах от сжимающего душу страха вымолвить хоть слово, она только обратила к нему дрожащую улыбку и кивнула, показывая, что полагается на него.

Отойдя от нее, Гордон сделал шаг к королю и склонился в поклоне.

— Государь, я пришел забрать свою жену, — заявил он.