— Если хочешь, то я по-прежнему буду заниматься твоими первыми двумя книгами. Некоторое время гонорары тебе будут обеспечены.

— Спасибо.

— Благодарностью будут мои десять процентов.

Они улыбнулись друг другу, выражая полное взаимопонимание и дружбу. Крис продолжал:

— В Нью-Йорке немало найдется агентов, которые готовы на все, вплоть до убийства, чтобы ты оказалась в числе их клиентов. Ты можешь взять список и просто выбрать. Я предлагаю тебе переговорить с несколькими.

— Как я сделала тогда, когда выбирала тебя?

Губы Криса искривились при воспоминании об этом. Он ничего не слышал о Жаклин Кирби, когда она впервые позвонила ему и сказала, что ищет литературного агента и хотела бы поговорить с ним. Холодная наглость заявления захватывала дух; еще не публиковавшиеся авторы не проводят собеседования агентов, они умоляют этих богоподобных существ бросить взгляд на их рукописи. Крис начал было это объяснять, когда холодный надменный голос на другом конце провода прервал его:

— Я работала с Хэтти Фостер. Полагаю, вы ее знаете.

Крис должен был признать, что предположение оказалось правильным. Хэтти Фостер была одной из наиболее известных фигур в издательском деле, к которой многие питали искреннюю неприязнь. В своих компаньонах она вызывала к себе такое же отвращение — невозможно было не любить ее еще сильнее, — как и в редакторах и издателях. Не была она популярна и среди авторов, которых вводила в заблуждение и как будто бы обманывала. Немногим ранее, в начале этого года, она оказалась центральной фигурой в потрясшем издательский мир скандале, который еще более запятнал и без того отнюдь не безупречную репутацию Хэтти. Дело об убийстве первой степени, которое распутал детектив О’Брайен и женщина по имени…

Крис сложил губы в беззвучном свисте. Неудивительно, что имя звонившей ему женщины звучало странно знакомым.

— Я знаю ее, — сказал он осторожно.

— Не говори, не говори. Локотком толкни, толкни, а затем моргни, моргни.

— Что? — Крис оторвал телефонную трубку от уха и уставился на нее.

— Прошу прощения, я уклонилась от темы разговора. Хэтти просмотрела рукопись «Последней слабой надежды любви» и сделала предложение. — Она назвала сумму, которая заставила брови Криса поползти вверх. — Я чувствую, однако, что книга заслуживает более широкого круга читателей. Помимо этого, мне не совсем удобно работать с Хэтти. Я решила оставить ее и найти другого агента.

— Но… — Крис попытался вежливо объяснить сложившуюся ситуацию, но не справился с задачей. — Но, мисс, гм, миссис Кирби, вы не можете этого сделать. Я не могу увести автора у своего коллеги, особенно если это — Хэтти Фостер.

— А я могу. — Заявление сопровождалось скрежещущим звуком, как будто она скрипела зубами.

И она смогла. После того как Крис прочел первые пять-десять страниц рукописи, прибывшие к нему с курьером в полдень, он позвонил Хэтти и та заверила его, что никогда не удерживала у себя недовольного клиента договором. Более того, она пожелала им обоим удачи. Высказывание было настолько нехарактерно для Хэтти, что Крис предположил, что Жаклин шантажировала ее. Он не задал ей вопросов ни тогда, ни позднее; он не хотел об этом ничего знать.

— Имена? — спросила Жаклин, и Крис вернулся из прошлого к делам текущего дня.

Они обсудили много кандидатур, а также животрепещущий вопрос о преимуществах больших агентов по сравнению с независимыми агентами, но для Криса становилось все очевиднее, что сердце Жаклин не лежало ни к одному из них.

— Я даже не знаю, хочу ли я другого агента, — пробормотала она, изучая перечень десертов в меню.

— Посмотри дальше, у них есть шоколадный торт.

— Я как раз собираюсь его заказать. Ты ведь не слышал от меня ни единого слова насчет диеты, не так ли? — Она не дала ему возможности ответить. — И ворчу я вовсе не из-за этого. Я расстроена. Не буду отговаривать тебя, нет, правда, но мне претит сама мысль о поисках другого агента. Мне не повезло в первый раз. Как я могу надеяться, что это не повторится и в следующий.

Комплимент был до неприличия откровенным, но прозвучал искренне. Крис просиял.

— Не полагайся на удачу. Подключи свою смекалку.

— Я не знаю, хочу ли я еще писать.

— Чепуха. — Крис обратился к официанту. — Два кофе, а леди хочет еще один «Смертельный восторг».

Жаклин откинулась назад и принялась созерцать свою руку, унизанную кольцами.

— Ты знаешь, я написала книгу в качестве шутки. Окруженная авторами романов, я не могла поверить в то, что дерьмо, которое я читала, в действительности было опубликовано… Я была потрясена, когда моя книга проделала тот же путь.

— Так же, как и я. — Своим искренним признанием Крис заработал враждебный взгляд зеленых глаз своей клиентки. Он попытался исправить положение: — Никто не знает, почему книга становится бестселлером, Жаклин. Твой первый роман удался. Второй был сильнее, профессиональнее. Если ты будешь продолжать развивать…

— Но я не хочу продолжать. Я ненавижу эти проклятые книги. — Официант шлепнул на стол перед Жаклин тарелку с тортом и поспешно ретировался. Она уныло разглядывала свою порцию. — О, не надо беспокоиться, у меня не развилась «звездная болезнь»; я не хочу создавать литературные шедевры или получить Пулитцеровскую премию. Критики могут называть мои книги народными романами, но их гораздо труднее писать, чем элитарную заумь. Народный роман — это лишь одна из форм беллетристики наших дней, в которой есть сюжет. Я люблю сюжеты. Мне нравятся книги, у которых есть начало, середина и конец. И я горжусь тем, что делаю, и не имею желания читать или писать что-нибудь еще. С начала этого века было написано не более полдюжины хороших исторических романов, если считать шеститомную сагу Дороти Даннет за одно произведение. «Унесенные ветром», «Памятные времена», «Катерина», «Амбер», «Обнаженная во льду»… Ты только что вздрогнул, Крис? Почему?

— Я не вздрогнул, это было… Ничего.

Жаклин была слишком занята своими жалобами, чтобы продолжать допытываться.

— Ну хорошо, пусть «Обнаженная во льду» и не исторический роман. Это уникальная смесь фантазии и фактов, взрослый вариант «Властелина колец», литературная перебранка «Клана пещерного медведя», этакое «Унесенные ветром» плиоценовой эпохи. Но ты знаешь, что объединяет все эти книги помимо того, что все они являются бестселлерами? Ни один орган тела не забьется, не напряжется и не запульсирует! Честно говоря, Крис, если мне придется написать еще одну так называемую любовную сцену, то я начну хихикать и не смогу остановиться. А через три или четыре дня меня найдут лежащей за пишущей машинкой и истерически смеющейся, вызовут машину «скорой помощи», на которой меня увезут… Крис, ты вздрогнул. Я смотрела на тебя.

— Что ты хочешь написать? — спросил Крис.

— Книгу шуток, — живо ответила Жаклин. — Лунатический фарс, дьявольски остроумную, полную саркастического юмора работу, похожую на «Черную беду» или «Холодную удобную ферму». А может быть, повесть-фантазию. — Ее веки, губы и перья на шляпе задумчиво обвисли. — Славную повесть. Или рассказ-загадку. Я всегда думала, что смогла бы написать восхитительный таинственный рассказ. У меня есть друг…

Крис не вздрогнул, он съежился. Одним из недостатков Жаклин как клиента было то, что у нее были «эти друзья», которые выдвигали время от времени предложения, направленные на то, чтобы свести ее литературного агента с ума. «Ты хочешь сказать, что твой агент не подарил тебе ничего от Тиффани? Дорогая, все писатели, сотворившие бестселлер, заслуживают внимания в виде маленькой безделушки от Тиффани». Благодаря одному из таких друзей Жаклин не на шутку пристрастилась к «Зеленой таверне».

Плотно сжав губы, Крис терпеливо слушал болтовню Жаклин про ее подружку Катриону, популярную писательницу детективов, которая была абсолютно уверена в том, что Жаклин могла бы написать потрясающий приключенческий роман, если бы только захотела. Наконец он мягко сказал:

— Я уверен, ты можешь. Конечно, тебе не удастся получить за него много денег.

— О!.. — Жаклин рассмотрела гнетущее предположение и неохотно кивнула. — Катриона говорит, что детективы не приносят больших доходов.

— Удачливые писатели, подобные твоей подруге, существуют весьма неплохо. Однако они не задерживаются в списках «Таймс» более полугода.

Изумрудные глаза Жаклин сузились, и Крис поспешно добавил:

— Я знаю, бывают исключения. Я просто не советую бросать проверенный жанр ради призрачного успеха.

— Но, Крис, я уже говорила тебе, что если мне будет нужно написать «грубовато-красивый» или «волнующая мужественность» еще хоть раз…

Крис теперь слушал, не прерывая. Жаклин остановилась сама, чтобы перевести дух.

— Я знаю, здесь что-то кроется. Что? Что это?

— Как ты посмотришь на то, чтобы написать продолжение «Обнаженной во льду»?

Заключенный в груди Жаклин воздух вырвался в виде пошлого порыва ветра, взметнувшего вверх края бумажной салфетки, на которой стоял бокал «Смертельного восторга».

— Так это?.. Это то, что ты… Слава Богу! Я боялась… я думала, что ты собираешься сказать мне о своей неизлечимой болезни или… — Она неожиданно перешла на визг: — Что ты сказал? Ты сказал… я… продолжение… «Обнаженная»?..

— Ты, продолжение, «Обнаженная».

Крис наблюдал за тем, как известие уляжется в ее сознании, чтобы в нужный момент позвать официанта и заказать шампанское. Представившийся случай стоил того. Первый и единственный раз за все время их знакомства он видел Жаклин лишившейся дара речи.

Крис знал, что ему не нужно говорить Жаклин о том, каким головокружительным успехом может обернуться это предложение. Если в последние десять лет и появилась какая-нибудь книга, известная не только читающей публике, но и тем, кто, шевеля губами, с трудом разбирал надписи на продуктовых упаковках, то это была «Обнаженная во льду».