— Равелле нравится Адриан, как мог бы нравиться любимый брат, — ответила леди Гарриэт. — Никого не было в ее жизни, кроме тебя, Себастьян, и ты прекрасно знаешь это.

В Линке герцог испытал разочарование. Адриан Холлидей не слышал о Равелле, и она не появлялась здесь.

Двое мужчин разговаривали почти до утра, но не пришли к заключению, где же может прятаться Равелла.

Мисс Примингтон в своей академии в Милдью была удивлена, когда герцог заехал к ней на следующее утро. Она улыбалась и кланялась, принимая его, но не смогла быть полезной, а лишь уверяла его светлость, что Равелла не приезжала в школу и не обращалась с просьбой о работе.

Неспособный думать о чем-нибудь еще, герцог вернулся в Линке. Адриан ждал его с нетерпением, встречая каждый дилижанс, проходящий через деревню.

Герцог не сказал своему управляющему, что у него есть личный интерес в том, чтобы найти Равеллу, кроме естественного беспокойства о подопечной. Но Адриан оказался бы совсем слепым, если бы не увидел беспокойства в глазах герцога и того, что он утратил обычную томность и равнодушие.

В его светлости чувствовалось огромное напряжение, у него пропал аппетит, ему не хотелось даже сделать глоток вина.

— Где она может быть? — спросил герцог, и в голосе было столько отчаяния, что Адриан удивленно посмотрел на него:

— Я хотел бы ответить на вопрос, ваша светлость. Я думал об этом весь день.

— Ладно, подумаем еще, — приказал герцог, прохаживаясь по гостиной, как будто не мог сидеть спокойно. — Предположим, вы оказались бы в ее положении, бежали из Мелкомба. Перед вами вся страна и Лондон с его кишащими людьми, улицами и множеством тайных мест. Куда бы вы отправились?

— Я бы пошел домой, — просто ответил Адриан, — но у меня другое положение.

Он внезапно замолк, потому что герцог воскликнул:

— Конечно, почему я не подумал об этом раньше? Дом — место, куда все идут, и Равелла тоже. Я уверен в этом.

— Но… я так понял, у нее нет дома, — пробормотал Адриан.

— На самом деле нет, но один из слуг, человек, служивший ее отцу, живет по соседству с ее старым домом. Она говорила о нем достаточно часто, но я, тупой, не слушал ее. Адам, вот как его зовут. Скажите, чтобы мне немедленно седлали лошадь.

— Сейчас, ваша светлость? Но уже становится поздно.

— Я поеду ночью, — ответил герцог.

— Приказать груму сопровождать вас?

— Нет, я поеду быстро. Велите приготовить лошадь через десять минут. Я успею переодеться.

Ночь была лунной, герцогу не пришлось ехать в темноте, а когда восходящее солнце осветило холмы Уэльса, он подумал, что не видел ничего красивее, кроме волос Равеллы. Это был как раз цвет ее локонов: бледное золотое солнце рассеивало лучи на алеющем небе и закрывало последние мерцающие звезды.

Лошадь герцога устала, но арабская кровь давала ей силы выдержать там, где другая лошадь уже свалилась бы. Возможно, то же объяснение касалось и герцога. Незаметно было следов усталости, когда он спрыгнул с седла у первой гостиницы и приказал подбежавшему конюху вычистить и накормить лошадь.

Умывшись, поев и спросив дорогу, он тронулся дальше. Ему пришлось ехать медленнее, и только к полудню он приблизился к крошечной деревушке, гнездившейся у подножия горы. В гостинице он узнал, что слуга умершего капитана Шейна живет в коттедже на краю деревни, и, не тратя больше слов, отправился туда.

Только достигнув маленькой двери, закрытой жимолостью, он глубоко вздохнул, и беспокойство в его глазах усилилось.

Он постучал, и почти сразу старый человек открыл дверь. Он был близорук и долго всматривался в герцога, прежде чем увиденное заставило его выполнять роль хорошо обученного слуги.

— Здесь ли мисс Шейн?

Герцогу было очень трудно задать этот вопрос.

— Могу я спросить ваше имя, сэр?

— Я герцог Мелкомб.

Старик открыл дверь:

— Прошу вас, входите, ваша светлость. Вашу лошадь можно привязать к ограде.

— Она останется здесь, — ответил герцог. — Она слишком устала, чтобы куда-нибудь уйти.

Он нагнул голову, чтобы войти в очень маленький коттедж, пол которого был чисто вымыт, а на столе в центре комнаты стоял букет цветов.

— Здесь ли мисс Шейн? — снова спросил герцог.

— Да, она здесь, ваша светлость, — ответил старик и добавил: — Простите, ваша светлость, но вы приехали не для того, чтобы причинить ей дальнейшие неприятности? Вчера утром она приехала совершенно изнеможенная, бедняжка. Я был слугой ее отца, и я присматривал за ней, когда она была ребенком. Я бы отдал последние годы жизни, чтобы видеть ее счастливой, но, когда она приехала, в ее лице не было счастья, лицо белое как скатерть, ваша светлость, когда она умоляла меня со слезами на глазах приютить ее.

— Успокойтесь, — сказал герцог, — меня заботит только одно — счастье мисс Шейн.

Глаза старого Адама испытующе смотрели на герцога. Это был взгляд, в котором не было ничего неуважительного. Казалось, то, что он увидел, удовлетворило его, потому что он произнес:

— Если вы, ваша светлость, выйдете из задней двери, то увидите маленький лесок. Идите по тропинке через него и найдете мисс Равеллу. Там ее любимое место, куда она еще ребенком убегала каждый раз, когда попадала в беду.

— Благодарю вас.

Герцог прошел через дом и двинулся по тропинке. Наверху на холме он мог видеть маленький дом, в котором Равелла жила со своим отцом. Теперь окна были заколочены, кругом царило запустение.

Герцогу понадобилось несколько минут, чтобы пройти через лес, который действительно был очень невелик. Сквозь густые ветви он мог видеть, что кто-то сидит на поваленном дереве, глядя на долину. Это была Равелла.

На ней белое платье, голова не покрыта. Было что-то в ее позе, в унылом наклоне головы, в подбородке, положенном на сложенные руки, что без слов сказало герцогу о ее страданиях.

Он тихо подошел и немного постоял рядом, прежде чем она равнодушно подняла голову, словно ожидая кого-то еще. В тот момент, когда глаза их встретились, она недоверчиво посмотрела на него, как будто не могла поверить себе. Затем вскочила на ноги, заливаясь румянцем.

— Пекки, это вы?

— Я, — спокойно ответил герцог. — Я приехал, Равелла, чтобы забрать вас домой.

— Но. — Она сделала неуверенный жест и отвернулась. — Но… вы простили меня?

— Вы не сделали ничего, за что надо было бы просить прощения, — ответил герцог. — Это я должен просить у вас прощения, Равелла.

Ее глаза снова посмотрели на него, словно она не могла поверить услышанному. Потом спросила, еле дыша:

— Вы слышали о деньгах… что у меня ничего нет?

— Да, — ответил герцог, — но это не имеет значения.

— Но я даже не могу представить, как смогу заплатить вам за все, что истратила, — сказала Равелла. — Я оставила платья и все вещи, думая, что можно продать их, но боюсь, они будут стоить несколько шиллингов, хотя на них истрачены сотни фунтов.

Герцог смотрел на ее лицо, на дрожащие губы, на трепещущие ресницы.

— Равелла, — начал он глубоким голосом, но она прервала его:

— Мистер Хоторн предложил, чтобы я нашла мужа, который великодушно оплатит мои долги, но, пекки, я не могу это сделать, не могу.

— Мне очень жаль, — сказал герцог, — потому что именно об этом я и хотел поговорить с вами.

— О моем замужестве?

Лицо Равеллы утратило всякий цвет.

— Да, Равелла, я спрашиваю, окажете ли вы мне честь стать моей женой?

Равелла стояла неподвижно. На мгновение казалось, что сердце ее перестало биться, потом шепотом, который он едва услышал, девушка спросила:

— Но тогда вы не женитесь… на принцессе?

— Я не намерен жениться ни на принцессе, ни на ком-нибудь еще кроме вас, Равелла, — твердо ответил герцог.

Она сложила руки на груди, чтобы сдержать волнение. Краска медленно возвращалась к ее щекам.

— Вы делаете мне предложение из благородства, потому что у меня нет денег и мне некуда идти? Нет, подождите, пекки, — добавила она, когда герцог попытался возразить. — Есть кое-что, что я хочу вам сказать. Я была очень глупой, когда приехала к вам жить. Я думаю, когда мы жили с папой, он нарочно оставлял меня в неведении. Я не понимала ничего о женщинах вроде сеньориты Делиты и леди из балета. Но теперь я поняла и хочу сказать.

— Говорите, — мягко произнес герцог.

— Вот, — сказала Равелла, и он увидел, что она дрожит. — Я никогда, в самых тайных моих мечтах, не воображала, что вы женитесь на мне. Но я думала, что, может быть, пока я не надоем вам, смогу приходить к вам и быть… вашей женщиной. Если бы вы любили меня и сделали вашей… даже на короткое время, я была бы счастлива всю оставшуюся жизнь.

Голос Равеллы замер, и в первый раз с начала своей речи она подняла на герцога глаза. К ее удивлению, глаза его сверкали. Герцог смотрел на нее с выражением, которого она никогда не видела. Внезапно он схватил ее за плечи.

— Как вы посмели говорить подобное? — закричал он. — Как вы осмелились сравнивать себя с этими женщинами, о существовании которых вы бы ничего не знали, если бы я справился со своими обязанностями по отношению к вам. Равелла, неужели вы не понимаете, что я не оказываю вам чести, прося выйти за меня замуж. Я вел скверную жизнь, которая порочит и мое воспитание, и гордый титул, которым я владею. Я умышленно выбрал порок и грех себе в компаньоны. Я не стою вас, и я прошу вас серьезно подумать, прежде чем принять мое предложение.

Герцог резко убрал руки с плеч Равеллы и, отвернувшись от нее, глядя на мирные картины вокруг, спросил:

— Вы знаете, что меня называют губителем сердец? Это удачный титул, Равелла. Я был мошенником настолько, что принял мошенничество как должное.