А в следующий миг меч врага вонзился Вольфу в грудь. Он лишь успел столкнуть с пологого холма своего сына, перед тем, как обезумевшая Яра с отчаянным криком смела огненной волной оттуда всех остальных…

Горящие воины, дым и нечеловеческие крики — всё растворилось. Она мчалась на вершину и слышала лишь гулкий стук собственного сердца, сквозь который пробивались зловещие крики чёрных воронов. Но Яра упрямо молила лишь об одном — только бы успеть!

А упав на колени перед распластанным телом любимого, она тут же прильнула к сухим жёстким губам, в надежде передать ему хотя бы малую толику своей силы. Но ничего не происходило, Вольф оставался безучастным. Голова его была безжизненно запрокинута, а взгляд остановился, устремлённый далеко ввысь. Туда, где над их головами кружили сотни чёрных воронов.

Солёные капли падали на жёсткие родные черты, на шрам, исполосовавший всю левую сторону его лица — такого родного и почти не изменившегося с момента их последней встречи. Дрожащей ладонью Яра опустила ему веки.

«Мы встретимся вновь! — пообещала она. — В этой жизни или в следующей».

Обезумевшая от горя, она издала нечеловечески крик и, уступив младшему сыну бездыханное тело отца, бросилась вдогонку за убегающими в сторону пристаней русами. Она все била и била огненными молниями по вопящими от страха врагам. Это было уже не сражение — это было уничтожение.

Ни один вражеский корабль не покинул порт. Сиротливо качались ладьи на волнах. Не осталось уже в живых ни гребцов, ни кормчих. Тела их усеяли нормандский берег, а ближе к вечеру пришел прилив и холодные морские воды поглотили их бренные останки.                                                                                      


# # #


Девушка с огненными волосами стояла за широкими спинами нормандских воинов, раздираемая болью утраты и тоской одиночества. Воины били в щиты, ритмично и монотонно. И вдруг наступила звенящая тишина, нарушаемая лишь слабым шёпотом морской волны. Викинги подожгли стрелы, вложили их в тетиву своих луков и направили те в ладью с телом своего вождя. Начинающий синеть вечерний воздух прочертили огненные линии. Ладья вспыхнула, покатилась по дощатым настилам и с громким плеском сошла на воду.

Яра стояла безвольно опустив руки и склонив голову к груди. Она отдала все силы, всю себя без остатка. Обессиленная, опустошённая настолько, что еле держалась на ногах. Ладони остыли и превратились в ледышки. Яру бил озноб и хотелось, чтобы кто-то обнял и прижал к себе. Но этому уже никогда не бывать, потому что возлюбленный уже мчится по небу навстречу Одину, который восседает на своем троне в Хлидскьяльве. И он, без сомнения, будет достоин остаться с ним в суровом раю воинов севера. Уже сегодня Вольф будет пировать со своими Богами, как того и хотел.

Охваченная огнём ладья быстро удалялась и скоро превратилась в светящуюся точку в тумане на горизонте. А Яра все стояла и ждала, что туман рассеется и вот-вот прозвучит любимый голос, окликнет ее. Появится Вольф верхом на коне, он протянет ей руку, а она поставит ногу на его ногу в стремени и птицей взлетит в седло впереди него. И они умчатся на зеленые холмы свободных земель её родины, чтобы слиться в древнем и прекрасном танце…

А в это время из-за куста ракиты за Ярой следила пара необычных глаз. Правый – голубой, как чистое безоблачное небо, а левый черный, как самая безлунная ночь.                                                                      


Глава 6



— Кто эта чужеземка? Почему она не сводила взгляда с моего павшего в бою мужа?!

Брунхильда была вне себя от ярости. Ещё не успели закончиться поминальные дни, а старшие сыновья покинули свою мать в это тяжкое для неё время! Не смерть Вольфа подкосила северянку, а её шаткое, неустойчивое положение, которое та сулила.

Может ли женщина в одиночку править Гёталандом? Почему бы и нет? За ней стоят сильные и уважаемые всеми сыновья Великого Вольфа, никто не посмеет оспорить её права. Но мужу Брунхильды поклялись в верности также и соседние правители, Северного Волка почитали от Дании и до самого северного предела обитаемой земли. Склонятся ли они теперь перед ней, его вдовой? Вряд ли. Намного вероятнее, что её попытаются свергнуть, чтобы занять место Великого Вольфа.

И как будто этого было мало, старшие сыновья Брунхильды — её гордость и опора — привезли с собой чужеземку с абсурдным и уродливым цветом волос, которую теперь не могут между собой поделить. Сначала северянка лишь отмахнулась от тревожного предчувствия, решив, что речь идёт об одной из рабынь, тех, что часто привозили с собой из заморских походов мужчины. В таком случае как Стэйн, так и Эйнар вольны брать её когда захотят и как захотят. Но вскоре Брунхильда поняла, что всё оказалось намного серьёзнее. Мать всегда чувствует своих сыновей лучше кого бы то ни было, и если Эйнар не шёл на разговор, то от Стэйна ей удалось кое-что узнать.

Она была уверена, что чужеземка не та, за кого себя выдаёт. Все эти древние сказания — не больше, чем байки, которыми воспользовалась безродная самозванка.

Она хочет возвыситься и улучшить своё положение, оттого и играет с обоими, добиваясь своих целей. А также Брунхильда не сомневалась в том, кого из двух братьев хитрая дева выберет в итоге. Что мог ей предложить Стэйн? Ничего, по сравнению с тем, какие перспективы перед ней откроются, прими она сторону Эйнара. А значит самой Брунхильде — истинной северянке — придётся уступить своё место. И главное, кому? Безродной выскочке, чужестранке, которая даже не знает истинных Богов!

— Ты тоже видела скорбь на её лице? — не переставала бушевать вдова Вольфа. — Будто это она потеряла мужа, а не я!

— Да, Брунхильда, я видела.

Женщина в шерстяной накидке склонила голову ещё ниже.

Откинувшись в резном кресле, вдова Вольфа перевела дух и взглянула, наконец, на ту, что стояла сейчас перед ней. Затем оглядела большую Залу с длинными деревянными столами и такими же лавками — именно здесь при правлении Великого Вольфа собирались и шумно пировали его воины с жёнами. И Брунхильда была в почёте, она была женой вождя! При мысли о своём муже она резко повернула голову, так что медные кольца в подвесках обрамляющих лицо зазвенели. Взгляд зацепился за пустующее кресло конунга — даже сейчас Его законное место хранило сильнейшую энергетику своего хозяина, это наводило страх и оцепенение. И Брунхильда уже второй день не могла осмелиться воссесть на Его место, будто невидимые силы не позволяли ей этого сделать.

— Ты всё ещё любишь моего сына? — поинтересовалась она невзначай у своей собеседницы.

От оброненных Брунхильдой слов женщина перед ней испуганно вздрогнула, подняв разные по цвету глаза.

— Да не дрожи ты так! Думаешь, я не заметила, как ты смотрела на Эйнара? С самого детства ты вздыхала, провожая его взглядом.

Наклонившись к Асе, Брунхильда торопливо зашипела свистящим шёпотом:

— Помоги мне убрать с дороги чужеземку, и я поддержу ваш с Эйнаром союз…

# # #

Северяне недолюбливали людей с черными волосами и такого же цвета глазами. Считали их врагами, сторонились их. С волосами Асе повезло — они были чуть рыжеватыми, а летом и вовсе выгорали почти добела. А вот с глазами всё было настолько плохо, что родись она на Севере, ее, должно быть, задушили бы ещё в младенчестве.

Когда-то Великий Вольф прибыл на её родные земли. Земли её предков, земли, независимость которых так и не удалось сохранить. Последняя избранная, что обещала встать на их защиту, однажды пропала без следа. Это подкосило вольный народ, как и самого правителя Севера, который долго искал её понапрасну. Гибель надежды — вот что чувствовала Аса, когда Яра их покинула. А однажды утром ушёл и сам Вольф, просто собрал своих людей и увёл их дальше на восток. Аса хорошо помнила, как Большой Фоки прощался с её матерью, обещая за ней вернуться сразу, как появится такая возможность. И не обманул. Месяц на небе два раза сменился полной луной, когда Вольф привёл к их берегам корабли. Много кораблей. Он забрал на север всех, кто хотел покинуть вольные земли, а таких оказалось немало. Среди них была и её мать. С тех самых пор размеренная жизнь Асы изменилась в одночасье.

Индегерда никогда её не баловала, а на новом месте ей и вовсе было не до дочери. Она стала женой Большого Фоки и нарожала ему детей, в то время как Аса всё больше была предоставлена самой себе. Девочка росла изгоем: взрослые её сторонились, дети дразнили и не принимали в свои игры. Впрочем, Асе и самой с собой было не скучно.

Когда она ходила в лес, деревья разговаривали с ней, грибы сами просились в корзину, целебные травки кричали о своей пользе, а птицы рассказывали о заморских землях и невиданных цветах. Со стороны людей она видела лишь насмешки и угрюмую настороженность. Поэтому девочка росла, избегая их. Зато она открыла в себе дар. Дар взаимодействовать с целебными травами, чувствовать их, различать их свойства по одному лишь виду. И это было для неё куда важнее, чем людская неприязнь.

Шли годы, и как-то раз, после очередной стычки с матерью, она набрела в лесу на древнее дерево. Не один век простояло оно, насыщаясь мудростью и силами земли.

Доброе улыбающееся лицо разглядела Аса на жёсткой коре с черными полосками и проплешинами. Она доверчиво прильнула к стволу, обняла его и попросила у дерева защиты и покровительства. А когда на следующий день пришла сюда же за свежими травами, увидела козу, привязанную к стволу.


Поразмыслив, Аса приняла это как знак. Она отвязала козу и не спеша направилась к заброшенной лесной землянке, которую заприметила уже давно и даже время от времени коротала там свои дни. Вскоре туда она перенесла и свои скромные пожитки, решив и вовсе уйти от городской суеты и зажить уединённо. Аса смастерила из веток небольшой сенник, куда складывала сухую траву для своей козы, а сама ютилась в землянке, где на протянутых верёвках сушила свои заветные травы.