Они лежали и смотрели друг другу в глаза, и шептали любовную песнь, и слушали, как бьются в унисон их сердца.

Шинид обняла его, притянула к себе в последних спазмах уходящего желания, уступавшего место приятной усталости. Она провела ладонью по его спине, запустила пальцы в его волосы и, когда он приподнял голову, поцеловала его. Он почувствовал, что щеки ее влажны от слез, и отстранился, чтобы взглянуть на нее.

— Не волнуйся, — прошептала она. — Это от счастья. Он поискал глазами ее глаза и смахнул соленую влагу с ее лица.

— Рыцарь Ричарда, рыцарь Ирландии, — провозгласила она, поднимая к небу его руку, — смотри и слушай: здесь рождается чудо.

Коннал огляделся. Огонь, синий, как море, окружил их кольцом. Язычки пламени становились все ниже, все слабее, и воздух был теплым и радужным от порхавших бабочек, и деревья в зеленых побегах простирали свои ветви к лунному небу. Он крепко обнял ее, любуясь картиной, открывавшейся его взору.

Она засмеялась, и он улыбнулся, посмотрел на нее и поцеловал, бережно, почтительно.

— Теперь ты моя навечно, — произнес он.

— Да, я твоя, любимый.

Нежно провела она ладонью по его щеке. Она видела, что сердце его открыто ей, и так будет всегда.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— Какие сладкие слова из уст той, что так любит говорить колкости, — хмыкнул он и поцеловал ее губы.

Коннал провел ладонью по ее спине, и тяжесть ее тела была ему приятна и сладка, как та любовь, что он питал к ней.


Аббатство Святой Екатерины

Вместе с Шинид Коннал вошел в темный холл аббатства. Дверь хлопнула от сквозняка, Коннал оглянулся и прикрыл ее.

Шинид поправила на нем плащ, пригладила волосы, а он смотрел на нее, тронутый ее заботой, и думал, куда подевался его гнев.

Он был смирен, как ягненок, когда вошел в аббатство, но настоятельница смотрела на него с откровенной враждебностью. Он забыл, как это бывает.

Сейчас он увидит Рианнон. Свою настоящую мать. Женщину, подарившую ему жизнь, а затем отдавшую младенца своей сестре. Она была рядом, следила за его взрослением и ни разу ни словом не обмолвилась о том, что он ее сын. Договор между сестрами был нерушим. Трудно представить себе, как Рианнон умудрилась сохранить эту тайну.

Невысокая, худенькая женщина сидела съежившись под черным балахоном. Белый плат монахини контрастировал со смуглостью лба, испещренного морщинами. Она была одних лет с Сиобейн, но если та все еще сохранила свою красоту, то с Рианнон время обошлось жестоко. Коннал смотрел и смотрел на свою мать и не знал, что руки его сжались в кулаки, пока Шинид не коснулась его пальцев. Он посмотрел на нее сверху вниз.

— Задавай свои вопросы, Коннал. Она много лет ждала возможности на них ответить.

Шинид отпустила его руку и подошла к хрупкой монахине, чтобы поправить плед на ее коленях, и вдруг ощутила дыхание смерти.

Рианнон посмотрела на нее и слабо улыбнулась. — Дитя Фионы, — произнесла она скрипучим старческим голосом.

Шинид согласно кивнула и погладила сухую, с тонкой синевато-бледной кожей руку женщины.

Рианнон перевела взгляд на мужчину, стоявшего позади Шинид.

Коннал услышал, как она вздохнула. В уголках ее глаз показались слезы, губы дрогнули. Он шагнул к ней, но остался стоять, не замечая, что Рианнон показала ему на кресло. Коннал бросил взгляд на Шинид и увидел, что она шевелит губами. Мгновение — и она исчезла, оставив мать с сыном наедине.

— Ты превратился в красивого, сильного мужчину.

— Но ты в этом не принимала участия.

Рианнон вздрогнула, и лицо ее исказила боль. Словно он ее ударил.

— Разве не я научила тебя читать? Кто играл с тобой, Коннал, когда твоя мать занималась делами?

— Почему ты так поступила?

Рианнон отвернулась и посмотрела на огонь в очаге. Голос ее был едва слышен:

— Меня сосватали за короля, человека старше меня втрое, но он умер к тому времени, как я приехала в его замок. Король послал за мной эскорт, и среди охраны оказался Патрик, капитан гвардейцев. Я влюбилась в него, и когда он захотел меня, я отдалась ему по доброй воле.

Коннал стоял у камина, сжимая кулаки, и пристально вглядывался в лицо своей матери, стараясь поймать ее на лжи. Взгляд ее был пуст, глазницы запали, кожа обвисла на худом теле. Она дышала с трудом, втягивая воздух с натужным свистом.

— Вскоре его вызвали назад, в замок хозяина. А я узнала, что беременна, и, поселившись в аббатстве, послала весточку Сиобейн. Она приехала сразу же и оставалась со мной все последние до родов месяцы, а потом, услышав о смерти Тайрона, мы поняли, что кланы скоро начнут междоусобную войну за право властвовать на наших землях. Нам нужен был вождь — наследник Тайрона. Мужа у меня не было, и друга, который мог бы защитить мою и твою честь, не было тоже. — Рианнон замолчала, пытаясь отдышаться. — В ту ночь, когда ты родился, мы с Сиобейн обо всем договорились. Ради наших кланов. И когда мы вернулись в Донегол, она объявила, что ты — ее сын.

— Почему ты меня бросила?

— Я не бросала тебя. Я всегда была с тобой.

— Как моя тетя! Подружка по играм!

— Я не могла стать для тебя матерью. Донегол терял свою власть. Тайрон поставил нас под удар, попытавшись убить короля Генриха, и после смерти мужа Сиобейн англичане поставили над нами рыцаря, который занял его место. Этим рыцарем был Гейлен. Он получил замок Тайрона, а заодно и его вдову, потому что именно он помешал Тайрону убить короля. Гейлен убил его в честном поединке, в котором представлял короля.

Взгляд Коннала говорил о том, что ему все это уже известно.

— Прекрасно, я вижу, что ты знаешь больше, чем я думала, но ты не знаешь того страха, что испытали мы. Ибо после смерти Тайрона кланы хотели видеть другого человека своим вождем, и началась война за власть. И все это в первую очередь отразилось на наших с сестрой судьбах. Но появился наследник, и война прекратилась. С момента твоего рождения Сиобейн правила пять лет от твоего имени и прекрасно справлялась со своими обязанностями. Она была великим вождем, и без тебя, без надежды на то, что наш род продлится, мы бы потеряли все, чего она добилась, когда погиб Тайрон, и война бы продолжалась еще не один год.

— Ты не можешь этого знать.

— Нет, мы все это знали.

Он не стал спорить, ибо в этом не было нужды.

— Когда Патрик вернулся, было уже слишком поздно. — Коннал услышал горечь в ее голосе. — Гейлен и Сиобейн жили счастливо. Патрик увидел тебя и сразу догадался, что ты его сын.

Конналу было плевать на Патрика и на всякие сантименты.

— Это не оправдывает тебя, Рианнон. Ты допустила резню, лишь бы его спасти. — Он не мог заставить себя назвать ее матерью. Она никогда не была его матерью. Сиобейн и Гейлен вырастили его, любили его и оправдывали даже тогда, когда он принимал неверные решения.

— Я была глупой, влюбленной женщиной. Я не думала, что когда-нибудь вновь увижу его. Из-за того, что он не заплатил за рождение сына, по законам Донегола он не мог остаться у нас. Он должен был умереть за то, что нарушил кодекс чести.

— Но его и так убили.

— И смертью своей он заслужил прощение. Каждый имеет право на это.

— Слишком поздно это произошло.

— Неужели ты думаешь, что я этого не понимаю? — Рианнон мучила одышка. Легкие ее, съеденные болезнью, с трудом пропускали воздух.

Коннал видел, что она тяжело больна, и вдруг проникся к ней сочувствием. Он встал перед ней на колени. Рианнон схватила руку сына.

— Я умираю, Коннал. Не спорь, я знаю.

Он и не собирался спорить. Она уже смирилась со смертью и ждала ее как желанного облегчения.

— Однажды я совершила глупость, но потом жестоко поплатилась за это. Поплатилась мукой каждый день видеть свое дитя и не сметь назвать его своим сыном. Мой нареченный умер, и я могла бы выйти за Патрика и жить с ним счастливо. Я сама виновата. Я не сказала ему о том, что жду от него ребенка, я не сказала ему о своей любви, пока не стало слишком поздно. Только Сиобейн знала мою тайну, а его я до сих пор люблю.

Коннал склонил голову и почувствовал, как сухая легкая рука легла на его голову.

— Ты любишь Шинид? Он поднял голову.

— Да, люблю. Она улыбнулась.

— И твой дар читать чувства людей окреп с годами. Я вижу. — Улыбка ее была такой же слабой, как и ее сердце. — Я тоже владею этим даром, это у нас в роду. Я умею постигать суть вещей. Скажи ей правду, пока не поздно. Признайся, пока не совершил ошибки, о которой будешь жалеть всю жизнь. Ведь жизнь без любви — это медленное умирание.

Коннал посмотрел на огонь, обдумывая ее слова. Шинид заслужила знать правду. Но признаться ей в том, что они уже женаты — женаты против ее воли? Это, значит, разрушить все, что они обрели.

— Ты можешь простить меня, Коннал?

Он встретился с ней взглядом. Еще пару часов назад он не собирался ее прощать, но сейчас что-то в нем изменилось. Любовь ослепляет, подумал он, и из-за любви люди совершают роковые ошибки. Но любовь порой оправдывает любой проступок. Так подумал Коннал и, надеясь на то, что Шинид простит его за обман, кивнул.

Рианнон вздохнула, и слезы полились из ее глаз. Она плакала беззвучно, впервые за много лет. Затем, откинув голову на спинку стула, она закрыла глаза и призвала смерть. Смерть прилетела на быстрых крыльях. Коннал почувствовал прикосновение ее крыла и молча ждал, сжимая хрупкую руку матери, пока Рианнон де Мюрроу упокоится с миром.

Шинид в это время гуляла во дворе аббатства. Она видела, как монахиня побежала за настоятельницей, видела, как обе с понурым видом поспешили в келью.

Коннал подошел к Шинид, тяжело ступая по каменным плитам. Подошел, молча обнял и долго не отпускал от себя.

— Она упокоилась с миром. Теперь и я спокоен. — Коннал посмотрел ей в глаза. — Спасибо за то, что указала мне путь, любовь моя. — Он прижался губами к ее лбу, вздохнул и повел ее к воротам.