— Эй, не уходи! Оставайся со мной! — Коннал помнил, как порой ему самому хотелось забыться и провалиться в беспамятство, когда Наджар трудился над ним, но что-то подсказывало ему, что если он позволит ей впасть в забытье, то она оттуда может и не вернуться.

Шинид с трудом подняла руку.

— Ты можешь воспользоваться своим волшебством? — спросил он.

Она покачала головой:

— Может… мать…

Мать ее была за десятки миль отсюда, и Коннал с ужасом понял, что бессилен удержать Шинид в мире живых.

Наджар выдернул стрелу из кровоточащей раны, и Шинид, не издав ни звука, лишь прогнулась ему навстречу в немой муке. Ни слезинки, ни стона. А потом она закрыла глаза и провалилась во тьму. Коннал звал ее по имени, осторожно тряс за здоровое плечо, но все без толку. Он решил, что теперь она никогда не очнется. Наджар быстро остановил кровь, надавливая на кожу так, что на теле у нее теперь наверняка останутся синяки. Он взял Коннала за руку и приложил его ладонь к ране, а сам тем временем стал готовить чистые бинты и все, что необходимо для наложения швов. Взяв обломок стрелы в руки, Наджар понюхал наконечник и нахмурился.

— Говори же! — приказал Коннал.

— Боюсь, он отравлен.

Коннал выругался.

— Пахнет дурно. Рана ее не убьет, но действие яда я остановить не смогу.

Конналу показалось, что мир накрылся траурным покрывалом. В этой мгле ему не найти дороги. Вытерев выступившие слезы, он наклонился над девушкой.

— Не умирай, Шинид, я запрещаю тебе умирать!

«Ах, Пендрагон, — услышал он голос у себя в голове, — тут ты не в силах мне приказывать. Встретимся в другой жизни».

— Нет! Не смей так со мной шутить! Ты нужна мне здесь, живая!

Тихий смех был ему ответом. Ответом из мира счастья и света, где нет ни крови, ни боли.

— Шинид, не уходи! — умолял он срывающимся голосом. Наджар присыпал рану, затем собрался ее зашить.

— Не зашивай! Не оставляй в ней отраву! — прозвучало у него за спиной.

Коннал поднял глаза и заморгал, ошеломленный. Высокий мужчина в меховой накидке и меховых штанах, но с обнаженной мускулистой, покрытой шрамами грудью воина стоял в центре комнаты. Коннал нахмурился. Он не мог его знать, и в то же время в этом человеке угадывалось что-то знакомое. Что-то подсознательно знакомое. Спрятанное слишком глубоко, чтобы так просто вынырнуть на поверхность. Черные блестящие волосы с седыми прядями ниспадали на плечи, заплетенные в косы по старому обычаю, закрывая почти неестественно синие глаза. Эйрин Фениан, понял Коннал, легендарный ирландский вождь, один из самых сильных колдунов Ирландии. За пояс его были заткнуты нож и топор, слева на боку висел меч.

Король Рори побледнел при виде его, а Коннал даже не успел подивиться тому, как мог попасть сюда этот человек. Незнакомец, не спрашивая разрешения, подошел к кровати и, властным жестом отстранив Надара, склонился над раненой.

— Мог бы и сам догадаться, О'Рурк.

— Кто ты такой и какого черта…

Коннал бросил взгляд на Рори, который неподвижно стоял у очага.

— Это Куинн, — ответил Рори. — Первенец королевы Эгрейн.

Брат Фионы, дядя Шинид. Теперь он понял, почему мужчина показался ему знакомым — он напоминал Фиону, только выглядел намного старше.

— Помоги ей.

— Для этого меня сюда и вызвали.

— Кто вызвал? — удивился Коннал. Впрочем, он мог бы и не спрашивать, ответ был очевиден.

— Мать ее меня вызвала, парень. Рана Шинид — ее рана, и сейчас она истекает кровью так же, как в свое время мать ее, Эгрейн, истекала кровью за свою дочь.

— Но Шинид от этого не легче!

— Тихо! — Куинн отложил в сторону свой меч, опустился перед Шинид на колени и спросил шепотом: — Ну что, сдаешься, трусишка?

Из груди ее вырвался то ли вздох, то ли стон, но и этот тихий звук породил у Коннала надежду.

— Никогда не думал, что ты позволишь такой пустяковой ране одолеть себя, — проворчал он, и Коннал увидел, как пальцы Шинид, бессильно повисшие, сжались в кулак.

Куинн попросил принести таз чистой дождевой воды, и Коннал, поставив его перед колдуном, собрался отойти в сторону.

— Нет, Коннал, ты останешься, остальные должны уйти.

Рори молча пошел к двери, Наджар следом, и когда они остались одни, Куинн приказал Конналу положить руку на ее рану.

Коннал колебался, боясь причинить ей боль.

— Ей нужна сила, а я слишком стар и слаб, чтобы дать то, что ей нужно.

Куинн насыпал в воду из кожаного мешочка, висевшего на поясе, какой-то порошок, трижды перемешал, рассекая воду в форме звезды, и произнес заклинание:

— Силы единые, древние и сильные, стихии жизни, придите ко мне. — Он поднес воду к ее губам. — Испей от чистого света, испробуй силу на вкус. Смой яд, очисти рану в этот самый час. — Куинн вылил остаток воды на руку Коннала. С его ладони жидкость полилась на рану Шинид. — Возьми силу у этого воина, сделай мощь его чистой и светлой. Именем земли, именем гор, излечи нашу королеву эльфов и фей. — Куинн прижал ладонь Коннала к ране, и Шинид застонала от боли.

Коннал попытался ослабить давление, но Куинн крепко держал его за запястье. И тут началось странное. Коннал понял, что не может пошевельнуться, что ладонь его словно бы погрузилась в тело Шинид. Он понимал, что причиняет ей боль, но сделать ничего не мог, как не мог оторвать взгляда от Куинна.

— Повелительницы небес, земли и света, повелительницы вод и огня, придите сюда сейчас по моему зову. Кровь в ее крови. Сердце в ее сердце. — Глаза Куинна излучали странный свет, сначала яркий, потом он начал тускнеть, как догорающий уголь в костре. — Так говорю я, так тому и быть, — произнес Куинн и растаял в дыму.

Коннал удивленно моргал. По руке его прокатилась дрожь — будто он ударил мечом по камню. Дрожь шла от ладони вверх, к плечу. Ощущение не было болезненным, просто странным. Голова слегка кружилась, словно от нехватки воздуха. Он прерывисто вздохнул, посмотрел на Шинид. Кожа на руке стала вдруг хрупкой, как стекло, и в то же время, как стекло, твердой. Сердце застучало медленнее, замедлилось и дыхание. Ему казалось, что он чувствует Шинид в себе, словно ее кровь бежала по его жилам.

И тогда сердцебиение его возросло, и возрос страх.

И так же быстро все замедлилось, и на глаза набежала дымка, и все ощущения притупились. Он не знал, сколько пробыл в таком состоянии, сидя возле нее, безжизненной, прижав ладонь к ее ране.

Дым рассеялся. Куинн по-прежнему был тут. Коннал поднял на него глаза. Колдун пристегнул к поясу меч и собрался уходить.

— Ты посмеешь оставить ее вот такую?

— Я сделал все, что мог, парень. — Чародей усмехнулся. — Остальное сделаешь ты.

Коннал почувствовал, что теперь может отвести руку от раны. Кровь Шинид текла у него с пальцев. Она дышала все так же слабо и неровно, но кровотечение прекратилось. Коннал перевел взгляд со своей ладони на Шинид, потом посмотрел туда, где только что стоял Куинн. Волшебник исчез.

— Дьявольщина, — пробормотал Коннал и привстал с постели. Но тут комната закачалась, и он чуть не упал. Благо, таз с водой находился поблизости и ему не пришлось идти далеко. Коннал опустил ладонь в воду. Вода окрасилась в розовый цвет, и только тогда он заметил на ладони серпообразный шрам. Шрам, которого прежде не было.

«Должно быть, я поранил руку во время схватки, — подумал он. — Но это странно — ведь я не чувствовал боли». Вылив воду из таза, он налил из ведра свежей и, поставив таз рядом с кроватью, принялся влажной тканью стирать кровь с плеча Шинид.

Под слоем запекшейся крови рана ее оказалась глубокой.

И имела форму молодого месяца.

Король Рори О'Коннор находился здесь, в комнате, и мимо него сновали слуги со свежей водой, чистой тканью и едой. Коннал по-прежнему оставался на своем посту. Он не отходил от Шинид вот уже двое суток. Он даже головы не поднимал: все, что он хотел увидеть, он видел и так. Коннал ждал перемен и следил за дыханием больной, за тем, как вздымалась и опускалась ее грудь.

Рори закрыл дверь, и в комнате наступила тишина. Непривычная тишина. С момента прибытия гостей все в замке ходили на цыпочках, и дело было не в присутствии английских солдат и рыцарей, а в том, что здесь умирала Шинид. Рори не хотелось даже думать о том, что с ними станет, если она умрет.

— Как она, милорд? — тихо спросил король, подходя ближе.

Коннал усмехнулся:

— Я полагаю, ваше величество, что мне подобает обращаться к вам таким образом, но вам называть меня «милорд» не пристало.

— Я король потому, что мне дана королевская власть, но ты милорд по праву рождения.

«Нет, только не это!» — мысленно простонал Коннал.

— Я помню девочку, — задумчиво проговорил король, глядя на Шинид, — девочку, которая жадно любила жизнь. Я помню девочку, едва не ставшую женой О'Брайана.

Как ни мало сказал король, Коннал видел, сколько чувства стоит за скупыми словами.

— Тогда за нее готовы были вступиться не меньше дюжины кланов, но отец ее решил, что справится сам.

Дункан, Рори… Кто еще из них готов был пойти войной на человека, разбившего сердце Шинид? Коннал знал, что будь он там, тоже встал бы под боевые знамена.

— Я его понимаю, — продолжал Рори, — ибо у меня у самого три дочери, и все три рыжие.

Коннал тихо засмеялся, но смех был невеселым.

Рори взял Коннала за руку и оттащил от кровати к накрытому столу. Коннал не мог смотреть на пищу. Надежда его таяла с каждым часом. Дыхание Шинид было столь слабым, что ему порой приходилось прижимать руку к ее груди, чтобы проверить, дышит ли она еще.

— Случись у тебя такое, и я бы тоже предложил свою помощь, О'Рурк.

— Не надо.

«Надежды в нем столько же, сколько гнева», — подумал Коннал, но долго размышлять о том, какие чувства испытывает другой, он не мог. Конналу и так хватало переживаний.

— Я могу насчитать с десяток вождей, кто с радостью пошел бы вместе со мной против англичан, но силы наши разрозненны: нет сильной руки, способной объединить всех, и ты ничего не можешь с этим поделать.