— Вы позволите, сэр Брейнор, переговорить нам с Пендрагоном наедине?

Брейнор взял у Коннала флягу, недоуменно пожал плечами и отъехал в сторону.

— Какие-нибудь проблемы, миледи?

— Никаких. Я только хотела узнать, почему мы направляемся на юго-запад, вместо того чтобы держать путь строго на юг?

Коннал искоса взглянул на нее и непроизвольно зябко повел плечами. Интересно, как давно она это заметила? Шинид задумчиво окинула его взглядом.

— Похоже, мы едем в аббатство. Ты хочешь навестить свою тетушку Рианнон?

— Да, я хотел выразить ей свое почтение. Шинид кивнула, соглашаясь.

Если бы она знала, что вовсе не почтение своей тетушке собирался выразить Коннал своим визитом. Он собирался устроить ей допрос. Выяснить, наконец, почему она бросила его младенцем. Зачем сделала так, что вся его жизнь стала сплошной ложью. Как всегда, когда он думал об этом, гнев черной лавиной накатывал на него, и Коннал надеялся, что долгие годы тренировки не пропали даром и лицо его не отразит того, что происходит в его душе. С самого младенчества и до того памятного дня, когда отчим его, Гейлен Пендрагон, произнес те ненавистные слова, Коннал был уверен, что Сиобейн была его матерью, а лорд Тайгеран — его настоящим отцом. Тайгеран умер еще до его рождения, он был убит Гейленом в поединке, когда Гейлен призвал Тайгерана к ответу за преступления, совершенные против Генриха Английского. К счастью, Сиобейн долго не знала, от чьей руки погиб ее муж, но когда ей случайно стало об этом известно, ее только-только зародившееся чувство к Гейлену едва не умерло. Так думал Коннал вплоть до того дня, когда, через год после посвящения в рыцари, он узнал всю правду. Итак, он, оказывается, был плодом совокупления простого ирландского воина с женщиной, которую он знал как тетю Рианнон. И еще узнал, что, когда он был ребенком, Рианнон спровоцировала резню, в которой погибло немало людей. И сделала это с одной целью — не открыть Гейлену и Сиобейн настоящего имени своего любовника.

Вот тогда-то Коннал и решил стать крестоносцем, чтобы бежать от людей и из страны, где он испытал позор.

Он не имел права называться ирландским лордом, даже если правду об этом знали лишь его приемные родители.

Он был сыном предателя и убийцы. Человека слабого настолько, что он смог убить своих соплеменников по приказу Локлана О'Нила. Он был сыном женщины, которая с радостью выдала своего ребенка за наследника клана О'Рурков, вместо того чтобы самой воспитывать его и заботиться о нем. Этот обман был совершен ради их клана, как заявила ему Сиобейн. Клану нужен был предводитель мужчина, и хотя она и правила сама, но делала это от его имени.

Коннал много лет хранил эту постыдную тайну. Он понимал, что узнай кто-нибудь о том, что он был сыном простого воина, все, чего он достиг, пошло бы прахом. И в первую очередь доверие и уважение короля Ричарда. Для него самого не имело значения, был ли освящен церковью союз его родителя или нет, ибо в Ирландии понятия «бастард» не существовало, но в Англии дело обстояло совсем иначе. — Пендрагон?

Он метнул на Шинид недобрый взгляд. Вообще-то он привык к тому, что она его так называла, но после прошлой ночи желание поскорее пересечь границу, отделявшую формальное «Пендрагон» от интимного «Коннал», стало навязчивой идеей.

— Я вижу глубокую печаль на твоем лице.

В голосе ее прозвучало нежное участие, не более того, но в душе его что-то шевельнулось.

— Есть о чем подумать, — уклончиво ответил он, и лицо ее омрачилось.

— Рианнон будет рада увидеть тебя, хотя она уже давно никого не принимает.

— Я знаю.

Уйдя в монастырь после известных событий, его мать дала обет молчания. Она даже его отказалась принять, когда он явился к ней в монастырь в первый раз.

— Почему бы тебе не поехать к ней одному, а мы все не спеша отправились бы на юг. Ты легко нагнал бы нас после встречи с тетей.

Коннал уже обдумал такую возможность. Догадывается ли Шинид о том, насколько тяжелый ему предстоит разговор с Рианнон?

— Я не оставлю тебя и моих людей ради… своих дел. Шинид вздохнула.

— Насколько, должно быть, утомительно постоянно думать о том, чего от тебя ожидают другие, вместо того чтобы понять наконец, чего ты хочешь сам.

Коннал, похоже, обиделся.

— Ты ничего обо мне не знаешь.

— Ну так расскажи, чтобы я знала.

Коннал задумался. Слишком много было в его давнем и недавнем прошлом такого, о чем ей не следовало знать. Зачем ей знать о том, каким презрением проникся он к своему отцу, когда Гейлен взвалил на еще не окрепшие плечи юноши семнадцати лет от роду горькую правду о его рождении…

Зачем ей знать о том, что он думал и чувствовал, убивая своих соотечественников по приказу своего командира, и как долго потом мучился, раскалываясь надвое: чувство долга против зова крови? Как винил в двойственности своей натуры презренного родителя… Немало было всякого в Сирии, на Кипре, в Святой земле — убийства, резня. Руки его были обагрены кровью, в том числе кровью невинных. При мысли об этом ему становилось тошно от собственной низости. Коннал закрыл глаза и покачал головой.

Она накрыла его руку своей, когда он, проезжая мимо дерева, машинально обломил с него ветку. Коннал вскинул голову и встретился с ней взглядом. Зеленые глаза его сверкали от ярости, и Шинид невольно отшатнулась. Этот гнев, эта ярость заставили ее вспомнить иные глаза, тоже зеленые и тоже полные гнева, и ей стало страшно.

Но гнев в его глазах погас так же быстро, как загорелся, и та быстрота, с какой он сумел себя обуздать, несколько умерила ее испуг.

— Когда Ирландия тебя потеряла? Коннал потер щеку.

— Я не знаю.

Они отъехали на несколько ярдов вперед от основной группы, чтобы побыть наедине.

— О чем ты мечтаешь? — тихо спросила она. — Нет, я не хочу слышать о том, чего хочет от тебя король… Чего хочешь ты, ты сам?

Он встретился с ней взглядом. И этот взгляд, словно легкокрылый мотылек, порхал над ее лицом, восхищаясь ее красотой.

— Тебя, — еле слышно ответил он.

Она не стала возражать, лишь уголки ее губ слегка дрогнули в улыбке.

— Меня ты хочешь для короля и для утоления похоти. А похоть в расчет не принимается.

— Я… Я знаю, как ты смотришь на этот брак… Помолчи, женщина, дай мне закончить.

Шинид, поджав губы, кивнула.

— Я тоже не обрадовался, когда прочел приказ, но свой долг я выполню.

Шинид, судя по выражению ее лица, готова была его растерзать.

— Ты хоть раз можешь выслушать меня до конца? — чуть повысив голос, обратился к ней Коннал, правильно угадав ее намерения. — Или тебе непременно надо постоянно меня оскорблять?

— Я ни слова не сказала!

— Но ты смотришь на меня так, будто готова раздавить меня за одно то, что я говорю об этом браке с позиции долга.

Она улыбнулась: Коннал был прав.

— Прости меня, продолжай.

— Я никому не желаю зла, Шинид, особенно тебе. Мне многое надо сделать здесь: для короля, для Ирландии… Нет! — Он предупредительно поднял руку. — Ты обещала не перебивать. Клятвы, подписанные вождями, защитят Ирландию, наш народ. Если Ирландия не покорится Ричарду, принц Иоанн может развязать войну — войну ради тех, кто хотел бы истребить всех ирландцев и все ирландское. То, что Ричард приказал нашим семьям объединиться посредством брака, — залог того, что он сдержит обещание не нарушать мира в Ирландии. А поддержка вождей поможет вывести нашу страну из-под контроля принца Иоанна.

Шинид молчала, внимательно наблюдая за выражением его лица.

— Я понимаю, Пендрагон. Я способна увидеть выгоды объединения вождей при помощи клятв верности и объединения семейств при помощи брака. Когда ты попросишь меня, я помогу тебе, чем смогу, но ты так и не сказал мне, чего хочешь ты…

Он погрузился в синеву ее глаз, словно нырнул в чистые воды озера, способные утолить его жажду. Он пил эту синеву, и сердце его сильно билось в груди.

— Мира. И чтобы родина приняла меня с любовью. — «И ты тоже», — добавил он про себя.

— И я желаю того же, но что касается Ирландии, едва ли она сможет принять тебя с любовью без принуждения, ибо ты думаешь как англичанин и поступаешь как англичанин. И служишь английскому королю. Нет, я не прошу тебя предать твоего короля, я и сама бы никогда так не поступила, ибо и я знаю английский закон и должна считать твоего короля своим, но разве надо являться на родину так, будто ты собираешься взять ее силой? — Шинид махнула рукой в сторону рыцарей в английских доспехах.

— Война — часть нашей жизни, но я верю, что смогу нас защитить.

Она слегка подтолкнула его локтем.

— Да я тоже нисколько в этом не сомневаюсь, ты, упрямый буйвол.

Коннал усмехнулся:

— Ричард приказал мне прибыть сюда с армией, Шинид. Ему кажется, что демонстрация силы послужит серьезным предупреждением шакалам Иоанна.

— Или еще больше их разозлит.

Последний звук не успел слететь с ее губ, как у них над головой просвистела стрела и вонзилась в бедро оруженосца Коннала.

Парень застонал и покачнулся в седле.

— К бою!

Рыцари встали кругом бок о бок. Коннал выхватил меч.

— Шинид, в круг! — приказал он, прикрываясь щитом. Шинид кивнула и проскользнула в центр круга. Схватка была яростной, но те, кто напал на Коннала, оказались слабее его людей. Люди Коннала были выше и физически крепче, к тому же годы крестовых походов отточили их воинское мастерство. Нападавшие начали отступать, оставив после себя на снегу дюжину мертвых тел. Стрелы летели, вонзаясь в плоть. Клинки отсекали головы. Крики и стоны не умолкали.

Шинид казалось, будто каждая стрела, каждый удар клинка отражаются на ней тоже. Солдат Пендрагона, ближайший к ней, упал замертво, кровь его окрасила снег. Коннал подался вперед. Он хотел подойти и помочь товарищу, но и ее оставить не мог.

— Забудь обо мне, — шепнула Шинид, — я исчезну.